Основы политико-просветительной работы - Надежда Крупская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ленин вместе с Плехановым и другими повел яростную борьбу с этим презрением к теории. «Без революционной теории не может быть и революционного движения»[103], — писал он тогда (в 1902 г.). И семнадцать лет спустя Владимир Ильич повторял ту же мысль: «Теория марксизма, освещенная ярким светом нового, всемирно-богатого, опыта революционных рабочих, помогла нам понять всю закономерность происходящего. Она поможет борющимся за свержение капиталистического наемного рабства пролетариям всего мира яснее сознать цели своей борьбы, тверже идти по наметившемуся уже пути, вернее и прочнее брать победу и закреплять победу»[104]
Перед политпросветами стоит задача ознакомления масс с основами марксистского миросозерцания.
Необходимо широкое ознакомление масс с науками естественноисторическими. Значение этих наук высоко расценивалось Марксом и Энгельсом. Точно также Герцен в свое время писал: «Без естественных наук нет спасения современному человеку». Писарев не менее высоко расценивал их значение. Естественные науки, по его словам, сообщают человеку трезвость и неподкупность мышления, требовательность по отношению к своим и чужим идеям, силу критики, которые сопровождают этого человека за пределы избранных им наук и кладут свою печать на все его рассуждения и поступки. У масс громадный интерес к этим наукам. Они вырывают почву из-под религиозного миросозерцания и являются лучшей формой антирелигиозной пропаганды.
Необходимо также поднимать систематически интерес к технике. В Англии выходят книжки под названиями «Романтика химии», «Романтика механики», «Романтика земледелия» и т. п., пользующиеся очень большим успехом. Цель их — разбудить интерес к различным отраслям науки, показать достижения, показать перспективы. В стране индустриализирующейся пробуждение такого интереса в широких кругах молодежи прямо необходимо.
Я не стану говорить о необходимости пропаганды основ марксизма, о возможно широком распространении марксистской оценки и исторического прошлого и явлений современности — это основная задача нашей пропаганды.
Формы пропаганды весьма различны.
Пропаганда ведется устно — путем всякого рода бесед, лекций.
Другая форма пропаганды — это пропаганда через печатное слово: через газету, брошюру, книгу.
Третья форма пропаганды — показательная пропаганда: через экскурсию, выставку, музей, кино, инсценировку.
Постановка лекций имеет громадное значение. К сожалению, это дело недостаточно систематически у нас налажено. Теперь оно получило сильный толчок благодаря радио. Через радио можно сделать доступными жителям самой отдаленной, самой глухой деревни лекции лучших лекторов, речи лучших ораторов, лучших популяризаторов. В былое время за пропаганду брались зачастую люди, сами плохо разбирающиеся в вопросах, люди, не умеющие ясно излагать своих мыслей. Понятно, рабочие неохотно слушали таких пропагандистов. Л между тем при отсутствии газет, книжек и брошюр (рабочих и крестьянских газет тогда не было, марксистские брошюры печатались нелегально и ' потому могли иметь очень ограниченное распространение) спрос на устную пропаганду был особенно велик. У партийных организаций не хватало пропагандистов — рабочие были недовольны. Помню, как в 1905 г. к нам заграницу приехала молоденькая агитаторша из Одессы и негодовала: «Рабочие у нас требуют пропаганды, а мы говорим: «Мы можем давать только агитацию!» Вполне понятно, что после событий Девятого января рабочие страстно хотели осмыслить все события, узнать, как борются рабочие других стран, к чему приведет борьба.
Революция 1905 г. раздвинула на время рамки пропагандистских возможностей — появились рабочие газеты, в книжных магазинах появились наскоро переведенные и изданные брошюры Маркса, Энгельса, Бебеля, Цеткин и других социалистов. Все это раскупалось нарасхват. Пропаганда повелась открыто в стенах университетов, различных клубов и т. д. Открылись так называемые «легальные возможности» пропаганды. После 1905 г. правительство вновь старалось загнать пропаганду в подполье, но до конца этого ему не удалось сделать.
Теперь у нас — при рабоче-крестьянской власти — широчайшие возможности пропаганды: к нашим услугам величайшее в мире издательство — Госиздат, в наших руках радио, кино, тысячи пропагандистов, масса помещений. Вопрос теперь в том, чтобы научиться использовать все имеющиеся в наших руках возможности и превратиться в знающий, образованный народ, подняться на небывалую культурную высоту. Мы должны над этой задачей напряженно работать. Образование пока что в нашей стране минимальное, но возможности учиться громадные.
В своей речи на IV конгрессе Коминтерна от 13 ноября 1922 г. Владимир Ильич говорил: «Мы теперь только получили возможность учиться. Я не знаю, как долго эта возможность будет продолжаться. Я не знаю, как долго капиталистические державы предоставят нам возможность спокойно учиться. Но каждый момент, свободный от военной деятельности, от войны, мы должны использовать для учебы…
Вся партия и все слои России доказывают это своей жаждой знания. Это стремление к учению показывает, что важнейшей задачей для нас является сейчас: учиться и учиться»[105].
Несколько месяцев спустя, в статье «Лучше меньше, да лучше» Владимир Ильич опять подчеркивает ту же мысль: «Нам тоже не хватает цивилизации для того, чтобы перейти непосредственно к социализму, хотя мы и имеем для этого политические предпосылки»[106].
Надо отдать себе отчет в том, что широко поставленная пропаганда в нашей стране должна идти рука об руку со школьной учебой и детей, и подростков, и взрослых. Нужно не только ликвидировать безграмотность в стране в возможно более короткий срок, не только осуществить всеобщее обучение детей и подростков — надо покрыть страну густой сетью школ взрослых различного типа. Но обо всем этом будет у нас речь идти особо.
Наряду с поднятием дела учебы, увязывания этого дела с развитием пропаганды необходимо, чтобы пропаганда ориентировалась на уровень знаний, на уровень подготовки масс.
У нас в рабоче-крестьянском государстве, может быть, острее, чем где бы то ни было, стоит вопрос о популярности литературы и о популярности лекций — острее потому, что нам необходимо приблизить знания, приблизить науку к массе.
Что значит писать популярно?
Это значит писать просто, без сложных, запутанных фраз. Это значит употреблять как можно меньше иностранных слов и ученых терминов. Это значит не делать ненужных отступлений, не переполнять книжку массой рассуждений, а деловым образом излагать суть дела. Это значит говорить и писать, иллюстрируя свою мысль примерами.
Очень часто неопытный популяризатор воображает, что книжка станет популярнее, понятнее, если он побольше «вкрутит» туда разных словечек и прибауток. Это не сделает книжку понятнее. Часто бывает и так, что желающий написать популярную книжку начнет приводить такие сравнения, которые не правильны, дает «ради простоты» такие объяснения, которые не правильны с научной точки зрения. Получается не популяризация, а вульгаризация.
Вопрос, как писать популярно, должен быть тщательно разработан. По-настоящему, нужно бы создать при одном из вузов лабораторию популяризации, где молодежь училась бы искусству ясно, четко излагать массам нужные истины, а вместе с молодежью училась бы этому и профессура. Пока что надо бы образовывать с этой целью кружки.
Дело до крайности необходимое.
В заключение остановлюсь на показательной форме пропаганды и особенно на самом могучем орудии пропаганды — кино.
У человека, имеющего постоянно дело с материальными ценностями — у инженера, агронома, рабочего, крестьянина, — складывается особый тип мышления: человек мыслит не столько логическими рассуждениями, сколько живыми образами. Живой образ для такого человека часто убедительнее длинных логических доказательств. Рабочая и крестьянская масса мыслит обычно образами, поэтому так убедительны для нее выставка, музей, инсценировка, картина, кино.
В прежние времена, когда я работала учительницей в воскресной школе, мне постоянно приходилось наблюдать правильность этой точки зрения. Часто бывало так: доказывает естественник — долго говорит, читает лекцию, старается логическими доводами доказать рабочим какую-нибудь естественноисторическую мысль; потом спрашиваешь рабочего, а он говорит: «Да кто их знает? Господа много тут навыдумали, разве им можно верить?» А с другой стороны, приходилось наблюдать следующее: захожу однажды в читальню, вижу почтальона (он обыкновенно приходил по воскресеньям в читальню и брал читать Новый и Ветхий завет), вижу его в полном недоумении. Он начинает говорить вслух: «Вот, — говорит, — какая вещь — ходили на экскурсию, и вы подумайте, гусеница — под цвет сучка, другая — под цвет листьев. И это ученые заметили! Раз они это увидали, значит, и в другом им можно поверить». Для человека длинные рассуждения казались неубедительными — ему казалось, что это только господская выдумка, — но, когда он увидел на живом примере подтверждение сказанного, ему показалось все чрезвычайно убедительным.