Отряд отморозков. Миссия «Алсос» или кто помешал нацистам создать атомную бомбу - Сэм Кин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем временем мужчина, который женился на Ирен, вскоре после отъезда семьи ушел в Париже в подполье, скрываясь под личиной электрика по имени Жан-Пьер. Он ночевал у разных друзей, постоянно меняя адреса, а днем, изображая крестьянина, украдкой бродил с удочкой вдоль Сены и встречался с другими бойцами Сопротивления. Они обменивались слухами о вторжении союзников и репрессиях немцев, а также передавали друг другу листы с проектами самодельных гранат и примитивных противотанковых ракет, готовясь к предстоящей битве за Париж.
Долго ждать им не пришлось. В августе, когда армии союзников приближались к Парижу, город клокотал, как вулкан Этна, и 19 августа наконец взорвался. Больше не прячась, Жолио побежал в префектуру полиции, таща с собой два чемодана, полные химикатов. Он взял с собой троих мужчин, которые, сняв из-за жары рубашки, принялись за изготовление коктейлей Молотова. Эти «коктейли» обычно представляют собой очень простое оружие: бутылки с бензином и тряпки вместо запалов. Жолио, конечно же, изобрел нечто посложнее. Вместо обычного бензина он для усиления взрывной мощности велел своим помощникам смешивать серную кислоту с бертолетовой солью; они также обернули каждую бутылку тряпкой, вымоченной в растворе бертолетовой соли. Им повезло: в их распоряжении оказалось множество бутылок, потому что любящий вкусно поесть глава коллаборационистской полиции Парижа держал в подвале префектуры огромный запас шампанского. Полуголые парни принялись выливать его, наполняя бутылки своим жгучим напитком и перетаскивая готовые бомбы на крышу.
Время их применить пришло через несколько дней, когда поблизости началась стрельба. Несколько тысяч французских полицейских забаррикадировались в префектуре и, когда 23 августа к зданию подъехали три немецких танка, забросали их коктейлями Жолио. По некоторым сведениям, Жолио находился в гуще событий, тоже швыряя бутылки; другие утверждают, что он бегал по улицам с пистолетом, чтобы забрать из своей лаборатории еще реактивов. Кто-то слышал, как он кричал: «Я видел, как боши падают, будто марионетки в ярмарочном кукольном театре!» Как бы то ни было, нобелевский лауреат не посрамил свою страну в этих партизанских стычках, и, когда дым рассеялся, выяснилось, что полиция остановила танки, не прибегнув почти ни к чему, кроме изобретательной химии.
Однако приключения Жолио на этом не закончились. Потому что когда он, взволнованный и усталый, вернулся после выигранной баталии в свою лабораторию, то обнаружил, что его ждет странное сообщение. Кто такой, черт возьми, Борис Паш? И зачем ему понадобился Жолио?
Глава 46
«Молния-А»
Впервые познакомившись с Сэмюэлом Гаудсмитом, Борис Паш проникся к нему презрением. Сэмюэл Гаудсмит же просто испугался Бориса Паша.
В сентябре 1943 г. Гаудсмита направили в Англию для устранения неполадок в американском радиолокационном оборудовании. Ему только что исполнился 41 год, он начинал седеть и толстеть; на губах у него бродила все та же застывшая улыбка, хотя сам он уже отнюдь не был тем стройным крутым парнем с копной волос, что когда-то открыл квантовый спин. Тем не менее за границей он легко находил общий язык с молодыми военными, помогая им чинить радары днем и пьянствуя с ними по вечерам.
В апреле 1944 г., после полугода в Англии и недолгого пребывания в Массачусетском технологическом институте, Гаудсмит был вызван в Вашингтон для получения нового задания; он подозревал, что это будут сверхсекретные радарные разработки. Армия поселила его в отеле, что произвело на Гаудсмита впечатление, поскольку во время войны свободные номера в столице было трудно найти и еще труднее оплатить. Около недели он дожидался инструкций и наконец позвонил, чтобы узнать, в чем дело. В Пентагоне его отшили. (Вы не представляете, как здесь все загружены.) Он прождал еще неделю – ничего. Потом еще одну. Уже сердясь, он позвонил еще раз и получил очередную отговорку. (Мы свяжемся с вами, когда нам будет удобно, Сэм.) Такая задержка казалась ему унизительной: они что, думают, ему нечего делать? Он очень хотел, чтобы ему было что делать.
Задержка, разумеется, не была случайностью. Военная разведка поместила Гаудсмита под колпак, прослушивая его телефон в отеле и следя за ним по всему городу, чтобы узнать, не встречается ли он с какими-нибудь подозрительными субъектами. (За Мо Бергом, скорее всего, тоже наблюдали, пока он торчал в Вашингтоне.) Очевидно, Гаудсмит прошел испытание, и в мае его наконец вызвали к генералу Гровсу в Пентагон.
Гаудсмит все еще полагал, что будет заниматься радарами, но заместитель Гровса быстро развеял его заблуждения. Задание оказалось куда более серьезным – ядерный шпионаж. Гаудсмит впервые услышал о миссии «Алсос», когда узнал, что будет одним из ее руководителей. Затем заместитель Гровса заставил его принести присягу на верность Соединенным Штатам.
Позже Гаудсмит утверждал, что так и не понял, почему его выбрали научным руководителем «Алсоса». Если учитывать его исследовательский опыт и знакомство с Европой, это было некоторым лукавством, но все же для кураторов миссии он определенно не был первым кандидатом. Из-за оплошности канцелярии Гаудсмит случайно увидел копию своего личного дела, где содержалась нелицеприятная оценка его плюсов и минусов. Плюс: он знаком с ядерной физикой. Минус: «его имя не добавляет миссии престижа». Плюс: его дружба с немецкими учеными может помочь получать информацию. Минус: он отличается раздражительностью и бестактностью – оба эти качества являются недостатками в разведывательной работе. Другие «за» либо были едва ли не оскорбительными («доктора Гаудсмита рекомендовали в основном потому, что он сейчас не занят»), либо всерьез пугали (раз он ничего не знает о Манхэттенском проекте, то не сможет выдать под пыткой какие-либо секреты). Все это не слишком укрепило его уверенность в себе.
Не укрепила ее и встреча с Борисом Пашем. Паш специально прилетел из Европы в Вашингтон, чтобы встретиться с Гаудсмитом, но не скрывал своего скептицизма по поводу включения в состав миссии кабинетных ученых. Паш называл их волосатиками, радикалами и выражал сомнение, что они не сломаются на передовой. Гаудсмит был полностью согласен: он тоже думал, что сломается. Как вспоминал впоследствии Паш, Гаудсмит признался, что «предпочитает удобства цивилизации и тишину мирной лаборатории, а не кланяться под пулями противника или прыгать с парашютом в тыл врага не входит в число его увлечений». Паш только посмеялся: «Я обещал, что, если нам придется прыгать, я пойду первым и подготовлю мягкое приземление».
Как бы то ни было, Гаудсмит проглотил свои возражения и в день высадки в Нормандии отправился в Лондон, где располагался небольшой вспомогательный филиал «Алсоса». Там он провел несколько месяцев, собирая досье на французских и немецких физиков – своеобразную сводку научных правонарушений – и тщательно изучая последние разведданные. Для предстоящей отправки на фронт он упаковал вещи согласно зловещему списку: каска, шерстяные кальсоны, противогаз и дополнительная страховка жизни. Больше всего ему запомнился комментарий британских агентов к показанным ими фотографиям гигантских бетонных бункеров на севере Франции: нацисты, утверждали они, не стали бы прикладывать такие усилия ради запуска обычных снарядов – это должно было быть что-то особенное, возможно ядерное. Гаудсмиту пришлось лично проверить эту теорию, когда через несколько дней после его приезда Лондон был обстрелян ракетами «Фау-1». Он провел много мучительных часов, сползая в воронки со счетчиком Гейгера и готовясь вприпрыжку бежать наверх, как только тот начнет щелкать. Добро пожаловать на войну, волосатик.
Тем временем Борис Паш собирался вторгнуться во Францию. Недавний прорыв генерала Паттона отбросил немецкую армию и освободил французское побережье в районе
