Хочешь мира… - Игорь Леонидович Гринчевский

и остались. Отец считал, что безопаснее уехать в Россию, но таких знатоков языков и обычаев Восточного Туркестана у России совсем мало, а он хорошо понимал, что такое долг. Настоящий воин, хоть и служил не по военной части! — с гордостью добавила она.

— А как же она всё-таки добралась до этого Урумчи? И что это вообще такое?

— Цинская Империя расположила там столицу Восточного Туркестана, когда сделала его одной из своих провинций. А как добралась… Это отдельная история, сейчас я лучше про знакомство с Юрой расскажу. Пока же скажу, что мама у меня не только сильная и смелая, но ещё и очень умная!

Тут Кэт погрустнела и печально добавила:

— Была. Умерла она в прошлом году. Не смогла пережить смерти папы. Так что осталась я одна-одинёшенька. И тут вдруг китайцев свергают, объявляют независимость Восточного Туркестана. Ходили слухи, что всё это произошло при помощи русских войск. Даже со мной тут же стали здороваться те, кто раньше и не замечал. Лишь потому, что я русская.

— Это понятно! — нетерпеливо поторопила её Сара. — Ты давай к Семецкому поближе.

— Куда уж ближе? Там полный беспорядок был. Китайцев с маньчжурами прогнали, а новую власть ещё не установили. И тут в Урумчи родня из Кашгара заявилась. Княжество восстанавливать[108].

Кэт зло усмехнулась.

— Только это старшие восстанавливали, с кем-то там переговаривались. А молодёжь решила меня найти да наказать…

Глава 26

Литерный поезд, около десяти вёрст от Иркутска, 5 (18) августа 1912 года, воскресенье, время обеденное

— Так как ты с невестой познакомился, Юра?

Обед у нас был хороший, ресторанного качества. В Иркутске повара закупились омулем и расстарались. Вроде бы без особых изысков, но… Уха была просто восхитительна, да и сагудай под отварной картофель пошел прекрасно. Я с этим блюдом раньше не сталкивался, и теперь сожалел об этом. Рыбное филе тщательно очистили, нарезали мелкими кусочками и перемешали с крупной солью, луком и пряностями. Что может быть проще? Но вышло — уммм — объедение!

И всё это под охлаждённое шардоне. Как мне пояснили, лучше всего омуль сочетается с белым вином, выдержанным в дубовых бочках. Вот под винцо я и решил поболтать.

— Да ничего особенного. Когда уйгуры независимость устанавливали, меня случайно как раз по делам в Урумчи занесло, — тут тёзка хитровато улыбнулся. Понятно, даже сейчас, когда он полностью раскрылся перед Цзян Чжунчженом, всё равно не признает при остальных, что наши этот переворот и устроили. — И вот иду я как-то вечером по городу, слышу шум, писк какой-то сдавленный. И вижу, что два придурка пытаются девчонку изнасиловать. А та, хоть на вид и пичуга пичугой, худенькая, невысокая, но на помощь не зовёт и отбивается толково. Из захвата руку правильно вывернула, в направлении большого пальца. И тут же напряженными пальцами по глазам врезала, другому ногой по голени ударила. И тоже правильно, резко, с выдохом. Сразу видно, кто-то понимающий её учил.

Семецкий мечтательно улыбнулся, вспоминая жену и сказал, как выдохнул:

— Настоящая дикая кошка! Я её так и прозвал — Кэт, кошка по-английски. В общем, отскочила она и откуда-то выхватила ножичек. И снова видно — умеет им пользоваться. Только и эти два подонка не на помойке найдены. Тоже клинки достали, только посолиднее. У одного сабля короткая, у другого ятаган. И зажали её в угол.

— Ну, ты ж не стал стоять столбом? — подтолкнул я друга к продолжению. — Спас девушку.

— Спас, но не сразу. Они, видать, никак решить не могли, то ли убивать её, то ли постараться обезоружить и всё же надругаться. Как говорится, «и хочется, и колется». Вот они и начали её оскорблять. Убежать она не могла, а они её и самкой собаки называли, и выродком, и позором рода. Угрожали, что изобьют, а потом с ней все мужчины рода позабавятся. И насмехались, что мстить за неё некому.

— Подожди, они что, на русском говорили? — изумился я.

— Нет, на кашгарском, это диалект языка уйгуров. А ты что, позабыл уже, что тебе Леша Ухтомский говорил, когда нас знакомил? Вижу, не помнишь! — заулыбался он. — Мы же втроём в Туркестане служили, шурин твой, я и Свирский. Или ты и его позабыл?

Я аж зубами скрипнул.

— Этого подонка до смерти не забуду.

— Ну да, Стани́слав оказался тем ещё мерзавцем. Он, кстати, и служил там меньше всех. А вот мы с Ухтомским успели и обычаи местные узнать, и языки. Так что я до сих пор понимаю и узбеков, и туркмен, это основные народы нашей части Туркестана. Но и киргиз-кайсаков[109] с уйгурами тоже хватало, так что и эти языки худо-бедно выучил. А перед «командировкой» повторил.

— Ясно, понял ты их. А дальше что?

— А дальше в твоём привычном стиле. Достал наган, стрельнул в воздух и скомандовал бежать быстро и не останавливаться, если жить хотят.

— А они? — поинтересовался я. Интерес был не праздный. Знал я этих горячих восточных людей. Им остановиться сразу трудно.

— Замялись. И бросаться на человека с пистолетом боялись, но и убежать им гордость не позволяла. А ты ж меня знаешь, раз обещал пристрелить… В общем, одному из них в кисть руки выстрелил. Но попал в саблю и обезоружил. Вот тогда они и побежали. Впрочем, недалеко. Шагах в двадцати остановились и прокричали что-то типа «теперь ходи да оглядывайся!»

Он снова улыбнулся, видать жену вспомнил.

— А потом я девушку до дома проводил. И охрану приставил. А то мало ли…

Скорый поезд, где-то между Читой и Иркутском, 5 (18) августа 1912 года, воскресенье, вечер

Солдат обычно перевозят в теплушках[110], но сейчас не тот случай. Иностранные волонтёры из отрядов Семецкого были срочно нужны на Балканах, вот и оплатили им билеты в плацкартном вагоне да скорым поездом. Оружие пришлось в багажный вагон сдать, а техника отдельно, грузовыми поездами шла.

Ужин был сытным и вкусным — кулеш с мясом, вволю чёрного хлеба и чай с сахаром. А после всех потянуло поболтать. Обычно Йоська Бабель сам становился центром таких бесед, но в этот раз все упоенно слушали унтера, переведённого недавно из Урумчи.

— А на следующий день, слышь-ка, звонят нам из конторы «Русской почты» и сообщают, что местные налёт на них устроили. Но