Все дозволено - Александр Абрамов

— На что? — гневно воскликнул Библ, пораженный философской ограниченностью Учителя, и тут же подумал, что техническая вооруженность ума создателя гедонийской цивилизации может и не соответствовать его социально-философскому арсеналу. И, уже сдержавшись, продолжил: — Высоких притязаний? Я спрашиваю: на что? На идиотизм Аоры? На тупые грезы Нирваны? На запойное безделье ваших гедонийцев? Не удивительно, что в мире, культивирующем подобные притязания, ни мысль, ни разум, ни истина не в почете.

— В вашем обществе, — «услышали» в ответ Капитан и Библ, — следуют принципу: от каждого по способностям, каждому по труду. Но ведь труд — это источник несвободы, область необходимости. В таком обществе никто не свободен.

Знакомая философия, подумал Библ. Были и на Земле анархиствующие философы, время от времени предпринимавшие ревизию марксизма. События и наука их давно опровергли. А здесь, на вершинах технической эволюции, социально-философская вдруг предлагает им такие одряхлевшие откровения.

— Человек, как известно, начинается с труда, — поучительно сказал Библ,

— и совершенствует его вместе с разумом. Лучшие умы на Земле на протяжении двух тысячелетий видели счастье в совершенстве труда. Я не называю имен, вы их не знаете, но то, что они утверждали, верно для любого общества в любом уголке Галактики. Уничтожение дармоедов и возвеличивание труда — вот постоянная тенденция истории. Жить — значит работать. Всякий труд благороден, и благороден лишь один труд. Ведь самое прекрасное в мире нашем то, что создано трудом, умной человеческой рукой, и все наши мысли, все идеи возникают из трудового процесса. Не буду повторять то, что все это истины, знакомые любому разумному существу. Что вы когда-то были таким, я в этом не сомневаюсь. Но в целях смелого, хотя и сомнительного эксперимента вы построили модель общества с иной социальной структурой: часть людей вы освободили от труда и они перестали быть людьми, опустившись до уровня хорошо выдрессированных животных, которых принято считать биологическими предками человека. С обслуживающим их персоналом вы поступили иначе: этим вы привили наслаждение трудом, мало чем отличающееся от наркотических наслаждений Нирваны. И там, и там — миф как регулятор поведения.

Серый комок нервных клеток, застывший в аквариуме, послал свой беззвучный отклик. При некоторой смелости воображения в нем можно было даже «услышать» насмешливую интонацию.

— Разве труд, которым, как ты говоришь, так восхищаются на Земле, не является источником наслаждения для человека?

Теперь уже рассердился Капитан.

— Да, является, — вмешался он. — Но труд не отупляющий и бессодержательный, требующий такого же отупляющего и бессодержательного отдыха. Такой труд на Земле заменяют машинным. Не знаю, почему вы этого не сделали. Ведь он даже на участках, требующих самой высокой квалификации, ничего не создает, не улучшает, не совершенствует. Вы исключили всякое творчество, погасили изобретательскую мысль, любую попытку придумать что-то новое, что-то улучшить, что-то изменить. Все стабильно, неизменно, неколебимо. И все же труд Голубого города — основа и фундамент вашей цивилизации. Уничтожьте его — и развалятся Аора с Нирваной. Рассыплется в прах все двухслойное здание вашего идеального мира. Есть еще на Земле такое ничтожное паразитирующее насекомое — клоп, иногда беспокоящее человека. Раздавите его, и человек останется жив, а клопа не будет. Но уничтожьте человека, и насекомое исчезнет как вид — не на ком будет паразитировать. По-моему, в этой побасенке суть и будущее вашей цивилизации. Ложность не в цвете солнц, а в ее социальной структуре.

На этот раз аквариум не послал реплики. Мозг безмолвствовал, кое-где заметно пульсируя. Может быть, в нем смещались далеко обгоняющие человеческую мысль цепи ассоциаций, взвешивая и оценивая суждения землян. Капитан и Библ обменялись недоуменными взглядами. Что это? Конец беседы? Но долгожданная реплика наконец дошла до их сознания в лаконичной формулировке:

— Без Аоры и Нирваны мне Голубой город не нужен. Это один из компонентов техносферы моего мира.

— Если исчезнет земная техносфера, — сказал Капитан, — человек ее восстановит. Может ли это сделать гедониец?

— Нет.

— Но можно ли научить его конструировать, строить, изобретать?

— Нет. Циклы обучения стабильны и неизменны.

— А психика? Мысль? Поиск?

— Бытие живой материи запрограммировано навечно.

— Тогда я повторю мысль Библа. В вашем мире не больше жизни, чем в замерзшем аммиаке на мертвых планетах.

— Я обдумаю ваши суждения, и, если найду их правильными, вы узнаете об этом не от меня.

Мозг «замолчал», и тотчас же оба землянина, не сговариваясь и не колеблясь, движимые чужой, хотя и неощутимой волей, шагнули из белой кипени зала на вытоптанную лужайку в низкорослом кустарнике, где стоял их никем не тронутый вездеход.

Связку с черной пустыней нашли минут через десять, и только тогда Капитан осторожно спросил:

— Ну как?

— Он думает в сто раз быстрее нас, — сказал Библ.

— Ну и что?

— Может быть, информация уже передана Координатору. Я имею в виду поправки к программе.

— Какие?

— Исходящие из нашей беседы. Он не будет ни лицемерить, ни обманывать себя, ни утешаться иллюзиями. — Библ говорил загадочно, словно нехотя, что-то соображая.

— Ничего не понимаю, — сказал Капитан, — что вы подразумеваете?

— Опасение. — Библ почти вплотную придвинулся к уху соседа. — А что, если он согласится с нашей оценкой его создания?

Капитан задумался.

— Что мы можем предвидеть? Это не человеческий мозг. Даже не мозг гения. Это супермозг.

— Выводов, конечно, предвидеть нельзя. Но можно предположить. Один из вариантов: уничтожить станцию и нас, свидетельство которых может иметь для него нежелательные последствия. Но я лично в это не верю. Так поступил бы ум низкий, трусливый, несовершенный. Опаснее другое: он может уничтожить себя и свое детище.

— Вместе с нами?

— Возможно, если ему не помешают.

— Кто?

— Хотя бы мы.

Капитан крякнул: он привык понимать с полуслова.

— Тогда поторопимся.

Станция уже показалась на горизонте. Еще несколько минут, и на фоне ее выросли бежавшие навстречу вездеходу фигурки. Капитан остановил машину:

— Что случилось?

— Лиловое солнце погасло, — сказал Малыш.

5. Конец учителя. Мозговой штурм

Лилового солнца действительно не было. По дуге от горизонта к зениту, отклоняясь в сторону от палящего солнца пустыни, неярко светили голубое, синее и зеленое, как уличные карнавальные фонари, зажженные при дневном свете.