Полное собрание сочинений. Том 86 - Толстой Л.Н.

Положимъ, я знаю и вѣрю, что собственности никогда нигдѣ никакой я не могу имѣть, точно также9 — насилія, точно такъ же9 покиданія жены и нечистоты плотской и т. п. и живу. Живу и,10 судя по прошедшему и по наблюденію другихъ, могу предположить, что я не осилю всего, но что я согрѣшу;11 но надѣюсь, прошу Бога и рѣшаюсь идти прямо. Хочу идти прямо, и грѣшу,*12 является и грѣхъ, к[оторый] я такимъ13 и знаю, въ к[оторомъ] каюсь, но14 не дѣлаю15 сдѣлки, обмана передъ Богомъ. — А обманъ этотъ много хуже грѣха, это хула на Св[ятого] Д[уха]. И ясно почему. Отъ 1-го буду страдать я и страданье мое будетъ мнѣ на пользу, будетъ чась за часомъ, день за днемъ (вы вѣрно испытываете это, оглянувшись назадъ) приближать меня къ Богу, а отъ 2-го будутъ страдать другіе, и они и я — мы все дальше и дальше будемъ уходить отъ Него. Вотъ такъ дума[лъ]. Оно какъ будто старое, но мнѣ б[ыло] ново. Пишу, разумеется, ко всѣмъ вамъ и къ Галѣ и Ивану Иван[овичу],16 к[отораго] очень полюбилъ, и къ Ник[олаю] Дм[итріевичу].17

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Напечатан большой отрывок с пропусками отдельных слов и изменениями в журнале «Искусство и печатное дело» 1910, 12, стр. 515—516. На подлиннике надпись черным карандашом, рукой Черткова: «М. 2 Марта № 215». В Дневнике Толстого имеются относящиеся к этому письму, записи: от 27 февраля 1889 г.: «2-е думал: о том, что есть компромисс, напишу об этом Черткову» и от 28 февраля 1889 г.: «Да, написал письмо Черткову». Таким образом дата, проставленная Чертковым, вероятно, обозначает день получения этого письма.

Толстой отвечает отчасти на письмо Черткова от 20 февраля, в котором Чертков сообщает Толстому, что послал ему книгу Арнольда. Вместе с тем Толстой высказывает мысли о компромиссе, связанные с письмами Черткова от 9—13 февраля (см. прим. к письму № 215) от 17 февраля 1889 г., и с письмом, датируемым А. К. Чертковой «около 15 февраля 1889 г.», в котором Чертков писал о возникшем у него в это время намерении прекратить расходы на издательство «Посредник»: «Я порешил прекратить с своей стороны денежные расходы на «Посредник», так как здесь материальная нужда большая, и я перевожу всё мое отношение к деньгам на то, чтобы самому по мере сил меньше тратить. Всё остальное переходит прямо в распоряжение моего нового друга Чистякова, который, по мере умения, возвращает эти деньги нуждающимся местным крестьянам. Пока я лучшего сообразить не умею по совести и разуму. Дальше видно будет...»

1 Чертков писал Толстому в письме от 20 февраля, что посылает ему книгу Арнольда, не указывая, однако, кого он имеет в виду: Э. Арнольда, автора книги о Будде («The Light of Asia») или М. Арнольда, автора книги «Literature and dogma». Судя по контексту письма Черткова, сообщающего о том, что он получил от Барыковой книгу Арнольда одновременно с рукописью Барыковой о Будде (см. прим. к письму № 214 от 13 февраля 1889 г.) и что посылает то и другое Толстому на тот случай, если он будет продолжать работу о Будде, надо думать, что речь идет о книге Эдв. Арнольда «The Light of Asia». Имеющиеся в Дневнике Толстого от 20 и 24 февраля записи о чтении М. Арнольда, можно объяснить простым совпадением.

2 Написано слово: мы, зачеркнутое сухим пером.

3 После слова: то написано, наполовину зачеркнутое слово: она.

4 Написано: добрым. Исправляется по смыслу, так как, очевидно, произошла перестановка слов.

5 Написано: дурным. Исправляется по смыслу.

6 Друг А. И. Эртеля — Матвей Николаевич Чистяков (1854—1920), приглашенный Чертковым заведывать всеми хозяйственными и денежными делами Чертковых и выполнявший эти обязанности до 1894 года. Затем жил на хуторе Эртелево близ станции Графская, Воронежской губернии, где вел свое хозяйств.

7 Зачеркнуто: что.

8 Зачеркнуто: не только.

9 Так в подлиннике.

10 Зачеркнуто: живу

11 Зачеркнуто: разумеется, у меня по моей слабости.

12 Зачеркнуто: поднимаясь, но тут будут

13 Зачеркнуто: и

14 Зачеркнуто: буду

15 Зачеркнуто: и

16 Иван Иванович Горбунов-Посадов.

17 Николай Дмитриевич Ростовцев (1845(?) — 1921). Земский деятель Острогожского у. Воронежской губ., друг Черткова. О нем см. прим. к письму Толстого к Черткову № 92, т. 85.

На это письмо Чертков отвечал письмом от 10 марта 1889 г., в котором писал: «Как вы меня порадовали, дорогой друг, вашим письмом о компромиссе и грехе. Вы так верно выразили то самое, что чувствовалось нами менее ясно. И слова ваши ободрительны и вместе с тем служат предостережением для всех нас»...

* 218.

1889 г. Марта 12. Москва.

Я очень люблю поговорку: Dans le doute abstiens toi.1 Я считаю это мудрымъ христіанскимъ правиломъ. Это то же, что у Лао-дзы,2 высшая добродѣтедь «le non agir».3 Я понимаю это такъ, что всѣ грѣхи наши — отъ того, что мы дѣлаемъ, дѣлаемъ для себя, то, чтò могли бы не дѣлать. Только то, чего мы не можемъ не сдѣлать, только это божье дѣло, дѣло сдѣланное черезъ — посредствомъ насъ Богомъ. — Если бы человѣкъ воздерживался отъ всѣхъ своихъ личныхъ дѣлъ, все таки были бы дѣла, отъ к[оторыхъ] онъ не могъ бы воздержаться, и это были бы дѣла Божьи. Если же человѣкъ дѣлаетъ свои дѣла, то изъ за нихъ, изъ за суеты этихъ дѣлъ, онъ не увидитъ дѣлъ Божьихъ, не узнаетъ ихъ.

И потому дѣлать надо только тогда, когда не можешь удержаться, не можешь не дѣлать. — Все это пишу въ отвѣтъ на вашъ вопросъ — давать ли рукопись читать и т. д. Есть сомнѣніе, значить, можно удержаться и потому не должно. То же самое дѣло можетъ представляться вамъ такъ, что вы будете не въ состояніи не сдѣлать. Тогда не будете сомнѣваться, тогда это будетъ дѣло Божье. Да, только при углубленіи въ себя, при отрѣшеніи отъ своихъ личныхъ желаній, выясняется дѣло Божіе, к[оторое] мы призваны дѣлать. — Поша у насъ теперь.4 И хорошо мы живемъ, и я радуюсь на нихъ съ Машей. И все мирно и хорошо. Озмидовъ былъ.5 Знаю, что я издалека и на короткѣ сужу, но онъ очень, очень жалокъ.6 Не знаю, отчего и чтó, но мнѣ видится, что онъ скоро умретъ, также, какъ и мы всѣ, и онъ знаетъ и помнитъ это, и не знаю почему, но онъ мнѣ очень жалокъ. — Хорошо бы написать вамъ книжечку въ Посредникъ. Хочется. Пожалуйста, просмотрите, поправьте поскорѣе книжку Покровскаго. Онъ такъ милъ и мнѣ бы хотѣлось поскорѣе напечатать ее.7 Радуюсь, что съ Чистяковымъ у васъ хорошо. Судить о томъ, хорошо ли дурно устроилось, то, что устроилось, не надо и не нужно, надо только въ томъ, чтó устроилось, поступать наилучшимъ образомъ. Помогай вамъ Богъ и Галѣ и Олѣ. Любящій васъ Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Небольшой отрывок напечатан в ТЕ 1913, стр. 76. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: «М. 14 Марта 89 № 216». В Дневнике Толстого от 12 Марта 1889 г. имеется запись о том, что написано письмо Черткову. На основании этой записи датируется комментируемое письмо.

Толстой отвечает на письмо Черткова от 4 февраля 1889 г., на которое он не ответил своевременно. В этом письме Чертков писал: «Одно обстоятельство меня беспокоит, потому что я не могу в нем разобраться, и мне хочется посоветоваться с вами, дорогой Л. Н. Я знаю, что один не может другому указывать, что ему следует делать; но ваш взгляд может мне помочь выяснить, в чем правда. И мне тем более хочется услышать ваше мнение, что этот частный случай относится до общего вопроса, который постоянно приходится на практике так или иначе разрешать. Дело в том, что некоторые крестьяне из той слободы, откуда Емельян — друзья его — просят меня дать им экземпляр вашего изложения Евангелия, из которого я им здесь читал отрывки и которое им пришлось очень по душе. Вот по этому поводу у меня и является сомнение. Я знаю, что некоторым из них чтение это было бы очень радостно и полезно; но знаю также, что на их собраниях некоторые участвуют только ради занимательности процедуры и в жизни своей вовсе не хлопочут об исполнении учения Христа. Вместе с тем мне достоверно известно, и это постоянно подтверждается, что зa моими сношениями с этими крестьянами власти зорко наблюдают и только и стараются уловить какой-нибудь мой поступок, который мог бы послужить достаточно веским данным, чтобы действовать против меня. Губернатор даже уже сделал министру внутренних дел донос на меня, основанный единственно на перехваченной моей записке к Емельяну, в которой единственная улика против меня заключалась в том, что я обратился к нему со словами: «дорогой братец». Я уверен, что доставка мною вашего Евангелия этим крестьянам станет известна властям и почти совсем уверен, что меня станут преследовать за это. И вот возникает во мне вопрос, благоразумно ли мне ставить на карту беспрепятственность моего пребывания здесь и всего, чтó с этим связано, передачею этим крестьянам этой рукописи? То мне кажется, что не следует принимать в соображение последствий, то вспоминаю слова Христа о змеиной мудрости, и я склонен думать, что из-за такой пропаганды словесно-выраженных истин не следовало бы жертвовать личными сношениями с людьми и практическим делом, связанными с моим пребыванием здесь. И иногда такое разрешение вопроса тем более кажется мне разумным, что те из крестьян, которые серьезно интересуются чтением этой рукописи, могут, когда хотят, приезжать ко мне и слушать чтение ее или сами здесь ее читать у меня, не навлекая преследования ни на себя, ни на меня, ни на людей, здесь со мною связанных. Те друзья, с которыми я здесь советовался по этому поводу — все люди серьезные и искренние — считают, что так лучше и поступить, т. е. не передавать рукописи в чужие руки. Но разрешение такое меня не вполне успокаивает, так как я знаю за собою достаточную долю малодушия и трусости, чтобы не быть уверенным, что склонность к такому разрешению вопроса не поддерживается во мне, хотя бы отчасти, именно такими низкими побуждениями, от которых следует освобождаться, действуя наперекор им. Но, с другой стороны, я не уверен в том, что и помимо малодушия не было бы благоразумнее и разумнее действовать в подобных случаях с возможною осмотрительностью, насколько она законна. Но вот вопрос в том, насколько в данном случае такая осмотрительность действительно законна помимо всяких соображений о личной безопасности? И тут мне очень помогло бы узнать, как вы лично разрешаете такие затруднения, если вы признаете, что это может быть затруднением. Есть случаи, в которых мне совершенно ясно, как мне следует поступать. Например, я для себя наверное знаю, что не должен и не могу участвовать в подпольном издании ваших рукописей, так как возможность осуществления такого дела неизбежно сопряжена с обманом и ложью, в которые втягиваются все участники дела; а ложь и укрывательство тем соблазнительнее и вреднее, чем, повидимому, выше и чище цель, ради которой к ним прибегают. Мне ясно, что нужно действовать в нашем деле жизни всегда открыто. Но по этому самому приходится иногда серьезнее и осторожнее взвешивать свои поступки. Но в том вопросе, который я вам расскавал, я всё таки всё еще не могу разобраться; но желал бы разрешить его правильно, по божески, не уступая чисто личным соображениям, но и не действуя нарочно наперекор им потому только, что они, помимо моей воли, примешиваются к вопросу».