Даймон - Андрей Валентинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не успел.
— Извините, одну минуту.
Тот же — в маске чёрной, с выпирающим носом. Или другой, похожий, не разобрать. К дверце подбежал, подождал, пока окошко вниз опуститься.
Пошептал — прямо Ивану Ивановичу, страшному человеку, на ухо.
Сунул что-то небольшое, прямоугольное.
Сгинул.
Повернулся шкаф, руку протянул. В огромной ладони — цифровой фотоаппарат без футляра. Аккуратный, серебряного блеска, даже в темноте заметно.
— Справились. Желаете, Алексей Николаевич, на фотографии взглянуть? Маленькие, но разобрать сможете. Отчётность, так сказать. Или сперва коньячку — для бодрости?
Поглядел Алёша на цифровик, что там, представил…
* * *— Да, Иван Иванович, отвезите… Пожалуйста, на Пушкинскую, где поворот. Там… Клуб «Черчилль»…
— Отвезём, не волнуйтесь, Алексей Николаевич. На вечернюю программу успеть желаете? Могу предложить кое-что поинтереснее. Ребята девочку прихватили — лет шестнадцати, свеженькую совсем. Ей уже все равно, лишняя пара часов ничего не решает. Наша небольшая, но приятная премия. Не хотите слегка отвлечься? Товарищу Северу об этом можно не докладывать.
Дорожка 3 — «Марш Трансвааль»
Автор и исполнитель — Олег Медведев.
(4`01).
Обаяние этой песни трудно объяснить. Не слишком понятные слова, ничем не примечательная музыка… Но как слушается! «Закрой же глаза, хмурый мой брат, этой круглой Земле все равно…»
Я хочу в темноте, в темноте, в темнотеЯ хочу в темноте, в темноте припасть губами…
Алёша поглядел на экран, отвернулся. Лучше не видеть! Город, весь какой-то бурый, между крышами торчат шестерёнки, а над всем — дохлые рыбы парят по небу.
Тонкий мир стеной дождейостаётся между нами
Вот и герой, бритый, с безумными глазами, из уголка рта — алая кровь ручейком.
Макабр!
Сходил в «Черчилль» называется. Кто же его знал? Группа «Theodor Bastard», последний писк, вся Сеть воем воет. Вот они, затейники, перед экраном — в банданах до самых бровей, словно античеченский спецназ. Стараются!
В пустоте, в пустоте,В пустоте, в пустоте…
Не удержался Алексей — вновь на экран поглядел. Мамма миа! Буратино, друг детства! Отчего в паутине, в проводках, с отвисшей челюстью с зубами-иглами? Словно из могилы выкопали.
Вечность — ничтоКогда на пути дождяЛяжет в ладоньТонкое лезвие сна
Лучше просто слушать. Музыка неплохая, странноватая, конечно. Вон, Женя увлеклась, уткнулась подбородком в сжатый кулак. И Хорсту, кажется, нравится. Замер, бокал с шампанским на весу держит.
В пустоте, в пустоте,В пустоте, в пустоте…
И всем прочим, кто в зале, «Пустота» тоже по душе. Даже аплодировать стали не сразу, подождали, пока мысли улягутся. В самом деле неплохо. «Тонкий мир стеной дождей остаётся между нами…»
Не был Алёша знатоком современной музыки. Не был — и не стремился. Но о том, что «Theodor Bastard» приезжают, даже он узнал. Город афишками обклеен: всего один концерт, в клубе «Черчилль»… Как такое пропустить? И повод подходящий — Игоря-Хорста из Неотложки выписали. Почему бы не сходить?
…О дохлых рыбах, над крышами, аки птахи небесные, парящими, между прочим, предупреждать надо. Мелкими буквами.
— Здорово! — резюмировала Женя-Ева, переждав аплодисменты. — Молодцы!..
— Жгут! — чуть подумав, согласился Хорст Die Fahne Hoch. — Реально!
Алёша не стал возражать. Жгут, так жгут. Реально, так реально. Главное — понравилось. Не пропал вечер.
Возвращение Хорста — повод, хоть и отменный. Не придерёшься и уточнять не станешь. Только у Алексея свой повод имелся. Есть у него, что отметить. Выборы позади, со стен плакаты содрали, Нам Здесь Жить в кресле мэра устраивается, афедроном обгоревшим ёрзает, господин Усольцев убытки подсчитывает (пролетел со своими демократами!), победители о коалиции спорят, хватаются за грудки. А у товарища Севера вроде как Рубикон позади. Незаметный, не такой, как у Цезаря. Тому проще — не один переходил пограничную реку, с войском, при народе, при ясном солнышке. А у руководителя областного подполья позади только ночь, только холод и лёд. Канистра с напалмом, мент сгоревший, Лисиченко Ольга Ивановна, провизор…
Не приходит больше, не вспоминается. И она за Рубиконом осталась.
Много их там, за пограничной речушкой, за тёмной водой. И сам он, Алексей Николаевич Лебедев, студент без постоянной прописки, тоже там. На эту сторону кто-то иной перешёл, непохожий, незнакомый.
И Варя тоже там? «Малюня, мой малюю-ю-ня!» Неужели навсегда?
Отогнал Алёша лишние мысли. Потом додумает — если охота будет. Сейчас у нас праздник? Праздник, конечно! Значит?
Поднял бокал с шампанским, улыбнулся.
Встал.
— Женя! Игорь! Мне бы хотелось сказать…
* * *— Молодец, Алёша, что нас сюда вытащил. Я, знаешь, скисла. Мама… Она не хочет, чтобы я с Профессором… с отцом виделась. Плачет, кричит, валидол пьёт. То ли ненавидит его, то ли до сих пор любит…
— Женя, я поговорю…
— Нет, Хорст, не поможет. Ну, почему я должна выбирать? Между отцом и матерью! Это же, это!.. Нет, все хорошо, я сейчас, сейчас успокоюсь…
Переглянулись Алёша с Игорем, вздохнули. Чем поможешь? У Алексея дома ничуть не лучше. Жизнь только в детских фильмах гладкой бывает. Не зря, видать, Профессор скорпиона вместо кошки завёл!
…Зачем он смотрел фотографии?! Он же знал, знал! Специально показали, чтобы понял, до печёнок прочувствовал!.. Трупы, наверно, специально рядком уложили, для наглядности. Пятеро… Нет, шестеро, ещё кто-то возле стены, даже не разглядел, как следует.
— Я тоже из Десанта уйду. Раз они так с Хорстом поступили…
— Не надо, Женя — если только из-за меня. Как говорит Профессор, когда в город входят танки, самое безопасное место…
— А правда, что «Опир» собирается к нам отряд прислать?
О делах с Хорстом толком поговорить не успели. Игорь лишь намекнул: поговорил, все согласны. Остальное потом, не при Евгении, ей о группе АГ-4 знать ни к чему. Пусть пока с ноосферными делами поможет. С одной Джеминой-баскетболисткой каши не сваришь.
Алёша улыбнулся, вспомнив последнюю встречу с руководительницей мудрецов-аналитиков. По времени — последнюю, а в новой конспиративной квартире, за стальной дверью с двумя замками — первой. Понравилось там подпольщице, еле уговорил домой отправиться.
Скучает яйцеголововая! Плюнуть на конспирацию, уважить? Девка завидная, с такой не заскучаешь!..
«Ей уже все равно, лишняя пара часов ничего не решает…» Два часа ещё не прошли, значит, девочку-цыганку ещё насилуют. Не по первому разу уже. «Ей уже все равно…» В бетон вас, уважаемый Иван Иванович, в бетон — по самые ноздри. И героев ваших из АГ-3 — тоже! Всех, всех!..
Мог бы он остановить, спасти? Нет, конечно! Но, но, но… «Кричи, не кричи, говори быстрей. Стена — кирпича, приговор — расстрел…»
— Хочешь, Алёша, я с Профессором поговорю? Насчёт работы? Он у меня железный, никому не помогает — из принципа. Но тебе поможет, я постараюсь. Для начала надо где-нибудь закрепиться, с пропиской решить…
— Не надо, Ева, не стоит. Не знаю, хочу ли я тут оставаться. В Чернигове не лучше, но… Не знаю. А прописка… Моя девушка из-за этой прописки…
— Твоя девушка? Чего же ты молчал, Алёша? Слышишь, Хорст, у Алёши, оказывается, девушка есть, а он скрывает. Расскажи!..
Вздохнул Алёша, язык прикусил. Поздно, проговорился уже! Рассказать? Что рассказать, с чего начать? Сразу с хача?
…Боится, Иван Иванович, страшный человек! Характер кажет, крутизну, а все-таки боится. Это при разгуле демократии «эскадронам смерти» воля вольная. Выползут танки на улицы — и что делать тем, кто не в танке?
* * *— А знаешь, Алёша, ты за последние дни изменился. Правда, Хорст? Нет, нет, не постарел, не смейся, я серьёзно. Словно… Словно ты трудную задачу решил, и теперь тебе все понятно стало.
— Рубикон перешёл? «Тонкий мир стеной дождей остаётся между нами…»
— Ну вот, я же серьёзно!..
Дорожка 4 — «Вальс гемоглобин»
Автор и исполнитель — Олег Медведев.
(3`31).
Некоторые критикуют эту песню за излишнюю «сложность». Напрасно. «Нас будет ждать драккар на рейде и янтарный пирс Валгаллы, светел и неколебим, — но только через танец на снегу, багровый вальс Гемоглобин»». Что может быть понятнее?
Четверг, 28 августа 1851 AD. Восход солнца — 7.02,
заход — 17.44. Луна — I фаза, возраст в полдень — 1,7 дня.
Близость крупного водоёма ощущается со всей очевидностью. Сегодняшнее утреннее происшествие наглядно сие доказало. Уже не первый раз мною был замечен ястреб-рыболов. Его белую голову, белую шею и красновато-шоколадное оперение трудно с чем-либо спутать. На этот раз птица сидела на дереве неподалёку от нашего лагеря. Вспугнутая каким-то неудачливым охотником, попытавшимся (тщетно!) попасть в неё из лука, она улетела, уронив добычу, которую, вероятно, держала в клюве. Это оказалась рыба, точнее, целых две: более крупная держала в пасти другую, поменьше. Такую рыбу видеть ещё не приходилось. Её длина — 18 дюймов, окрас светло-жёлтый, чешуя испещрена яркими пятнами и полосами. Вооружена она внушительным количеством шипов и острыми зубами, выступающими наружу.