Посыльный "серой стаи". Книга 1. Гонец из прошлого - Сергей Задонский

«Грамотно работают ребята! — оценив действия службы охраны, подумал Иваненко. — Но и нас так просто не возьмешь».

Одно настораживало Станислава Михайловича: такой комплекс мероприятий по безопасности агентства у них проводится постоянно или только в эти дни?

Но это был лишь мимолетный вопрос — директор агентства прибыл, можно было начинать следующую фазу операции.

В ходе подготовки к проведению операции Полковник, изучив все материалы по «Кристи и Пуаро», дал команду на начальной стадии не пользоваться никакими средствами радиосвязи и мобильными телефонами, кроме станций «рабочих», обеспечивающих прикрытие. Эта предосторожность была не напрасной: на одной из фотографий, выполненных из милицейского вертолета, Вадим Олегович безошибочно определил антенны коротковолновых и ультракоротковолновых станций радиоперехвата. Группе же захвата были выданы новые, буквально на днях поступившие на вооружение службы наружного наблюдения ФСБ и МВД станции, которые работали на границе диапазонов радиоволн в полосе шумовых помех.

Иваненко условным сигналом дал команду к началу второго этапа операции.

Через три минуты через заранее проделанные проходы в строительном оборудовании к сыскному агентству «Кристи и Пуаро» подъехали два милицейских «уазика» с группой захвата, одетой в форму столичного ОМОНа. Одновременно в одной из «строительных» машин включили станцию радиоподавления, так что в радиусе около полукилометра ни одна радиостанция, ни один сотовый телефон не могли работать. Другая группа «дорожных рабочих» позаботилась о кабельных линиях связи.

После недолгого препирательства с «блюстителями закона» охранники агентства впустили их в помещение. Через десять минут из офиса вышел «омоновец» и дал понять, что группа свою задачу выполнила.

Иваненко вошел в приемную агентства.

Двое охранников были прикованы наручниками к батарее центрального отопления, глаза заклеены скотчем. Еще двое, пытавшиеся, видимо, оказать сопротивление, лежали на полу, под ними растекалась небольшая лужица крови.

Сопровождающий Иваненко «омоновец» указал короткоствольным автоматом на дверь с табличкой «Котин Павел Николаевич, директор частного сыскного агентства «Кристи и Пуаро».

В просторном кабинете директора орудовали «омоновцы». Они вынимали из шкафов и ящиков документы и складывали их в картонные коробки, подносимые из стоявшей у самого крыльца грузовой машины.

Два человека, один из которых, по-видимому, и был Котиным, так же, как и оставшиеся в живых охранники, были прикованы к батарее. Глаза их были открыты.

— Не разговаривать! — крикнул сопровождающий и ударил ногой, обутой в тяжелый армейский ботинок, одного из пленников, что-то шепнувшего на ухо своему товарищу по несчастью.

— Ничего, наговорятся еще, — сказал Иваненко и уселся в директорское кресло.

Когда из комнаты было все вынесено и в ней остались лишь пленники, Иваненко и командир группы захвата, Иваненко притворно вежливым тоном произнес:

— Ну что ж, уважаемые господа, чтобы не тратить время попусту, сразу же объявлю цель нашего визита.

— Хорош визит!!! — бросил в ответ один из пленников и хотел что-то продолжить, но подскочивший «омоновец» ударил его ботинком.

— Вот видите, — посетовал Иваненко. — Если мы не получим от вас желаемого, будет немного похуже. Но давайте сначала представимся: я капитан государственной безопасности Иваненко Станислав Михайлович, а это мой подчиненный лейтенант Белоусов. С кем мы имеем честь разговаривать?

— Директор агентства Котин Павел Николаевич, — представился молчавший до этого пленник.

— Заместитель директора Небольсин Константин Алексеевич, представился второй, которого уже несколько раз били.

— Приступим к делу. Не так давно ваши сотрудники выслеживали банду студентов, которая угнала белую БМВ. В ходе завязавшейся перестрелки эти бандиты успели очистить одну из квартир и вытащить картонную коробку с похищенными документами и вещами. Так вот, мы и есть хозяева этой коробки, вернее, её содержимого, и хотели бы забрать свое имущество.

— Зачем же, коль вы из государственной безопасности, было устраивать такой погром, если вам нужна только эта коробка? — спросил Котин.

— Дело в том, что мы сами точно не знаем, что похитили у нас студенты…

— Как же вы узнаете, ваши документы в коробке или нет, — перебил «Стажера» Небольсин.

— Поэтому-то мы и решили изъять из вашей конторы все документы, а дома, в спокойной обстановке мы сами разберемся, где чьи. Но это после. Сейчас я хотел бы знать, рылись ли вы в этих документах и вообще какие действия вы успели предпринять по этому инциденту с перестрелкой.

— Мы сами собирались связаться с вашей службой и доложить обо всем, что нам стало известно, — сказал Котин. — Поэтому мы заранее предупредили ваше руководство и милицию о нашем желании поделиться найденными материалами. — Павел Николаевич блефовал: они с Небольсиным собирались организовать взаимодействие со спецслужбами только на следующий день.

— Значит, вы ознакомились с содержанием коробки? — тотчас задал вопрос Иваненко.

— Только в общих чертах, даже опись не успели составить, — ответил Павел Николаевич.

— И вас в этой коробке ничего не заинтересовало? Не может такого быть! — наигранно удивился Иваненко.

Котин бросил взгляд на своего заместителя, и тот догадался, о чем подумал его шеф: только запрос Небольсина в Центральный банк страны по поводу найденного в коробке слитка золота мог спровоцировать этот налет значит, нужно как-то обыграть его в разговоре с этим молодым наглецом.

Глава 72

Через два дня Овчинников появился в консульском отделе посольства с тремя своими товарищами-одногодками. На входе они заявили, что я их вызывал с документами, подтверждающими их пребывание в плену у немцев.

Предупредив меня, охранник провел посетителей в рабочий кабинет дежурного дипломата.

Когда я вошел в кабинет, то увидел четырех пожилых мужчин, самым молодым среди которых был мой знакомый Кирилл Мефодиевич.

Я поздоровался с ними и принял все заполненные и надлежащим образом оформленные прошения о денежной компенсации. Я попросил представить документальные подтверждения о пребывании их в плену, о чем мы говорили на предыдущей встрече с Овчинниковым.

Кирилл Мефодиевич поставил себе на колени старый толстый портфель и извлек из него пачку серых папок. Я с удивлением смотрел на этот архив. Овчинников отобрал из общей пачки четыре тонкие папочки и передал их мне.

Я с трепетом и волнением смотрел на эти документы из прошлого! Это были дела заключенных одного из концентрационных лагерей третьего рейха. На обложке папки с трудом просматривался оттиск нацистской свастики, под ней виднелся написанный перьевой ручкой четырехзначный номер и название лагеря. На других трех папках было написано то же самое слово, только номера были разные.

На внутренней стороне обложки были наклеены фотографии узников в профиль и анфас. С выцветших черно-белых фотографий на меня смотрели молодые люди, в которых, хотя и с трудом, все-таки можно было узнать сидевших передо мной стариков. Затем Овчинников дал мне четыре эллипсовидные металлические бляхи с личными номерами заключенных — они соответствовали номерам лагерных дел и номерам татуировок на руках стариков.

Немецкий язык я знаю довольно слабо — только перед командировкой начал изучать — и поэтому прочитать записи не мог. Как положено в таких случаях, я сделал ксерокопии со всех бумаг и подготовил их к отправке в Москву.

Мои посетители были немногословны, и ничего особенного я от них не узнал, даже посетовал Кириллу Мефодиевичу, что, дескать, он обещал рассказать побольше. Но тот, взглянув на своих товарищей, отложил это до следующего раза.

Попрощавшись, посетители вышли, в кабинете остался один Овчинников. Он достал из небольшого свертка точно такой же нож, как у меня. Отличался лишь номер.

— Значит, это все-таки не ваш нож! — сказал я.

— Да, вы были правы, но, если это не секрет, откуда у вас этот кинжал? — спросил старик.

— Достался по случаю: нашел на товарной станции, когда получал груз для посольства, — соврал я. — А какова родословная вашего ножа?

— Если у вас есть время, я расскажу его историю.

— Конечно, — говорю, — а то опять перенесете на более позднее время.

— Вы должны простить меня, но история нашего пребывания в плену является не только моей тайной. Не пугайтесь! Ничего порочащего честь солдата, а тем более моряка мы не сделали. Но мы связаны взаимными обязательствами друг с другом. Поймите и простите меня!

— Не хотите — не рассказывайте, я уважаю чужие тайны. Но мне интересно было бы узнать историю ножа только потому, что я располагаю аналогичным образцом.