Ковчег завета - Грэм Хэнкок

— По меньшей мере, — сказал он с типичным йоркширским акцентом, — они свидетельствуют, что обложенные золотом деревянные ящики были обычными предметами религиозной мебели того периода и что Моисей, следовательно, мог иметь в своем распоряжении умельцев для изготовления ковчега. Технологические приемы, к которым он прибег, и использование подобных «запрограммированных» устройств для религиозных целей подтверждаются множеством египетских развалин, картин и текстов, относящихся к длительному временному периоду. 146

Я также нашел научное подтверждение той связи, которая, как я считал, существует между праздником Апет и древними иудейскими ритуалами с использованием ковчега завета. Роясь в куче справочного материала в Британской библиотеке, я наткнулся на книгу, изданную в 1884 году Обществом религиозных трактатов и озаглавленную «Новый свет от древних памятников». Я мот бы пренебречь этой тоненькой и невзрачной брошюркой, если бы не обратил внимания на то, что ее автором был А. Х. Сейс (бывший в то время помощником профессора филологии Оксфордского университета). Вспомнив, что один из крупнейших специалистов в египетской религии Уоллис Бади высоко чтил Сейса (характеризуя его как «выдающегося ученого»), я раскрыл его брошюру на той странице, где начиналась глава «Исход из Египта», и прочитал, что «закон и ритуалы израильтян» основаны на многих источниках. Среди них — «различные праздники и посты», в которых

«…во время хода богов носили в «кораблях», которые, как мы знаем из скульптур, походили по форме на иудейский ковчег и которые люди носили на плечах с помощью шестов».

Подбодренный подтверждением своих рассуждений, полученным от известного профессора XIX века, я продолжал просматривать справочную литературу и смог убедиться в том, что выносимые во время обрядов Апета кораблеподобные ковчеги действительно хранили богов или, вернее, небольшие статуэтки различных божеств египетского пантеона. Эти статуэтки были изготовлены из камня и тем самым, — казалось мне, не многим отличались по сути от каменных «скрижалей Откровения», предположительно хранившихся в ковчеге завета и почитавшихся израильтянами за олицетворение их Бога. Один еврейский ученый писал в основополагающем труде, опубликованном в 20-е годы нынешнего столетия:

«Предание о двух божественных скрижалях в ковчеге наводит на мысль, что изначально в нем хранился священный камень… [который] воспринимался либо как само божество, либо как предмет, в котором это божество пребывало постоянно».

И это не было единственным связующим звеном, которое я смог установить между ковчегом завета и кораблеподобными ковчегами, выносившимися во время обрядов Апета. Такие ритуалы, следует помнить, проводились в Верхнем Египте, в городе, ныне известном как Луксор (сравнительно недавнее название, производное от арабского «Л'Уксор», что означает «дворцы»). Гораздо раньше, в период, когда Египет испытывал сильное влияние Греции (начиная примерно с V века до н. э.), весь этот район, включая близлежащий храм в Карнаке, был известен под названием «Тебай». Современные европейцы позже исказили это название до более знакомого нам «Фивы». При этом была затемнена интригующая этимология: слово «Тебай» произведено в самом деле от «Тапет» — под этим названием религиозный комплекс Луксор-Карнак был известен в эпоху Тутанхамона и Моисея. «Тапет» же всего лишь женская форма слова «Апет». Иначе говоря, Луксор и Карнак изначально назывались по названию большого праздника, которым они славились и центральной частью которого были процессии с перенесением ковчегов из одного храма в другой. Меня, естественно, заинтриговало фонетическое сходство слов «тапет» и «табот», которое представлялось еще менее случайным после того, как я узнал из одного научного источника, что форма ковчегов Тапета изменилась с течением веков, и они постепенно перестали очень уж походить на корабли и стали «все больше и больше походить на ларец».

Как отмечалось выше, я давно уже установил, что эфиопское слово «табот» — производное от еврейского «тебах», означавшего «кораблеподобный контейнер». Теперь я начал задаваться вопросом, не было ли слово «тебах» изначально производным от древнеегипетского «тапет» и не объяснялось ли это словопроизводство тем, что ритуалы с ковчегом завета были смоделированы по образцу праздника Апета. 147

Подобные совпадения и связующие звенья, хоть и ни в коей мере не могут служить убедительным доказательством, все же усилили мою убежденность в том, что ковчег завета можно понять должным образом только в контексте его египетского происхождения. Среди прочего, как указывал профессор Китчен, это происхождение свидетельствует, что Моисей должен был быть знаком с технологией и навыками, необходимыми для выполнения повеления Бога построить «ковчег из дерева ситтим» и «обложить его чистым золотом изнутри и снаружи».

В то же время священная реликвия была чем-то неизмеримо большим, нежели просто деревянным ящиком, обложенным золотом. Я поэтому задался вопросом: а не следует ли искать в Египте и объяснение ее пагубной и разрушительной мощи?

В поисках такого объяснения я несколько раз посетил эту страну и расспрашивал теологов, специалистов по Библии и археологов. Я также покопался в редких книгах, религиозных текстах, фольклоре, мифах и легендах в попытке разглядеть нити фактов среди диких фантазий.

В ходе исследования я — все больше заинтересовывался личностью Моисея — еврейского пророка и законодателя, бросившего вызов фараону, поведшего сынов Израилевых в землю обетованную и приказавшего изготовить ковчег завета, после того как он якобы получил его «чертежи» от самого Господа. Чем больше я приглядывался к этой выдающейся, героической личности, тем больше убеждался в том, что особо важные сведения для моего понимания ковчега можно найти в его жизнеописании.

«ВОЛШЕБНИК НАИВЫСШЕГО РАНГА…»

Вполне вероятно, что в каком-то сокровенном уголке своей души каждый живущий христианин, мусульманин и еврей хранит призрачный образ пророка Моисея. Я определенно не был исключением из этого правила, когда всерьез задумался над ним и над его ролью в тайне ковчега. Проблема для меня заключалась в том, чтобы облечь в плоть тот карикатурный образ, который сформировался у меня в воскресной школе, и — в процессе — попытаться поглубже понять человека, которого ученые единодушно называли «выдающейся личностью в возникновении и формулировании иудейской религии».

В выполнении этой задачи мне очень помогли исчерпывающие и авторитетные исторические труды Иосифа Флавия — фарисея, жившего в I веке н. э. в оккупированном римлянами Иерусалиме. В своих «Иудейских древностях», составленных на основе преданий и недоступного ныне справочного материала, этот усердный ученый составил хронику событий четырехсотлетнего Египетского пленения евреев, длившегося примерно с 1650 по 1250 год до н. э. — до приблизительной даты Исхода. Ключевым событием этого периода было рождение Моисея, предсказанное одним египетским «книжником», обладавшим, как утверждает Иосиф, «незаурядным умением точно предсказывать будущее» и сообщившим фараону, что среди израильтян появится:

«…тот, кто унизит владычество египтян, достигнув зрелости, и превзойдет всех людей своей добродетелью и вечной славой. Встревоженный царь по совету мудреца приказал уничтожить каждого родившегося у израильтян младенца мужского пола, бросив его в реку».

Услышав о таком указе, некий Амрам (будущий отец Моисея) впал в «горестное раздумье», ибо «его жена носила тогда ребенка». Но во сне ему явился бог, успокоивший его известием:

«Ребенок, чье рождение наполнило египтян таким ужасом, что они обрекли на смерть всех отпрысков израильтян, улизнет от тех, кто жаждет уничтожить его, и, достигнув чудесной мудрости, выведет еврейский народ из плена в Египет, и его будут помнить, пока будет существовать вселенная, не только евреи, даже и инородные народы».

Эти два абзаца оказались весьма полезными, ибо они существенно расширили библейское описание рождения Моисея в первых главах Книги Исход. Для себя я отметил, что великого законодателя иудеев помнят-таки «даже и инородные народы». Больше же всего меня заинтересовало особо подчеркнутое пророчество «книжника», который при его-то умении предсказывать будущее мог быть только астрологом при дворе фараона. Иосиф как бы намекает тем самым, что с самого начала в Моисее было нечто магическое. В соответствии с освященной временем традицией, когда вор кричит: «Держи вора!», здесь один мудрец предсказывает появление другого мудреца.