Повседневная жизнь Арзамаса-16 - Матюшкин Федорович

Делать нечего — пришлось вернуться… Прибыв на место — сразу к Харитону. По рассказам того же секретаря, Юлий Борисович вежливо объяснил генералам причину радиограммы: синоптики сообщили ему, что завтра или в ближайшие дни ожидается хорошая погода, возможно, начнутся испытания. Погоды же, благоприятной для испытаний, не было еще… около двух недель. Так Юлий Борисович тактично, вежливо дал понять высокопоставленным чинам, что нельзя бездушно относиться к простым людям. Они это поняли. При последующих испытаниях некоторые из них с улыбкой говорили: „Иван Федорович, в случае необходимости, мы вас отвезем не только до Москвы, но и до дома!“»[78]

Осторожность и дотошность в деталях Ю. Б. Харитона не мешали, тем не менее, формированию у работников качеств, определенных В. И. Ткачевым как «стиль напора». Такими чертами обладал первый руководитель опытного завода А. К Бессарабенко. Ярко проявились они в деятельности директора завода Е. Г. Шелатоня. Получив первый производственный опыт на авиационном заводе, будучи начальником сборки самолетов, Евгений Герасимович оказался на объекте по решению ЦК партии в 1952 году. Был назначен начальником цеха на первом заводе с двухмесячным испытательным сроком. Испытание закончилось тем, что уже спустя год с небольшим он стал лауреатом Сталинской премии. В это время полным ходом шла разработка нового изделия, создание которого затем было связано с именем А. Д. Сахарова. Характерный для Шелатоня эпизод. Для своих опытов С. Б. Кормер «пробил» на Нижнетагильском заводе заказ на изготовление отсеков вакуумных камер, а Шелатоня попросил сделать начинку. Стоимость работ по отсекам — два миллиона рублей, огромная по тем масштабам сумма. Шелатонь предложил сделать все на заводе и за 300 тысяч рублей. Даже Б. Г. Музруков сказал: «Пообещал перо жар-птицы достать, так и делай». Сделали. Причем никто не верил, что можно использовать литые отсеки для вакуума порядка десять в минус третьей степени атмосферного давления. Это было неслыханно, так как требования по пористости металла были очень жесткие. Однако Шелатонь «стоял насмерть». Риск, конечно, но, как считали, у Шелатоня был «нюх» на главное. Работу выполнили досрочно и отлично.

Задачи создания новых изделий потребовали немедленного развития специального производства легких металлов. Аналогов такого производства не существовало нигде в мире, и содружество ученых и производственников позволило обогнать Запад. И опять характерная для того времени деталь. Не боялись молодости. Чтобы решить новые задачи, Шелатонь пригласил в свои заместители по техническим вопросам двадцатисемилетнего специалиста Г. Г. Савкина, и не ошибся. Для Евгения Герасимовича была характерна великолепная черта — инициативность во всем. Его умение использовать любой шанс в ходе создания производственной базы завода для улучшения условий труда, для пользы людей было уникальным. Являясь членом горкома партии и депутатом городского Совета, Шелатонь многое сделал для облагораживания города. Выдумали даже шуточный термин «пришелатонить», то есть пристроить дополнительно что-либо полезное в ходе реализации какого-либо проекта. Термин, кстати, вышел за пределы города и употреблялся уже без шутки в других организациях, тем более что специалисты прекрасно знали, как непросто было в те годы осуществить малейшее изменение запланированного проекта. Кажется, ну зачем заводу, изготавливающему ядерные устройства, теплица? Но она появилась, причем главным агрономом был сам директор, и 8 марта он одаривал женщин завода роскошными цветами. Очень пригодилась теплица и во время рыночных отношений, когда зарплату не платили, а она приносила доход.

В годы начального развития объекта к самым опасным производственным операциям из работников допускались считаные единицы — прежде всего научные руководители данного направления. Заводчанам приходилось вплотную взаимодействовать с лабораториями. Главная сложность заключалась прежде всего в абсолютной новизне поставленных задач. Упомянутый выше начальник спецпроизводства завода № 1 Геннадий Григорьевич Савкин на всю жизнь запомнил годы работы с высококлассным физиком, руководителем научно-исследовательского подразделения Виктором Александровичем Давиденко. В сущности, ответственность за проведение эксперимента и доведение его до конечного результата лежала на нем. Г. Г. Савкин вспоминал: «…мы работали с теми веществами и в таком режиме, с которыми ранее никто не работал. Приведу, например, следующий факт… как-то ночью произошло возгорание детали. Так Виктор Александрович буквально „на коленях стоял“ перед женщиной-мастером, которая тогда дежурила, упрашивая сказать правду: было ли с ее стороны допущено нарушение технологии или возгорание произошло за счет внутренних физических процессов. Если второе, значит, внутри „не тот материал“, то есть нас волновал успех решения данной проблемы в целом. Докопаться до истины — вот что было главным для Давиденко. Не сразу, но в конце концов мастер призналась, что виновата сама, — недосмотрела»[79].

Взаимоотношения между людьми на рабочих местах во многом определялись необычностью условий, в которых приходилось трудиться. Не было чертежей, технических заданий, был просто рабочий журнал. Это предопределило требования к рабочим, специалистам-исполнителям. Руководителям опытных производств КБ-11 было свойственно важнейшее качество для творческой деятельности. Доверие и опора на науку в широком смысле. Руководители производства установили правило, что заказчик-экспериментатор в своих просьбах всегда прав. Другое дело, что и теоретики считались с дельными предложениями и советами производственников.

Изучение многих документальных и мемуарных материалов по истории начального периода реализации отечественного атомного проекта убеждает в том, что в складывавшемся коллективе КБ-11, вобравшем в себя людей очень разных по профессиям, жизненному мировосприятию, возрасту, довольно быстро утвердилась атмосфера неустанного творческого поиска, связанная с ясным пониманием государственной важности той задачи, которую предстояло решить. В этой атмосфере формировались собственные традиции коллектива ядерного центра. Их отличительные черты — единство слова и дела, причем на всех уровнях деятельности, как в высшем, руководящем, так и низовом, исполнительском, обязательность и ответственность, умение понимать и ценить мнение коллег, искренняя забота руководителей о своих подчиненных, предоставление оптимальной самостоятельности молодым. Эти неписаные правила и нормы свято соблюдались в КБ-11 с первых шагов его деятельности. Они стали важнейшей составляющей стиля деятельности коллектива, определившего в значительной мере как первый успех, так и все последующие. Например, обращает на себя внимание значительное, вернее даже, кардинальное отличие РДС-3 от РДС-1. Здесь проявился творческий стиль деятельности всех сотрудников ядерного центра. Стремление к новому и неуспокоенность были присущи большинству производственников. Технологию непосредственного изготовления новых образцов атомной бомбы отрабатывали Белкин, станочники Кораблев, Семенко, Дерюгин, Рубцов, Петров, слесари-сборщики Сбоев, Терехин, Балашов, Арзамасцев.