Севастопольская хроника - Петр Сажин

– Смотри, корреспондент, вон она, фашистская сволочь!.. Ну, что?

Я сказал, что вижу кукурузу, невысокие холмики, балочки.

– Так! А больше ничего не видишь?

Я сознался, что больше ничего не вижу.

– А ты смотри лучше. Смотри внимательней! И запоминай! Писать сядешь, пригодится. И потом спросят тебя: ты, мол, у Осипова был, а что видел? Против его полка две дивизии стояли, а ты хоть одного фашиста видел?.. Ну как?

Я ответил, что противника не вижу, но замечаю, откуда стреляют.

– Это верно… Они хорошо замаскировались… Конечно, по-настоящему врага можно увидеть в рукопашной или в атаке. А так он зря котелок не выставит. Ну да мы сейчас его подымем!.. Жук! Дайка вон по той высотке, там, по-моему, у них пулемет стоит.

Комбат распорядился. За посадку, подымая легкую пыль, с «максимом» выползли три наших пулеметчика, метрах в пятидесяти от нас они забрались в траншею, установили пулемет. Замаскировали его ветками. Жук подал знак. Они короткой, резкой очередью ударили по тому месту, где у противника стоял пулемет. Последовал ответ, и тут же по блеску ответного огня пошла длинная очередь «максима». Фашисты всполошились: кто-то встал, но упал или лег – разобрать трудно. Пулемет после короткой очереди захлебнулся.

Я хорошо видел людей. Видел даже, как падал убитый, схватившись за грудь.

– Видал? – спросил полковник.

Я кивнул.

К нам подошел высокий моряк в бушлате без знаков различия, с автоматом на груди, гранатами на поясе и с полевой сумкой в руках.

– Вот, – сказал полковник, – мы искали комиссара, а он сам явился. Ну как, комиссар? Порядок, говоришь? А у меня новости – получены данные, к противнику пришло пополнение и танки. Готовятся к наступлению.

– Пополнение и танки, – вздохнул полковник, – а нам ни одного бойца не дают. А про танки и думать нечего! Да и где их взять? – Он повернулся ко мне: – Вот ты, политрук, из самой Москвы к нам за боевым опытом приехал, а что бы с собой штук пять танков прихватить! Дали б мы им тут жару! А сейчас они жмут нас… Сильно жмут, корреспондент!.. Энтузиазма, готовности умереть у моряков и армейцев хоть отбавляй, а танков, танков и еще раз танков, черт возьми, нет!.. Дали б нам пять-шесть танков, мы б фашистов в лиманах топили. Но что поделать, нету танков – фронт вон какой!.. У тебя есть еще дела здесь?

Митраков покачал головой.

– Тогда поехали в нашу деревню. Там поговорим.

Волоча за собой огромный шлейф пыли, мы под минометным обстрелом влетели в Крыжановку.

Проходя двором, полковник увидел часового у погреба:

– Что случилось? Почему часовой?

– Задержан дезертир.

Полковник приказал открыть погреб и выпустить задержанного.

Из проема дверей, щурясь на солнечный яркий свет, вышел босой, без пилотки, без поясного ремня, небритый, осунувшийся, со спутанными в запекшейся крови русыми волосами солдат.

– Как зовут тебя? – спросил Осипов.

– Волков… Иван.

– Иван… – задумчиво произнес полковник, – имя хорошее, русское… А чего же позицию бросил?

– Никак нет, товарищ полковник, позицию мы не бросали.

– А кто же ее бросил? Может быть, я?

– Разрешите объясниться, товарищ полковник?

– Давай объясняйся, да не ври. Ты знаешь, что за дезертирство полагается?.. Я ж расстрелять тебя должен. Понял?

– Понял, – сказал солдат, – окажите милость, дайте закурить. – Закурив, он начал так: – Пантелеев, Жупахин и я были в наряде у лимана, там, где ихние разведчики к нам пытались прорваться еще третьего дня. Скоро нас сменять должны были, как началась стрельба. Столько он мин в нашем месте положил – страсть! Но мы целы были все. Вылезли подышать воздухом – уж больно много пыли в траншее, ну дышать нечем! – а он опять пошел класть. В этот раз мина около нас разорвалась. Пантелеева насмерть осколком в голову, а Жупахина сильно ранило. Я остался целый. Перевязал я Жупахина, выглянул посмотреть, что делается, и вижу – ползут в нашу сторону шестеро или семеро. Кинул я гранату, а она не взорвалась. Взял винтовку. Одного убил, другого ранил. А те ползут. Прицеливаюсь и слышу, будто шум сзади какой-то. Стреляю и сразу же оборачиваюсь. Трое фашистов, оказывается, зашли в тыл. Орут: «Русс, плен!» Я успел одного прикладом, а в это время и меня самого чем-то ударили, в голове помутилось, в глазах темно стало. Очнулся… Лежу… Голова в кровище… Слышу, кто-то лопочет. Они! Больно мне, терпежа нет. Но я держусь… Подошел один из них и ногой в грудь ударил. Как я сдержался, не знаю. Скоро потерял сознание. Когда опять очнулся, их уже не было… Как я встал с земли, как разыскал винтовку свою да как падал много разов – долго рассказывать. Во мне жила мысля одна – не упасть насовсем, дойти к своим. Долго шел. На землю боялся опуститься, думаю: а ну как не встану? Добьют меня фашисты – или чего хуже – в плен потащат. Уже стал выходить из кукурузы, тут и ветрел этого старшину новенького. Я хотел доложить, как все было, – слухать не стал, в погреб запер.

Он кончил и с усилием облизывал пересохшие, запекшиеся губы.

– Принести воды! – приказал полковник. – И верните ему все, что отобрали! И винтовку! А ты, товарищ Волков, как приведешь себя в порядок, зайди ко мне.

– Спасибо, товарищ полковник! Непременно буду у вас.

Когда мы отошли, Осипов сказал Митракову:

– Комиссар, ты бы вразумил этого старшину по партийной линии: парень он трезвый, а мозги у него пьяные. Сделай, пожалуйста. А я ему по строевой разъясню.

Ход двух коней

На войне бывает так: против полка морской пехоты две стрелковые дивизии, против батальона этого же полка – два вражеских полка.

Как воевать в таких условиях? Можно, конечно, сослаться на общеизвестный афоризм Суворова – «воевать не числом, а умением». В конечном счете моряки так и делают. Но ведь не только умением или, вернее, не всегда одним умением, порой нужно опрокинуться на противника черной тучей, хлынуть ливнем. И гнать, гнать, сколько можно.

И моряки так и воюют под Одессой.

Газеты склоняют имя Сашки Нечипуренко. Это разведчик полка морской пехоты. Он начал с того, что ему, Алексею Подковке и Михаилу Колодину было дано задание подавить минометную фашистскую батарею, которая вела беспокоящий огонь, не давала, как говорится, житья.

Они отлично выполнили задание: подкрались к батарее и гранатами ликвидировали расчеты и минометы.

Журналисты уже успели ввести Нечипуренко в легенду: его называют современным Петром Кошкой – знаменитым лазутчиком первой обороны Севастополя, который наводил страх на неприятеля неожиданными и дерзкими налетами. Кошка смело вторгался в расположение неприятеля, крал «языка» и восвояси.

Кошка был силач, говорят, что он легко один поднимал пушечные стволы, подбрасывал кверху пушечные ядра и ловил их либо на вытянутые руки, либо на шею.

Нечипуренко не богатырь, но и не слабак: под гимнастеркой заметны хорошо натренированные мышцы. Парень веселый, как говорят, заводной.

После удачной операции против минометной батареи Нечипуренко, Колодин и Подковка стали корректировщиками, а потом и разведчиками. Дали им позывной – «кобчик».

Не всегда они ходили в разведку втроем. Случалось, Нечипуренко ходил один.

Однажды подкрался Нечипуренко к позициям противника и видит: на поле, недалеко от посадок, совершенно беззаботно на новой позиции расквартировывается фашистская батарея.

Артиллеристы возятся около потных, умученных оводом лошадей. Кони мотают головами, секут себя хвостами и нервно переступают ногами, пытаясь стряхнуть впившихся насекомых.

Коноводы покрикивают на них. Слова, которые они произносят, не похожи на «стой». Тем не менее лошади слушаются, и Нечипуренко чудно, как это лошади понимают румынский язык.

Хотя разведчик лежал и, стало быть, никакой энергии не тратил, но ему было тяжко от жары, от вертевшихся над ним слепней.

Коноводы выпрягли пару и свели ее в тень под посадку и там привязали, а орудийная прислуга занялась оборудованием артиллерийского дворика.

Прошло немного времени, коноводы вернулись, чтобы выпрячь вторую пару лошадей. Они только прикоснулись к постромкам, как Нечипуренко вскочил, вскинул пистолет и пронзительно крикнул: «За мно-о-ой!»

Вся прислуга батареи кинулась врассыпную. Нечипуренко прицепил к пушке снарядный ящик с боеприпасом, вскочил на лошадь и айда к своим.

Пушка, пара лошадей, ящик с боеприпасом.

В полку ахнули: не чудо ли перед ними?

– Откуда пушку взял, «кобчик»?

– Фашисты подарили. – Он улыбается и просит закурить.

Через несколько дней опять в поиск.

Нечипуренко подкрался к посадке и решил немного отдохнуть. Вынул платок лицо и шею обтереть, а из-за посадки фашистский унтер:

– Русс! Сдавайся!

Унтер был жидковат, и, не стой за его спиной одиннадцать солдат, Нечипуренко сбил бы фашиста с ног.

Но что же теперь делать? Неужели «кобчику» пришел конец?

Нечипуренко поднял руки вверх. Левая у него была чистой, а в правой он сжимал гранату, ту самую, которая лежала рядом с ним, когда он присаживался, чтобы вытереть вспотевшее лицо и шею. У него был закон – граната всегда рядом!