Новый Мир ( № 5 2008) - Новый Мир Новый Мир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Замечательный пример подобного подхода к личности писателя можно найти в книге Г. Чхартишвили9. На многочисленных примерах из жизни литераторов разных эпох и культур автор показал, почему “вакансия поэта” может быть опасна как таковая — то есть прежде всего для него самого.
9 Чхартишвили Г. Писатель и самоубийство. М., “Новое литературное обозрение”, 1999; 2-е доп. изд.: Чхартишвили Г. Писатель и самоубийство. Энциклопедия литературицида. В 2-х кн. М., Захаров, 2006.
"Всё в жертву памяти твоей..."
Есипов Виктор Михайлович — литературовед, пушкинист. Автор двух книг стихов (1987, 1994), а также историко-литературных книг «Царственное слово» (1998), «Пушкин в зеркале мифов» (2006) и многих публикаций на близкие темы в журналах и сборниках. Неоднократный автор «Нового мира».
1
Неболышой по объему пушкинский лирический текст 1825 года, который мы собираемся рассмотреть, думается, не случайно обойден вниманием исследователей: «понять смысловой строй этого стихотворения, приемы сцепления всего того, что приносится в жертву чьей-то памяти»1, по справедливому замечанию академика В. В. Виноградова, не так-то просто.
Все стихотворение состоит из одного распространенного предложения:
Всё в жертву памяти твоей: И
голос лиры вдохновенной, И
слезы девы воспаленной, И
трепет ревности моей, И
славы блеск, и мрак изгнанья, И
светлых мыслей красота, И
мщенье, бурная мечта
Ожесточенного страданья.
Последняя попытка осмыслить эти стихи была предпринята около двадцати лет назад. Исследователь достаточно четко сформулировал задачу: «Полностью раскрыть смысл стихотворения можно, лишь ответив на два вопроса: что означает „твоя память" и что значит „всё в жертву"»2. Но при решении этой задачи он, как нам представляется, упустил из виду некоторые очень важные вещи: «Первый вопрос нетруден, — несколько поспешно заключил упомянутый автор, — „Твоя память" у Пушкина всегда означает „память, воспоминание о тебе"»3.
1Виноградов В. В. Стиль Пушкина. М., 1941, стр. 347.
2 Тромбах С. М. «Всё в жертву памяти твоей...». — «Временник Пушкинской
комиссии», вып. st1:metricconverter productid="23. Л" w:st="on" 23. Л /st1:metricconverter ., 1989, стр. 98.
3Там же.
По нашему же мнению, «твоя память» (или, если быть более точными, «памяти твоей») заслуживает более пристального внимания. Дело в том, что слово «память» в «Словаре языка Пушкина» в контекстах, соответствующих нашему, в подавляющем большинстве случаев подразумевает обращение к умершему. Приведем наиболее выразительные примеры: «...И память юного поэта / Поглотит медленная Лета...» («Евгений Онегин», 1826); «Уральские казаки (особливо старые люди) доныне привязаны к памяти Пугачева» («История Пугачева», «Замечания о бунте», 1833); «...И в память горестной Марии / Воз-двигнул мраморный фонтан...» («Бахчисарайский фонтан», 1823); «Владимир уже не существовал: он умер в Москве, накануне вступления французов. Память его казалась священною для Маши...» («Метель», 1830); «Что баронесса? память Дельвига есть единственная тень моего светлого существования» (письмо П. А. Плетневу от 24 февраля 1831 года); «Драгоценной для россиян памяти Николая Михайловича Карамзина сей труд, гением его вдохновенный, с благоговением и благодарностью посвящает Александр Пушкин» (1830); «...мы готовы обвинить его в юношеской заносчивости, не уважающей ни лет, ни звания и оскорбляющей равно память к мертвым и отношения к живым (курсив мой. — В. Е.)» («Опровержение на критики», 1830)4. Подобных примеров в пушкинском творчестве еще множество, но мы не видим необходимости увеличивать их перечень, потому что, думается, и так ясно: игнорировать предложенную нами трактовку «памяти твоей» как памяти об умершей нельзя.
Есть, конечно, отдельные примеры, когда память о ком-то подразумевает живущего современника (современницу) поэта: «...И ваша память только может / Одна напомнить мне Москву» («Гонимый рока самовластьем...», 1832). Но то легкое альбомное стихотворение, мадригал неизвестной нам юной особе, память о которой всего лишь (хотя и этого не мало!) напоминает поэту о Москве. Совсем другое дело рассматриваемые нами стихи: здесь абсолютно «всё» приносится «в жертву» неизвестной нам избраннице поэта. И по этой тоже причине (по масштабности поэтического порыва) мы склонны отнести пушкинские стихи к умершей: живые, увы, не удостаиваются подобных признаний! Такова человеческая природа: значимость близкого для нас существа в полной мере осознается лишь после его смерти...
А что значит «в жертву»? Как отметил упомянутый исследователь, ни одно из значений, зафиксированных в «Словаре языка Пушкина», «не подходит для стихотворения „Всё в жертву памяти твоей..." в целом», предполагать же, что «в пределах одного предложения (а именно им является данное стихотворение) Пушкин придавал выражению „принести в жертву" разный смысл», вряд ли допустимо. Поэтому он предложил свой эквивалент пушкинского «в жертву»: «Это — „пренебречь" с близкими к нему у Пушкина эквивалентами: „перестать придавать значение", „забыть"»7. Но с получившимся в результате прочтением пушкинского текста как-то трудно согласиться.
Вот интерпретация исследователя: «Если осмелиться пересказать стихотворение прозой, оно будет выглядеть так: поглощенный воспоминаниями о тебе, я перестал творить (забыл „голос лиры вдохновенной"), пренебрег слезами влюбленной девушки, перестал ревновать, забыл о славе, не замечаю мрака изгнания, перестал восторгаться красотой светлых мыслей, забыл о мщении»5. И все эти признания, по предположению исследователя, обращены к А. П. Керн, недавно покинувшей Тригорское.
Но, во-первых, разлука не была вечной. В письмах к Анне Керн Пушкин постоянно рассматривает планы ее приезда, если не в Тригорское, то в Псков, да и тональность этих влюбленно-шутливых писем резко отличается от мрачного драматизма рассматриваемого нами поэтического текста: «...ветреность всегда жестока, и все вы, кружа головы направо и налево, радуетесь, видя, что есть душа, страждущая в вашу честь и славу» (25 июля 1825); «Вы уверяете, что я не знаю вашего характера. А какое мне до него дело? очень он мне нужен — разве у хорошеньких женщин должен быть характер? главное — это глаза, зубы, ручки и ножки...» (13 и 14 августа 1825); «Если ваш супруг очень вам надоел, бросьте его, но знаете как? Вы оставляете там всё семейство, берете почтовых лошадей на Остров и приезжаете... куда? в Тригорское? вовсе нет; в Ми-хайловское!» (28 августа 1825).
А во-вторых, ничем он (Пушкин) на самом деле не пренебрег, и вряд ли это нужно доказывать.
И дело, конечно, не в том, придавал ли Пушкин «выражению „принести в жертву" разный смысл»: пушкинское «в жертву» включает в себя едва ли не все оттенки смыслов, перечисленные нашим оппонентом. Каждое пушкинское слово многозначно.
4 «Словарь языка Пушкина». В 4-х томах. Т. st1:metricconverter productid="3. М" w:st="on" 3. М /st1:metricconverter ., 2000, стр. 287 — 288. sГромбах С. М. «Всё в жертву памяти твоей...», стр. 98, 99 соотв.
Это отмечалось многими, например Ю. Н. Тыняновым: «Семантическая система Пушкина делает слово у него „бездной пространства", по выражению Гоголя. Слово не имеет поэтому у Пушкина одного предметного значения, а является как бы колебанием между двумя и многими. Оно многомысленно. <...> Семантика Пушкина — двупланна, „свободна" от одного предметного значения, и поэтому противоречивое осмысление его произведений происходит так интенсивно»6.
Адекватно перевести пушкинское поэтическое страстное признание на язык прозы, объяснить его прозой в данном случае вряд ли возможно (что, по-видимому, и имел в виду В. В. Виноградов), эти стихи как музыка, они непереводимы на уровень строгих логических понятий. Но читатель, способный воспринимать поэзию, не может не ощутить, какое мощное, всепоглощающее чувство владело поэтом при написании этих строк: ощущая свое поэтическое могущество («голос лиры вдохновенной»), видя слезы напрасно влюбленной в него другой «девы», находясь в «блеске славы», переживая «мрак изгнания» — он всегда помнит о той, к которой обращены эти пламенные стихи, до сих пор ревнует ее к кому-то.
Кто она?.. Возможны лишь предположения. Существующее мнение, что стихи обращены к живой современнице поэта Елизавете Ксаверьевне Воронцовой, представляется нам ошибочным так же, как и отнесение к ней стихотворения «Прощание»7. В стихотворениях, которые принято связывать с ней, нет той глобальности признания, которая присуща рассматриваемым стихам и которая выделяет их из всей любовной лирики Пушкина. Стихотворения, относимые обычно к Воронцовой, если позволительна здесь такая их характеристика, более сентиментальны:
