На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта 1939–1945 - Ханс Люк

Около полуночи до меня донесся все нарастающий гул самолетов, проходивших у нас над головами. Я подумал, что противник вновь летит бомбить транспортные коммуникации у нас в тылу или же опять идет уничтожать города Германии. Казалось, машины идут очень низко. Может, из-за погоды? Я выглянул из окна и вытаращил глаза от увиденного – в небе висели осветительные ракеты. Тут как раз позвонил адъютант:

– Господин майор, парашютисты. На нашем участке приземляются планеры. Пытаюсь связаться со 2-м батальоном. Какие будут распоряжения?

Я без колебания отдал приказ:

– Поднять по тревоги все части, немедленно сообщить в штаб дивизии. 2-му батальону – вступать в боевые действия всюду, где потребуется. Постараться взять пленных и доставить ко мне.

Затем с адъютантом я отправился на командный пункт. 5-я рота 2-го батальона, отправленная на учения с холостыми патронами, еще не вернулась – опасное положение. Судя по первым донесениям, можно было сделать вывод о выброске британских парашютистов над Троарном. Командир 2-го батальона уже развернул контратаку всеми имевшимися в его распоряжении силами и сумел продвинуться до самого Троарна, куда отошли части 5-й роты.

Мы связались с командиром роты, который находился в подвале одного из домов:

– Бранденбург, держитесь. Батальон уже на подходе и вот-вот будет у вас.

– Хорошо-хорошо, – отозвался он. – У нас тут есть первый пленный, британский врач из 6-й воздушно-десантной дивизии.

– Пришлите его сюда, как только прояснится обстановка.

Тем временем мой адъютант позвонил в дивизию. Генерал Фойхтингер со своим начштаба еще не вернулись. Мы ввели к курс дела дежурного офицера, лейтенанта Мессмера, и попросили его, по возвращении командира, добиться для нас разрешения на сосредоточенную атаку.

Постепенно у нас сложилось некоторое представление об обстановке. Парашютисты, которые по ошибке приземлились в стороне от заданных районов высадки, попали к нам, когда мы развернули контратаку. Пленных привели ко мне. Прежде чем, в соответствии с приказом, отправить их под конвоем в дивизию, мы, «перекинувшись словечком» с ними, выяснили, что задача 6-й воздушно-десантной дивизии [96] состоит в овладении мостами через р. Орн в районе Ранвиля и создании берегового плацдарма восточнее этой реки для запланированной на утро 6 июня высадки с моря.

Нас все сильнее охватывали гнев и раздражение. Указаний о немедленном переходе в атаку, что, ввиду неразберихи, творившейся у нашего противника, позволило бы нам достигнуть преимущества, все не поступало, хотя наши донесения в дивизию уже давным-давно должны были через штаб корпуса поступить в группу армий «B» Роммеля. Мы считали, что у нас есть все шансы прорваться к побережью и помешать противнику создать береговой плацдарм или же, по меньшей мере, значительно осложнить ему задачу.

Помню британского офицера медицинской службы, которого взяли в плен и привели ко мне. В своем парашютистском снаряжении он ничем не отличался от любого другого солдата. Как истый британец, он вел себя достойно, однако был очень расстроен и подавлен из-за того, что попал в плен в первом же бою. Поскольку он не пожелал говорить, назвав лишь фамилию и номер, я, как делал всегда с британскими пленными, завел с ним беседу. Повел разговор о своем последнем приезде в Лондон в марте 1939 г., о Пиккадили-Серкус и моих британских друзьях. Постепенно он «отошел», и я узнал кое-что о намерениях британцев и задачах 6-й воздушно-десантной дивизии.

Проходили часы. Раз уж вышло так, что нас обрекли на пассивность, мы организовали оборону. Остальные части дивизии – танковый полк и 192-й танково-гренадерский – находились в полной боевой готовности, однако тоже были вынуждены оставаться на местах [97] . Мой адъютант вновь позвонил в дивизию. К телефону подошел майор Форстер, ответственный за прием пленных. Он не имел полномочий изменить существующий приказ. Из группы армий «B» нам объяснили, что мы имеем дело с отвлекающим маневром: британцы-де сбрасывают с парашютами соломенные чучела. С рассветом я отправил адъютанта на дивизионный командный пункт с просьбой добиться разрешения на контратаку. По своем туда прибытии Либескинд стал свидетелем жаркого телефонного разговора, который Фойхтингер вел, судя по всему, с командованием армии:

– Господин генерал, я только что вернулся из Парижа и сам видел гигантскую армаду у побережья вблизи Кабура: линкоры, корабли снабжения и десантные суда. Я намерен атаковать – немедленно атаковать силами всей дивизии восточнее Орна и пробиться к побережью.

Однако разрешение на контрудар так и не было получено. Гитлер, который имел привычку работать допоздна, все еще спал.

Я мерил шагами командный пункт, сжимая кулаки в ярости и от досады на Главное командование, проявлявшее нерешительность и не желавшее смотреть в лицо фактам. Будь Роммель сейчас с нами, а не в Германии, он бы отбросил прочь все приказы и начал бы действовать – в этом мы не сомневались.

Мы были в отличной физической форме и чувствовали себя в состоянии справиться с ситуацией. Я подавил гнев и заставил себя успокоиться. Мой опыт на прежних ТВД научил меня, что, чем более сложна обстановка и опасно положение, тем более хладнокровно надлежит реагировать на них командиру.

Лучший способ успокоить взволнованного порученца или связного с донесением, прибывшего из района, где сложилась отчаянная ситуация, предложить ему присесть, угостить сигаретой и попросить:

– Ну а теперь расскажите мне, что происходит на самом деле.

Итак, трагедия разворачивалась и шла своим чередом. Прошло всего несколько часов, и храбро бившиеся на прибрежных фортификациях бойцы оказались не в состоянии сдерживать натиск неприятеля – им было просто нечего противопоставить бившим по ним с моря орудиям главного калибра линкоров союзников и безраздельно господствовавшей в небе авиации противника, армады бомбардировщиков которой сбрасывали свой смертоносный груз на головы защитников на побережье и в Кане. И все это время готовая вступить в действие немецкая танковая дивизия неподвижно стояла за линией фронта. Рано утром с высот восточнее Кана мы увидели несметное воинство союзников – поля, покрытые приземлившимися транспортными планерами и многочисленные аэростаты наблюдения в небе над районами высадки, помогавшие корабельной артиллерии вести точный и сокрушительный огонь.

Положение заставляло нас перегруппировываться. Восточнее и западнее реки Орн были сосредоточены сильные боевые части. Мы все продолжали ждать разрешения на контратаку. Между тем, как мне подумалось, ввиду превосходства союзников, очевидного всякому, кто видел их флотилии, шанс сбросить противника в море мы уже упустили. Подтягивание резервов представляло для нас чрезвычайную сложность. Союзники открыли второй фронт. Натиск врага на востоке все усиливался, бесконечные бомбардировки важных промышленных центров и железнодорожных коммуникаций продолжались – какими бы храбрыми и какими бы опытными ни были наши солдаты, они не могли уже выиграть войны. Успешное вторжение, как думал я, стало началом конца.