Тайнопись искусства (Сборник статей) - Делия Гусман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во что одеть царя? В рыцарские доспехи или русский кафтан?.. Ни то, ни другое не годится. Фальконе перебирает одежду чуть ли не всех времен и народов — и находит обобщенную, вневременную трактовку. Костюм его героя состоит из простой рубахи и греческой туники. Одежда подчинена пластическому движению фигуры, при этом не бросается в глаза, не отвлекает от главного.
Намерение Фальконе уменьшить, обтесать Гром-камень, скалу весом в 100 000 пудов, что должна стать пьедесталом для монумента, встречено в штыки. Фальконе непреклонен: «Не делают статуи для постамента, а делают постамент для статуи». Он добивается своего, но этого ему не прощают. В чем только не обвиняют теперь художника! И в присвоении государственных денег, и в недобросовестности, и в намеренной порче работы.
Наступает самый ответственный этап в создании монумента — отливка. Статуя уникальна, конь опирается только на две ноги. Дополнительная опора — змея, брошенная под копыта. История скульптуры не знала еще подобной композиции, не было опыта таких сложных литейных работ. Нужно так распределить бронзу, чтобы центр тяжести скульптуры пришелся на точки опоры, иначе всадник может опрокинуться. Поиски литейщиков, которым можно было бы доверить отливку, не дают результатов. Приглашают знаменитого мастера Эрсмана, но вскоре между ним и Фальконе начинаются разногласия, и литейщика увольняют.
Фальконе берется за отливку сам! Долгие месяцы обучается искусству литья, овладевает им в совершенстве и, наконец, в августе 1775 года, после сложнейших подготовительных работ, отливает статую. При отливке произошло непредвиденное: одна из труб, по которой в форму поступала раскаленная бронза, лопнула, и металл стал выливаться. Сразу же загорелся деревянный пол мастерской. Не растерялся мастер Емельян Хайлов, помогавший Фальконе. Он быстро затушил огонь, затем обмазал глиной свой армяк и обернул им лопнувшую трубу. Хайлов получил сильные ожоги и частично потерял зрение, но статуя была спасена. Отливка в целом вышла превосходной, за исключением головы всадника и коня, и через два года, в июле 1777-го, Фальконе доотливает верх статуи. Результат превосходит ожидания, художник может по праву гордиться своей работой.
В это время в Петербурге распространяются нелепые слухи о том, что Фальконе якобы испортил отливку статуи. Скульптор взбешен. Эта чудовищная ложь стала последней каплей, переполнившей чашу терпения. Фальконе уезжает, не дождавшись установки памятника на постамент.
Говорят, что в городе Петра возрастает дарование художников. В случае скульптора Фальконе, создавшего лучшую в мире конную статую, это, несомненно, так. Ему удалось гениально воплотить идею петровских преобразований. Медный всадник не просто памятник Петру Великому, а символ новой, возрождающейся России.
Портреты девочек Воронцовых
(Светлана Обухова)
Есть что-то притягательное в русских портретах восемнадцатого столетия. Из глубины темного фона, словно из сумрака канувших в лету времен, от которых в памяти нашей не осталось и следа, появляются лица. Незнакомые, но такие живые, что трудно оторвать взгляд! Как, например, от портретов сестер Воронцовых кисти Дмитрия Григорьевича Левицкого, одного из самых ярких мастеров русской портретной школы того времени.
Из четырех одинаковых овалов смотрят четыре девочки. Одинаковые позы, одинаковые по фасону платья, похожие прически; они и сами очень похожи друг на друга.
Но до чего же они разные!
Вот старшая — темноглазая Машенька. Тоненькая фигурка точно струна, умные, проницательные глаза смотрят серьезно и смело. Сколько в ней благородства, сколько чувства собственного достоинства и — уже! — независимости… В этом юном существе живет мудрая душа, которая ценит разговор на равных, — и пусть Маше около тринадцати, а вам, например, тридцать. Но заговорите с ней непременно о чем-то важном, значительном, ведь Мария Арсеньевна давно забросила своих кукол: в куклы пусть играют младшие сестры, а у нее есть дела поважнее — книги, а может (ну вдруг?) серьезные науки. И как очаровывают доброжелательный взгляд, милая полуулыбка, чудный румянец, играющий на щеках, грива темных волос!
Полная противоположность ей Катенька, третья сестра. В ней, кажется, столько же нежности и мягкости, сколько в старшей решительности. Она романтична и женственна и этим очень похожа на свою мать, Прасковью Федоровну, чей портрет висит рядом, в том же зале Русского музея. Катя чуть смущена, но смущение не может погасить блеска черных глаз, которые на все смотрят с живым интересом. И потому находят много поводов для радости, как, наверное, и для грусти…
А вот будто свежий ветерок влетел в залу и закружился по ней, принеся с собой запахи раннего весеннего утра. Четвертая девочка, Прасковья, совсем еще кроха, — вся порыв, движение. Живая, любопытная, она только что, еще минуту назад, занималась множеством важных детских дел и вдруг услышала свое имя… Остановилась и испытующе ждет, что ей здесь покажут, готовая сорваться с места и убежать, ведь вокруг столько всего и ей везде нужно успеть!
И если возможно, чтобы все эти черты объединились в одном существе, то это — Анюта Воронцова. Она не менее энергична, серьезна и независима, чем старшая сестра, и любой позавидует твердости ее характера. Глубокая и тонкая натура, она всерьез увлечется искусством и литературой. А ее непосредственность, живость, простота будут очаровывать многих современников. Окажется среди них и подросток Саша Пушкин, но это уже другая история…
Портрет графини Екатерины Арсеньевны Воронцовой в детстве. 1790-е
Портрет графини Марии Арсеньевны Воронцовой в детстве. 1790-е
Портрет графини Анны Арсеньевны Воронцовой в детстве. 1790-е
Портрет графини Прасковьи Арсеньевны Воронцовой в детстве. 1790-е
Портрет графини Прасковьи Федоровны Воронцовой. 1790-е
Портреты маленьких графинь Воронцовых считают едва ли не лучшими детскими портретами в творчестве Левицкого. Очень деликатно и точно рисует художник не характеры, нет, — мир четырех прекрасных душ, видя в этом единственную и настоящую задачу портретного искусства. Наверное, этим и притягивают написанные им полотна — с них смотрят на нас живые люди. И мы находим в них то, чего так не хватает сегодня: богатый внутренний мир и неустанную работу души…
Царскосельская статуя
(Светлана Обухова)
В 1808–1810 годах на месте бывшего павильона Катальной горки в Екатерининском парке Царского села по распоряжению Александра I соорудили Гранитную террасу, а внизу у Большого пруда — Большую гранитную пристань. По зеленому склону проложили новые дорожки, связавшие террасу и пруд. А устье бокового канальчика, куда еще в 1770-х годах были выведены воды местного источника, скрытого под насыпью, оформили фонтаном. И еще через шесть лет, летом 1816 года, здесь появилась бронзовая фигурка, которой суждено было стать символом Царского села…
На гранитной скале сидит девушка. Подперев одной ладонью щеку и держа в другой черепок, она горестно смотрит на разбитый кувшин, из которого течет вода. Вернее, вытекает молоко, ведь эта девушка — молочница Перетта, героиня басни Лафонтена «Молочница».
Держа на голове кувшин с молоком, Перетта бежала в город на базар, а ее мечты бежали далеко впереди нее: конечно же, за кувшин чудесного молока она выручит столько денег, что сможет купить сто яиц; вырастить из них и выкормить сто цыплят не составит никаких трудов; сто курочек легко обменять на поросенка, и «расходов будет грош»; а за крупного и хорошего поросенка она выберет в городе коровку или бычка и будет радостно смотреть, как он прыгает на лугу среди стада… Тут счастливая обладательница упитанного рогатого хозяйства от радости подпрыгнула — и уронила кувшин.
Бедная Перетта! С отчаяньем глядит она на черепки, на разлитое молоко, на разбитый кувшин — на разбитые мечты о курочках, поросенке и бычке… Такой запечатлел молочницу мастер декоративной скульптуры русского классицизма П. П. Соколов. Вернее, не совсем. Следуя традициям искусства начала XIX столетия, он изобразил не простую французскую крестьянку, а самую настоящую античную нимфу, изысканную, печальную, трогательную и необъяснимо притягательную… Вот и Александр Сергеевич, вспомнив ее осенью 1830 года в Болдине, посвятил ей «античные» строки:
Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила.Дева печальна сидит, праздный держа черепок.Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой;Дева, над вечной струей, вечно печальна сидит, —
словно «вечная струя», течет пушкинский стих. И нет уже мечтательницы Перетты, забыто назидание Лафонтена, даже прозаический кувшин не избежал чудесной метаморфозы! Ведь урна, круглая невысокая античная ваза с широким горлом, не простой сосуд. Лежащая на боку, с выливающейся из нее водой, она в искусстве и Древней Эллады, и эпохи Возрождения, и более позднего времени указывала на божество, обитающее в реке.
