Поцелуй кобры. По следу Кроноса - Николай Шмелёв

— Наскоком…

— Тогда уж метод Барбоса! — буркнул Бармалей, всматриваясь в глубину «Миража». — Жучка, всё-таки, женское имя.

— До фонаря! — ответил, как отрезал, Дед. — Всё — равно метод не сработал…

— Нахрапом люди города брали, а мы не можем один артефакт, — с укоризной произнёс Комбат. — Вы сталкеры, или туристы?

— Одно другому не мешает, — сказал Почтальон. — К тому же — чем арт отличается от сувенира?

— Пользой! — догадался Пифагор.

— Ну, не всегда, — растерялся Почтальон, что-то прикидывая в уме. — Да и сувениры, если разобраться — пользу приносят.

— Какую? — пренебрежительно спросил Бульдозер, сморщившись, как упитанный сморчок.

— Есть действующие модели, такие как, например, курительные трубки или ножи, всех мастей. Можно, в конце концов, идя на день рождения, подарить сувенирчик-то.

— Действительно — польза! — согласился Бульдозер. — Медленная и быстрая смерть — в одном собрании. И про дарение — в тему…

Понаблюдав за рядом бесплодных попыток проникнуть в тайны «Миража», при этом слушая пререкания сталкеров, Наина не выдержав, шепнула на ухо Крону то, что осталось только между ними. После этого она встала и под изумлённые взгляды попутчиков, скрылась в аномалии так, как-будто это был общественный туалет, причём — бесплатный. Она вышла из образования так же легко, как порхающий мотылёк, держа в руках артефакт «Призрак», который по внешнему виду сильно походил на свою родительницу.

— Как почтальон, — удивился Сусанин. — Принесла посылку, как ни в чём ни бывало.

Крон быстро запрятал артефакт поглубже в рюкзак и не отметить такое событие, сталкеры посчитали, для себя, невозможным. Макинтош сразу вспомнил старую легенду зоны, связанную с деятельностью «Чёрного Почтальона». Расслабившись, он начал повествование, не как всегда — с наводящих вопросов, заранее зная про то, что на них ответят. В этот раз Гриша начал без предисловий:

— Придёт, бывало, «Чёрный Почтальон» с водкой и ищет сталкера помоложе, который вырвался из родного дома, якобы за длинным рублём, а на самом деле — на вольные хлеба. До хлебов и его жатвы, порой, ой как далеко, но — свобода! Образ сварливой тёщи приходит, только в самом страшном сне, убивая от нервных переживаний, и без того, скудные остатки контуженных клеток мозга. Образ жены совсем не приходит, истираясь из памяти, как неудачный шахматный ход. А что делать, если эту клетчатую доску некоторые видят, от силы, второй раз в жизни. Нехороший почтальон, между тем, ведёт свою разрушительную работу, внедряясь на всех участках фронта в душу новобранца. От винных паров, у того язык развязывается и он больше не в силах контролировать себя, выкладывает первому встречному: и где живёт, и с кем, и на каком автобусе добраться. Короче — выуживает всю подноготную. И вот уже летит к родному дому простака, исполненное трогательным треугольником, заветное письмецо. В нём находится полное досье на занятие вновь прибывшего, якобы, шабашничать в колхозе. Для пущей убедительности и приврать может — фотомонтаж сварганить, например… И теперь, в ответ на чёрное послание, несутся разъярённые фурии по запретной зоне, игнорируя все знаки, предупреждающие об опасности: радиационные, химические, бактериологические — по фиг! Военные сразу же прячутся в окрестностях блокпоста, эвакуируя личный состав за пределы области, где проносятся, как ураган, две непостоянные аномалии.

Сусанин, не по-наслышке знающий о проделках этих персонажей, вставил своё слово:

— Я чего сюда приехал? Дома прилечь поспать нельзя — сразу же похоронить пытаются!

— Любят тебя, — согласно кивнул головой Макинтош.

— Вот я и подумал — чего людей разочаровывать, без конца! Да провоцировать… Взял, да и рванул в запретную зону. Кому-кому, а мне «Чёрный Почтальон» не страшен — пусть марает бумагу, сколько хочет. Пусть, даже, похоронку им принесёт!

Глава семнадцатая Похоронное агентство

В этой местности делать было больше нечего и немного отдохнув, товарищи стали собираться в обратный путь, не совсем ясно представляя себе, что им придётся делать в дальнейшем. Крон сам запутался в смутных перспективах на будущее и не имея ясных планов, на ближайшее время, пребывал в некоторой растерянности. Наина загадочно улыбалась и не открывала своих секретов. То, что они у неё есть, это было видно невооружённым глазом, но Крон предпочитал пустить дело на самотёк, памятуя о том, что она сама всё расскажет, когда придёт время. Ещё он понимал и тот факт, что подобный артефакт необязательно существует в единственном экземпляре, а если так, то они опоздали. Если всё-таки он один, то беглянки, в скором времени, себя обнаружат. Инструкции о правилах поведения в присутствии расшалившихся девиц все знали наизусть и повторять их каждому, по-новой — не имело смысла. Теперь сталкеры брели с неясными целеустремлениями, ловя барышень на живца.

Проходя мимо серого здания с облупленным фасадом, товарищи обратили внимание на мрачную вывеску чёрного цвета, на которой траурной позолотой сияла надпись: «Похоронное агентство «Светлое будущее»». В стеклянной витрине стояли выставочные гробы и висел перечень предлагаемых услуг. В них входил и загадочный Могильщик. Кто это такой, никому объяснять не представлялось необходимым, но высокопарное заявление, читающееся, как выстрел в спину, заставлял задуматься о законности его деятельности. Дополнительное объявление, висящее на двери, гласило: «Предлагаемые услуги находятся в каталоге офиса и весьма разнообразны». Самое интересное заключалось в том, что ни одной живой души в похоронной конторе не было. Никого. Макинтош вспомнил одну из услуг, так усердно рекламируемую агентством:

— Один из вариантов предлагает заранее записать голос на флешку, например: «Ну, хрен ли так медленно?! Шевелите заготовками, а не то, до утра не обернёмся!» Представляете: тащит сталкерская братва гроб, скорбя и пузыря соплями, а из его недр — такая фраза. Покойнику-то, один пень — до фонаря, а народу теплее…

Пифагор оживился и спросил:

— А тут нет такой услуги, как побрить и освежить? Высверлить в крышке гроба два отверстия, под носки ботинок.

— Ты не больно-то злорадствуй, — осадил его Почтальон. — Твои причиндалы, вообще — в отдельном гробу хоронить будут.

— Это ещё почему?

— Из экономии места, как ни парадоксально это звучит.

— Вы ещё молодцами выглядите, по сравнению с одним моим знакомым, — засмеялся Крон. Он пошёл покупать рубанок, а ему, в нагрузку, сразу же предложили приобрести лапти.

— Почему лапти? — не понял Бульдозер.

— Морда у него выглядела, как-то неважнецки, а от белых тапок он решительно отказался в самом начале торгов — брезгует, видите ли…

— При чём тут лапти? — возмутился Бармалей, не видя связующего звена, между двумя принадлежностями.

— При том! — назидательно произнёс Крон. — Крестьяне старой закалки, которых почти не осталось, завещают хоронить себя в этой обуви. Заранее покупают парадно-выходной комплект. Из лыка, естественно.

— Ага! — засмеялся Доцент. — И мочалку из лыка на подбородок, у кого бороды нет. Чо! Так древние египтяне делали.

— Из мочала? — недоверчиво спросил Дед, понимая, что в этом заявлении кроется какой-то подвох.

— Понятно, что из другого материала, но факт остаётся фактом, — закончил Доцент.

— Ну, так они и гробницы заранее заказывали, — вяло отмахнулся Бармалей, потерявший к разговору всякий интерес.

— И что? — не понял суть проблемы Бульдозер, уже потерявший начальную нить спора. — Наши крестьяне, из той же старой закалки, также гробы заранее покупают и ставят в сенях, вероятно, не полагаясь на возможности родственников. Одно из дух: или они им не доверяют или облегчают будущую задачу.

— Так, может быть, они и спят в них? — засмеялся Комбат. — Так сказать — привыкают…

— Конечно! — сердито подтвердил Бульдозер. — Деревня-то называется «Вурдалаково».

Наина вглядываясь вдаль, спросила проводников, указывая в сторону странной растительности:

— А это там что такое? Деревья не деревья, и на сосны не похожи.

— Сосны, не сосны, а вот мутировавшие ивы плачут, над могилой погибшего сталкера, — пояснил Сусанин.

Три дерева, в скорбном молчании, склонились к едва заметному бугорку, да так и застыли, едва покачивая ветвями под дуновением лёгкого ветерка. Они выглядели неестественно зелёными, несмотря на достаточно позднюю пору.

— Это оборот речи такой? — спросила попутчица. — Хоть мне и нравится подобная ирония. Я слышала, что длинные ивовые ветви, свисающие, как плети, кое-кто сравнивает с распущенными волосами, склоняющимися до земли, в знак траура.

— Да какой оборот! — воскликнул Макинтош. — Ты что, не знаешь что ивы летом выделяют сок, который капает с ветвей весьма интенсивно?