Сибирский рассказ. Выпуск V - Пётр Денисович Аввакумов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты что слюни распустил? Заходи уж. Водкой от тебя не пахнет.
Но стоило ему переступить порог, как ноги и язык выдали.
— Отвечай, чем дул? — загромыхала жена.
— Ртом, мать, ей-богу, ртом… — Чылбартыр, как ребенок, обиженно надул губы. Но она не верила. Начала выворачивать карманы и, конечно, обнаружила резиновую «сообщницу».
— Ах ты срамник! Где раздобыл эту пакость? Кому-то живот промывали, ты понимаешь? Даже вода в ней осталась! А ты мне в лицо! — Жена отплевывалась, без конца полоскала рот, почти целый час чихала и кашляла, осыпая супруга весьма нелестными эпитетами. Чылбартыр от потока брани поперхнулся даже и, оправдываясь, стал заикаться:
— Успокойся, она чистая, в ап…ап…аптеттеке ку-ку-пил.
Кое-как выскользнув наконец из дома, Чылбартыр побрел в скверик и уселся там, задумавшись. И надо же так случиться: в прохожем человеке вдруг узнал старого товарища! После многих лет разлуки они сердечно поздоровались, Чылбартыр друга забросал вопросами, тот еле успевал отвечать. Потом замолчали, задымили папиросами, и Чылбартыр пустился философствовать. Между прочим, раньше за ним этого не замечалось.
— Жизнь идет своим чередом, — рассуждал он. — Молодежь растет, а пожилые люди, отдав обществу свою долю труда, уходят на пенсию. Но почему замок не идет на заслуженный отдых? — При упоминании о замке наш герой глубоко вздохнул и продолжал: — Сколько сотен лет люди, трусливые создания, запирают сундуки, кладовки…
Недоумение появилось на лице товарища:
— Почему ты решил послать замки на пенсию? Знаешь, бывает еще…
— А сколько я могу дуть в них? — с болью вырвалось у Чылбартыра, и он рассказал другу все.
Тот долго сдерживал смех, а наш герой, не замечая этого, увлеченно говорил:
— Эх, поскорей бы настало время, когда не будет ни замков, ни ключей. Все — нараспашку. И заводы, где изготовлялись замки, торжественно закроют.
— Выслушай мой дружеский совет, — сказал тогда ему друг. — Не жди, когда замки выйдут из употребления, не дуй в замочные скважины, а возьми себя в руки и снова стань самим собой, каким, помню, ты был раньше. — Он поднялся и, пожав Чылбартыру руку, быстро зашагал своей дорогой. Долго глядел Чылбартыр товарищу вслед и слова раскаяния срывались с его губ:
— Верно… Ох как верно сказал он… Не дуй в замочные скважины… Теперь все… Горло свое запру на замок и с водкой покончу до гробовой доски…
Косые лучи заходящего солнца старались в последнее мгновение охватить своим светом всю Вселенную. Пылающий шар медленно, будто нехотя, опускался на горы. Высоко в небе летела стая ласточек. Увидев их, Чылбартыр подумал: завтра день будет погожим.
Перевод с тувинского М. Рамазановой.
Кюгей
УТРОМ В КОНТОРЕ
Выглянуло из-за гор заспанное рыжее солнце, окинуло взглядом спрятавшееся за лесом село и улыбнулось.
«Вот тебе на!.. Совсем не изменилось. Как и прежде, у одного хозяина осталось дров лишь на растопку, а у другого сено кончилось. И что за народ живет здесь? Никакой заботы о завтрашнем дне. Ну хорошо, оставим сельские дворы в покое, но зачем каждое утро люди собираются в конторе? Что их тянет туда, словно муравьев в муравейник? Спешат по узкой неровной дороге, на ходу разглаживая опухшие от сна лица, протирая слипшиеся глаза…»
Любопытно стало солнцу: «А что, если заглянуть в окно этого старого дома? Что делают там люди? Просто необходимо посмотреть. Времени у меня достаточно, пожертвую-ка я одним днем».
Торопливо поднялось солнце из-за гор, осторожно заглянуло в окно конторы, но мало что увидело в большой комнате, окутанной густым синим дымом. Дом гудел словно улей. Опустилось заинтригованное солнце на карниз широкого окна…
«Ага! В кожаном пальто, кажется, управляющий, а тот, что, хмуря лоб, колдует с арифмометром, — бухгалтер, а в гимнастерке, кричащий, размахивая руками: «Неужто ты не знаешь стог, что поставлен в дождливую погоду в Айры-Чете?» — этот, конечно, фуражир, он же учетчик фермы. Между ним и управляющим стоит человек в папахе с авторучкой в руке — бригадир. А сколько иного народа набилось в комнату!..»
— Бригадир! — говорит управляющий. — Солнце уже высоко поднялось. Поторопись с людьми.
— Мы же не дети! Все сами понимают, что им делать. Я ведь не держу их. Каждый работает на себя…
— Дайте сена! — раздается в густом дыму хриплый голос скотника. — Вчерашнее кончилось. Привезли с гулькин нос…
Управляющий оборачивается, лицо его нахмурено.
— Летом нужно получше утаптывать стога, получше… Сами стоговали, а теперь в претензии. Норма есть норма! Давайте расходитесь по своим местам, нечего здесь толкаться.
Потом он обращается к сидящей на скамье женщине:
— А ты с какой просьбой?
Женщина гневно оглядывает окружающих.
— Шалопай тут один застрелил мою собаку. Кому мне теперь жаловаться? Такая умная была. Чужаков близко к дому не подпускала. Я это дело просто так не оставлю. Подам в суд…
— Обращайся по этому вопросу в сельсовет! — повышает голос управляющий. — А вообще-то скажу тебе честно, всех собак давно надо перебить.
Он поворачивается к следующему просителю.
— Ты с чем пришел?
— Сарлыки далеко в горах, в глухой тайге. Прошу кузнецов подковать лошадь — они не соглашаются. Говорят, пусть даст распоряжение бригадир. Уже третий день хожу в контору. Дайте мне