География, История и Культура Англии - Лев Кертман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В социологии Спенсера были и такие черты, которые были взяты на вооружение крайней реакцией конца XIX-XX в. Следовавший во многом по стопам Бентама и Мальтуса, Спенсер еще в 50-х годах пришел к идее естественного отбора и борьбы за существование, так что сам Дарвин в предисловии к «Происхождению видов» назвал его одним из своих предшественников. Спенсер в духе чистого мальтузианства, подкрепленного биологическими аналогиями, писал, что если бедняки «недостаточно приспособлены для жизни, они умирают, и это самое лучшее, что они могут сделать». Если непосредственно связанный с политической борьбой и потому более гибкий Милль все же соглашался на государственное вмешательство в экономику, то Спенсер был «последовательнее» и выступал против каких-либо мер, ограничивающих эксплуатацию и улучшающих условия жизни масс. Перенося свои рассуждения в сферу международных отношений, Спенсер столь же решительно объявил «биологически неполноценные» народы обреченными на рабство или уничтожение, а англосаксов - «естественными» властителями мира. Социальный дарвинизм в международном плане превращался в откровенный расизм и использовался для оправдания жестокостей английских колонизаторов. Спенсеровский позитивизм, таким образом, стоит на рубеже между классическим либерализмом и реакционной империалистической идеологией конца XIX - начала XX в., причем органическое слияние тех и других элементов в одной философской системе показывает, сколь зыбки грани между буржуазным либерализмом и крайним консерватизмом.
После раскола торийской партии во главе ее в палате лордов стал Э. Дерби, а в палате общин - Б. Дизраэли (1804-1881). Этот популярный писатель начал политическую карьеру еще в 30-х годах. В отличие от обычных торийских лидеров, происходивших из аристократии, Дизраэли был выходцем из буржуазно-интеллигентской семьи. Главный секрет его карьеры заключался в том, что он, отлично зная психологию торийской верхушки и поэтому всячески подчеркивая свое преклонение перед монархией, аристократией, церковью, традициями, титулами, умел реалистически оценивать меняющееся соотношение сил между классами и готов был в политике отступать перед неизбежным. Консерватизм, в понимании Дизраэли, заключался не в том, чтобы вообще не допускать никаких изменений, а в том, чтобы сами изменения происходили консервативно, без катастрофических потрясений.
Первым шагом тори под новым руководством было признание необходимости свободной торговли. Дизраэли даже публично заявил в парламенте, что протекционизм представлял собой «ложные положения, от которых мы в конце концов имели мужество достойным образом отказаться».
Во второй половине 50-х и в 60-х годах нажим фабрикантов на лидеров старых партий все более возрастал, причем позиции буржуазии в партии вигов становились все прочнее. Видной фигурой в партии стал бывший тори, а затем пилит Уильям Гладстон (1809-1898). Воспитанный в олигархической семье ливерпульских коммерсантов, получавших доходы от колониальной торговли и даже от плантаций в Вест-Индии, Гладстон в начале своей политической карьеры занимал крайне реакционные позиции в среде тори. Он, в частности, выступал в защиту рабства. Бури 40-х годов, показавшие, что политика больше не может вершиться узким кругом парламентских лидеров, многому научили отлично образованного торийского парламентария, который уже добрался до министерского ранга. Великолепный ораторский дар, постоянные апелляции к принципам «морали», «чести», «справедливости», умение использовать библейские тексты для «обоснования» любых шагов правительства, включая самые жестокие акты колониальной политики, сентиментальная экзальтация в сочетании с цинизмом, беспринципностью и готовностью в подходящий момент переменить фронт - все эти качества сделали Гладстона незаменимым либеральным лидером. Именно он в конце концов сплотил вигов, фритредеров-радикалов и пилитов в одну партию, которая получила уже официальное название либеральной партии. Смерть Пальмерстона в 1865 г. и постепенный отход от дел престарелого Рассела облегчили Гладстону его задачу. В 1868 г. он был избран лидером либеральной партии.
Фактически либеральная партия, взявшая на вооружение идеи Бентама, Мальтуса, Кобдена, Брайта, Милля и Спенсера, господствовала в английской политической жизни в 50-60-е годы. С 1846 до 1874 г. она была в оппозиции всего три года, когда тори-консерваторам удалось ненадолго прийти к власти. Либералы осуществили давнюю мечту фритредерской буржуазии о «дешевом правительстве». В то время как в странах континента быстро росла военно-бюрократическая машина, в Англии был сравнительно невелик государственный аппарат.
Используя исключительно выгодное положение на мировых рынках и широко применяя либеральную тактику защиты своего классового господства, английская буржуазия именно в этот период добилась развращения части рабочего класса буржуазно-либеральной идеологией.
Рабочая аристократия - эта главная опора буржуазии внутри пролетариата во всех капиталистических странах - возникла на рубеже XIX и XX вв., в процессе перехода капитализма в стадию империализма. В Англии же, благодаря особенностям ее исторического развития, формирование рабочей аристократии началось уже с конца 40-х годов XIX в..
В 50-е годы сложился и классический английский тред-юнионизм, объединявший преимущественно верхушку рабочего класса. В 1851 г. было создано Объединенное общество механиков - первый мощный тред-юнион того типа, который стал наиболее распространенным в последующие десятилетия. Стремясь одновременно выполнять функции кассы взаимопомощи, выдающей пособия в случае временной нетрудоспособности, смерти кормильца, по старости и т. д., и профсоюза, отстаивающего права своих членов в переговорах с предпринимателями, тред-юнион механиков установил высокие членские взносы, которые закрывали дорогу в союз низкооплачиваемым рабочим. Поскольку отделения общества существовали в различных районах страны, организация была до предела централизована. Тактика союза заключалась в том, чтобы, угрожая предпринимателям стачкой и лишь в редких случаях действительно используя это последнее средство, добиваться для членов тред-юниона повышения зарплаты, улучшения условий труда, сокращения рабочего времени.
По образцу Объединенного общества механиков были построены и другие централизованные союзы - плотников, углекопов, ткачей, печатников, рабочих стекольной промышленности и т. д.
Развитие тред-юнионизма повлекло за собой формирование платной верхушки тред-юнионов, профсоюзной бюрократии. Постепенно выработался определенный тип профсоюзного лидера. Оторванный от масс, живущий, как правило, в Лондоне или, реже, в Манчестере, Бирмингеме, Глазго, высокооплачиваемый своим союзом, по образу жизни сомкнувшийся с верхушкой мелкой буржуазии, а иногда и со средней буржуазией, постоянно вращающийся в среде предпринимателей, парламентариев, буржуазных журналистов, лидер тред-юниона превращался в карьериста и дельца, агента буржуазии в рабочем движении.
Хотя низы пролетариата по-прежнему не могли выбиться из бездны нищеты, в 50-70-х годах уже не было столь четко противопоставленных друг другу «двух наций» в английской нации, как это характерно для 30-40-х годов. Господствующая буржуазная культура проникала в сознание масс, завоевывала их своим внешним блеском, самой поверхностностью и доступностью своих идей, филистерским «здравым смыслом». Повседневное выторговывание «шиллингов и пенсов» воспитывало бережливых дельцов, а не вдохновенных борцов Оно отнюдь не способствовало тому взлету духовных сил, который порождает жажду высокого искусства. «Благодаря периоду коррупции, - писал Маркс, - наступившему с 1848 г., английский рабочий класс был постепенно охвачен все более и более глубокой деморализацией».
В таких условиях развитие элементов социалистической культуры в Англии временно прервалось. Конечно, борьба направлений в английской культуре не прекратилась, и плоская, пропитанная религиозным ханжеством и бентамистским практицизмом буржуазная культура не приобрела безраздельного господства. Но элементы демократической культуры стали слабее, чем в эпоху чартизма, они были не столь четко выражены и нередко самым причудливым образом переплетались с элементами буржуазной культуры даже в творениях одного и того же художественного направления и даже одного лица. Дух компромисса, господствовавший в политической жизни и в отношениях между классами, проявлялся, таким образом, и в области культуры. Продолжала, правда, творить блестящая плеяда мастеров социального романа, сложившаяся в эпоху чартизма. Диккенса не обмануло промышленное процветание и временное ослабление классового антагонизма. Он видел и нищету народных низов, и эгоизм собственников, и духовное убожество верхов общества. Его письма полны жалоб на то, что «наша политическая аристократия вкупе с нашими паразитическими элементами убивают Англию». «Холодный дом», «Тяжелые времена», «Крошка Доррит», «Повесть о двух городах» - эти романы 50-х годов были вершиной творчества писателя, сумевшего и в новой обстановке разглядеть за респектабельным фасадом и внешним благополучием трагедию нищеты и мизерность мер, применяемых филантропами из буржуазии. Прямо и непосредственно противопоставляя коллективизм и солидарность рабочих бентамистскому эгоизму буржуазии (особенно в «Тяжелых временах»), Диккенс сталкивает теперь добродетель с пороком именно в классовом конфликте. Реализм Диккенса углубился, хотя писатель оставался еще в плену иллюзии о возможности «перевоспитания» власть имущих. До конца жизни оставаясь гуманистом, Диккенс верил в неисчерпаемые моральные ценности, которые созданы народом. Но только он один и держал знамя реалистического искусства в эти годы.