Конторщица - А. Фонд

и два раза подпрыгнуть – уже подвиг. Но я человек настойчивый, поэтому сжав зубы, продолжала изображать прыжки из планки. На пятом бёрпи в дверь позвонили.

У меня аж сердце ёкнуло – неужто здесь слышимость такая, что Наталья снизу пришла ругаться за шум? Заранее расстроившись и придумывая на ходу извинения, я поплелась открывать.

Однако, мои переживания оказались напрасны. За дверью стоял Иван Тимофеевич, который пришел обсудить послезавтрашнее мероприятие.

– Лидия Степановна, извините, что поздно, но возникли некоторые организационные вопросы, которые лучше заранее обсудить, чтобы учесть все нюансы, – с порога начал он.

Я пригласила его на кухню, так как в комнате, кроме кровати и стеллажей со шкафом, другой мебели у меня не было (кресла и диван обивщик еще не вернул) и вежливо предложила чаю. От чая Иван Тимофеевич отказался, а вот какао согласился выпить с радостью.

Пока я варила ему какао, он рассматривал мою кухню после ремонта и, соответственно, увидел на столе и подоконнике формочки с застывающим мылом:

– О, какая красота! А что это?

– Мыло ручной работы. Я иногда делаю немного, для подарков. Ну, если, например, нужно кого-то отблагодарить, но при этом не переборщить. Такое себе небольшое вежливое "спасибо". И человеку радость, и мне почти ничего не стоит, кроме времени и ингредиентов.

– Хм… любопытно… лю-бо-пыт-но… – задумался Иван Тимофеевич и надолго завис, морща лоб и потирая подбородок.

Я тем временем доварила какао и налила в чашку из того самого красивого сервиза, что он мне и подарил. Иван Тимофеевич узнал свою чашку, довольно улыбнулся и неожиданно задал вопрос:

– Лидия Степановна, эммм… а реализовывать вы его не пробовали?

– В смысле – продавать? – удивленно уточнила я и добавила, – однажды на работе девочки попросили продать им, но моя цена не понравилась, сказали дорого. А их цена не понравилась мне – это же штучный элитарный продукт, отдавать за бесценок, как минимум, глупо.

– Да, несомненно глупо, – кивнул Иван Тимофеевич и опять задумался.

Я вытащила из ящика оставшиеся три брусочка мыла-скраба из овсянки и положила перед Иваном Тимофеевичем:

– Вижу вам понравилось. Дарю.

– Лидия Степановна, эммм… мне право неудобно… – смутился тот, с интересом рассматривая мыло.

– Ничего страшного, Иван Тимофеевич, вы же видите, я еще себе много наделала. Через день-два застынет и будет готово.

Иван Тимофеевич, задумчиво рассматривал мыло, пил какао и молчал. Я тоже молчала. Было любопытно, о чем он думает и до чего додумается.

– Лидия Степановна, а вы вот прямо так его и дарите, да? – уточнил Иван Тимофеевич. – Без обертки, без упаковки? Может, коробочки какие используете?

– Ну, я банально перевязываю тесемкой, – призналась я, – правда тесемку покупаю яркую. Просто я не знаю, где можно взять красивую бумагу для обертки. И тем более не знаю, где взять все эти коробочки. Их же клеить надо, бумага нужна красивая и все такое…

– Слушайте, Лидия Степановна, а линейка есть у вас?

– Простите, что? – удивилась я такому резкому переходу на другую тему.

– Линейка. Обычная школьная линейка. Или портняжный метр?

– Увы, нету, – с удивлением развела руками я, – на работе так-то есть, а дома еще не обзавелась. Да и без надобности пока мне.

– Тогда подождите минуточку, – отставил недопитую чашку Иван Тимофеевич и выскочил из квартиры.

Через пару минут он вернулся. В руках держал линейку и небольшой блокнот.

Иван Тимофеевич педантично обмерял длину и ширину брусочков мыла, а так как мыло с блёстками было круглой формы (формочки нашлись только такие), так он измерил диаметр.

– Ну вот и хорошо, – удовлетворенно заметил он, записывая последние цифры. – В общем, Лидия Степановна, не знаю, что из этого выйдет, и выйдет ли хоть что-нибудь, но завтра в типографии попробуем напечатать упаковку. Так сказать – экспериментальный образец. Надо только названия придумать.

– Легко, – сказала я, усмехнувшись, – предлагаю что-нибудь типа "матовый нюд с увлажняющей текстурой бальзама", "сочный фреш зеленого яблока", "коралловая симфония с успокаивающим эффектом", "нежная улыбка радуги"…

– Не спешите, не спешите, Лидия Степановна, – Иван Тимофеевич торопливо записывал в блокнот.

– Иван Тимофеевич, я таких вот названий могу бесконечно перечислять, – хихикнула я (из прошлой жизни помню такой вот информационной ерунды много).

– Интересно, – внимательно посмотрел на меня Иван Тимофеевич, словно видел в первый раз.

– Иван Тимофеевич, – сказала я, – только когда будете название печатать, было бы хорошо, сверху на каком-нибудь иностранном языке перевод написать. На французском там, или итальянском… красивым шрифтом…

Иван Тимофеевич кивнул и отметил в блокноте.

– Но лучше, конечно, на арабском или хинди, – продолжила развивать мысль я. – В общем, чем экзотичнее – тем лучше.

– Лидия Степановна, – вдруг сказал Иван Тимофеевич, – я вот подумал… а что, если вам попробовать написать заметку о красоте для женщин. Проба пера, так сказать…

– Не вопрос, Иван Тимофеевич, – пожала плечами я, – Сколько строк, о чем конкретно нужно писать и какой срок?

– Давайте так, – наморщил лоб Иван Тимофеевич и черканул что-то себе в блокноте, – напишите, к примеру, о пользе крема для рук, с убедительными примерами. Кратенько. Скажем, предложений на десять. А мы посмотрим, может что и получится… И не спешите, до следующего понедельника время есть.

– Хорошо, – согласилась я, прикидывая, когда же я все успею.

– Если у вас хорошо получится, а я почему-то уверен, что получится у вас замечательно, – можно будет взять вас к нам в газету, – сказал Иван Тимофеевич. – Рубрику для женщин никто нормально не ведет. И, соответственно, ее практически не читают.

– Но я работаю в депо, – напомнила я.

– Ничего страшного, – отмахнулся Иван Тимофеевич. – Внештатным корреспондентом вполне можно.

Хм, заманчиво!

Иван Трофимович залпом допил остывший какао и раскланялся уходить, и тут меня осенило опять:

– Иван Тимофеевич, еще секунду. Скажите, а вашу газету журналистское расследование не интересует? Ну, там саботаж на предприятии, враги пытаются помешать производству? Или таинственные похищения людей и кто за всем этим стоит?

– Занятно, – оживился Иван Тимофеевич и сел обратно на стул. – Есть у меня один журналист, очень талантливый паренек, любит что-нибудь эдакое… хотя