Сказки старого Вильнюса II - Макс Фрай

— Клуб знакомств, — повторила Мария. — Клуб знакомств для домовых! Матерь божья. Ничего себе благотворительный проект. А я-то втайне надеялась, что вы просто безобидный маньяк. Например, коллекционер старинной пыли. Или любитель оставлять в чужих кладовых загадочные записки на языке суахили. Как было бы славно.

— Ну, извините. И рад бы вам угодить, но писать на суахили не умею. По правде сказать, даже не помню, к какой языковой группе он принадлежит.

— Банту, — любезно подсказала Мария. — Впрочем, пишут они самой обычной латиницей. Ничего экзотического.

И оба умолкли, переваривая информацию.

Честно говоря, предполагал, что Мария будет в восторге. Ну как же, ей открыли такой прекрасный секрет! Сам бы на ее месте до потолка прыгал. Но Мария выглядела подавленной. Сидела ссутулившись, рассеянно возила ложкой по пустому блюдцу. И явно была сама не рада, что затеяла весь этот разговор.

Решил проявить великодушие. Сказал:

— Если вам очень не понравилось все, что услышали, вы можете в любой момент сказать себе, что я — псих. Тихий шизофреник с историей болезни на девятьсот страниц. Допить кофе, вежливо попрощаться, уйти и навсегда выкинуть из головы мои дурацкие байки. Это очень легко, Мария. У всех нормальных людей подобные фокусы получаются с первой же попытки, а чем вы хуже.

— Мне действительно не очень понравилось все, что вы рассказали, — кивнула Мария. — И вы, конечно, псих, это даже не обсуждается. Поэтому у меня есть условие: вы никогда не будете приглашать меня в гости. По крайней мере, не по вечерам, когда у вас собирается теплая дружеская невидимая компания. Такой вечеринки я, пожалуй, не переживу.

Подумал: «Ого! А если бы не домовые, получается, пошла бы?» Но вслух сказал:

— Условие принимается. Хотя кресло-качалка, повисшее в метре от пола, вам наверняка понравилось бы. Например.

— С вашим креслом потом будем разбираться, — сердито сказала Мария, уже изнывающая от нелепого желания прямо сейчас опробовать эту невероятную мебель. — А пока деловое предложение. У меня в базе есть еще несколько десятков квартир в старых домах, которые я не собиралась вам показывать. Ну, потому что слишком мало комнат, нет ремонта и прочие недостатки. Но, я так понимаю, на самом деле это совершенно неважно? Тогда надо составить расписание.

И достала из сумки ежедневник.

Улица Якшто

A. Jakšto g.

Драконов огонь

С самого начала не хотела тут жить.

Но выбора особо не было.

Дело даже не в том, что их с мужем общее желание удрать из Москвы было столь велико, что сгоряча согласились бы и на какое-нибудь Уагадугу.[43] И уж точно не в деньгах — видали мы на своем веку зарплаты и повыше. Но когда Дымыч начинал говорить о своей будущей работе, глаза у него сияли, как у мальчишки, только что посмотревшего очередную серию «Звездных войн». А когда рассказывал о городе, стоящем среди лесов, в трехстах километрах от Балтийского моря, они вспыхивали еще ярче, хоть электричество выключай за полной ненадобностью. Съездил туда на несколько дней в начале мая, и в его подробном отчете фигурировали черепичные, ясен пень, крыши, сладкая кипень цветущих садов, сияющие купола храмов, темное золото речных вод, туманы, струящиеся с вершин окрестных холмов, старинные ворота, волшебные дубравы, колокольные трели, островерхие башенки и прочие завиральные хроники Амбера. «Ты увидишь, — говорил он, — ты все сама увидишь».

Думала — вот интересно, что этакого можно увидеть на территории бывшего СССР, совсем недавно, курам на смех, объявившей себя взаправдашней Европой. Но если тебе, дружище, очень надо, чтобы я сама увидела, — договорились, не вопрос. Лишь бы ты был доволен.

Очень хотела, чтобы глаза мужа продолжали сиять. Не заметила, когда они погасли, но явно же не вчера. И даже не год назад. И только теперь, когда вернулся старый добрый Дымыч, восторженный и вдохновенный, с запоздалым содроганием поняла, сколь велика разница. Была бы верующей, свечку поставила бы за чудесное спасение. И не одну.

Ей потребовалось почти все лето, чтобы завершить московские дела, так что муж уехал первым. Ежедневно транслировал неугасающие восторги посредством смс, скайпа, электронной почты, бумажных открыток и всех прочих средств связи, до которых мог дотянуться, разве только бутылки с посланиями в реку не бросал; впрочем, кто его знает. Рассказывал взахлеб: «Тут потрясающе. Чувствую себя, словно попал в волшебную страну, где меня давным-давно заждались и теперь стараются угодить. Впервые в жизни живу в городе, где мне нравится вообще все, без исключения, включая каждую трещину на стене подъезда», — и так далее.

Зная увлекающуюся натуру мужа, особых иллюзий не питала, но решила: если уж Дымычу настолько хорошо в этом дурацком Вильнюсе, все остальное — несущественные детали.

Прибыла в конце августа, практически на все готовое, как барыня, с небольшим чемоданом; прочее барахло отправила контейнером. Пока ехала в поезде — одна в совершенно пустом вагоне-люкс — настойчиво твердила себе, что с завтрашнего дня начнется совершенно новая жизнь. И почему бы ей не оказаться прекрасной и удивительной — просто для разнообразия. Жалко, что ли.

Почти убедила.

Утро, надо сказать, вполне задалось, невзирая на безбожно ранний подъем. Пограничники были безукоризненно вежливы, кофе, принесенный проводницей, оказался натуральным, а литовские леса за окном, хоть и не имели принципиальных отличий от предшествовавших им белорусских, добросовестно услаждали взор, умученный кубизмом мегаполиса. Однако первое знакомство с городом не сложилось. От вокзала добирались на такси, и даже радость, охватившая ее при встрече с мужем, не помешала отметить, что местный таксист слушает «Русское радио». Хотела удрать подальше от дорогих соотечественников с их милыми культурными пристрастиями? Ага, щас.

Сварливо подумала: «Так и знала. Здравствуй, дорогая европейская столица. Вот она, сладкая заграничная жизнь».

Четырехкомнатная квартира на улице Якшто, которую Дымыч снял без нее почти наобум, после первого же просмотра, оказалась огромной, с высоченными потолками и балконом на полфасада. Не слишком уютная, забитая смурными хозяйскими диванами, занавешенная тяжкими темными шторами, но это как раз дело поправимое, будет чем заняться помимо диссертации, которую теперь, вдали от московской суеты, просто грех не дописать. Как ни крути, а такого роскошного жилья у них никогда прежде не было. И досталось оно, по московским меркам, почти бесплатно — при том, что в самом центре, до проспекта Гедиминаса, бывшей улицы Ленина, всего один квартал. Отличная локация. Хотя, положа руку на сердце, лучше бы это была самая дальняя окраина какого-нибудь другого города. Действительно европейского. Ну хотя бы без «Русского радио» в каждом втором такси.

Старый центр оказался довольно красив, но запущен, местами — до полного безобразия. Бродить там надоело уже дня через три. Тем более что компании пока не было, муж практически поселился на работе, домой только ночевать приходил и, что такое «выходной», похоже, забыл надолго. В начале любого большого проекта всегда так бывает, жаловаться и негодовать совершенно бесполезно, надо просто набраться терпения и подождать несколько месяцев, это она уже давно усвоила.

Кафе и рестораны здесь были дешевы до изумления, но нравились ей гораздо меньше тех немногих московских, куда они с Дымычем время от времени выбирались. Исследовала примерно полдюжины и окончательно утратила энтузиазм. Магазины, впрочем, оказались вполне ничего, особенно интерьерные, обустраивать дом в таких условиях — одно удовольствие. И на том спасибо.

Квартиру довела до ума сравнительно быстро, уже к концу октября. Очень вовремя — в ноябре погода окончательно испортилась, зарядили мелкие холодные дожди, да и смеркаться стало чуть ли не в четыре пополудни. Долгие сизо-синие сумерки навевали такую тоску, что лучше бы уж полная темнота. Что ж, мой дом — моя крепость, можно завесить окна, включить лампы, растопить камин и вовсе не выходить в город, который так и не стал не то что любимым, но даже мало-мальски приятным для жизни местом.

Решила — ладно, подумаешь. Значит, еще несколько лет буду жить в городе, который мне не нравится. Ничего страшного, в Москве было не слаще. А здесь хотя бы Дымычу хорошо. Настолько, что на работу ходит пешком в любую погоду, говорит — пока такая запарка, надо использовать любую возможность пробежаться по городу, где за каждым углом притаились самые настоящие чудеса, и ведь не переводятся, сколько ни ходи. И специально ради этого на полчаса раньше встает, это Дымыч-то, который прежде от завтрака отказывался, лишь бы с утра подольше поспать. Поразительно.