Когда приходит ответ - Юрий Вебер

Малевич доложил все-таки по начальству. О своем подкопе под старую схему и о том, что показала алгебра. Начальство долго рассматривало обе схемы: старую, типовую, и новую, полученную Малевичем, сравнивая структуру узлов запуска. И наконец выразилось в том духе, что «я бы тоже, если бы взялся, мог придумать такие зигзаги в цепи для гарантии, без всякой алгебры». Пусть Малевич не воображает. Подумаешь, иксы и игреки, фокус какой! Хорошо там всяким «академикам» этим увлекаться. И почему вообще Малевич стал тратить время на пересмотр уже готового, что принято в практике? А выполнение новых заказов, а график?..

Малевич был сам не рад, что полез со своими открытиями. И вот он сидел в лаборатории, сжавшись в комочек. Его лучшие намерения не получили признания.

— Что же у вас там не понимают, что ли? — спросил Мартьянов, забывая, что тот же вопрос можно было задать и ему. — Теория ведь предлагает решение более простое и более надежное.

— Более простое… — повторил Малевич. — А вы знаете, что у нас до сих пор схемы оплачиваются как? Не за простоту, а за сложность. Чем сложнее получается схема, тем выше ставка. Вот как!

— Выходит, теория бьет по карману? — горько усмехнулся Мартьянов.

Малевич не подхватил шутки. Он думал о своем. Начальство сказало ему, отпуская: «Не советую…»

— Так что лучше не упоминать пока. Как бы хуже не сделать, — осторожно проговорил он и по привычке оглянулся.

— Наоборот! — словно обрадовался Мартьянов. — Надо говорить, кричать об этом. Не давать спуску. Вы дали мне прекрасную пищу для выступления.

Он положил руку на том диссертации:

— Теперь уж здесь что есть, то есть. Ни прибавишь, ни убавишь. Сейчас несу.

И, подхватив том, он направился в институтские коридоры, оставляя бедного инженера с его переживаниями.

Директор ласково погладил мягкой бледной рукой том диссертации. Ну вот как хорошо, а вы упрямились, Григорий Иванович! Прочитал название: «Теория релейных…» Гм, теория.

— Теория! — повторил директор вслух возвышенно и наморщил лоб. — Вы именно так и хотите — теория?

— А что же?

— Ну, может быть, поумереннее, поскромнее. Элементы теории… Основания… Или как там еще? Ну, методика, что ли…

— Нет, почему же, — ответил Мартьянов. — Я думаю, надо не как поскромнее, а как соответствует содержанию.

— Да, но вы понимаете — теория. Это же открытие новых законов, широкие обобщения. Так сказать, свет, проливающийся на большую область. Это же следует очень взвесить.

— Я надеюсь, пятьсот страниц что-нибудь да весят, — язвительно вставил Мартьянов.

— Ну, как хотите, — устало вздохнул директор. — Мой долг немножко остеречь. Вы же сами этим подставляете себя больше под удары.

— Я бы хотел, чтобы кто-то хоть раз ударил, а не вечно меня остерегал — от чего?

Мартьянов сидел в кресле, как всегда, в несколько напряженной позе, будто готовый куда-то вскочить. Директор видел: ему не сломить этого упрямца.

Копылов одобрительно похлопал по толстому фолианту диссертации:

— Солидно!

Среди многочисленных добровольных нагрузок по институту он принял на себя еще одну — организация защиты ученых степеней. Обязанность весьма хлопотливая, хотя и не лишенная некоторых преимуществ. Теперь вся кухня изготовления новых кандидатов и докторов, все связанные с этим интересы и виды на будущее, проходили через его руки.

Копылов заглянул в краткий реферат диссертации и мгновенно изменил веселое выражение лица на озабоченное.

— Вы непременно хотите защищать у нас, в нашем институте? — спросил он участливо.

— А где же еще? — спросил Мартьянов. — Уж не в Лапутянской ли академии доктора Свифта?

Копылов остался серьезным, вряд ли помня, что это за академия.

— Может быть, где-нибудь вам просто удобнее, ближе по профилю, — так же заботливо сказал он, чуть-чуть отодвинув фолиант к Мартьянову.

— Я не ищу, где удобнее, — не замедлил уколоть Мартьянов, намекая на защиту Копыловым собственной диссертации. — И чем же это не по нашему профилю? Телемеханика, релейные устройства, передача сигналов, контроль на расстоянии… Уж чего ближе! — чуть подвинул опять к Копылову.

— Да, но у нас профиль технический. А у вас все покоится на своеобразной логике (легкий укол обратно). Это уж совсем другая материя, не по нашей части, кто ее разберет. Будут известные трудности. Я же к вашей выгоде.

«Спихнуть в сторонку?» — подумал Мартьянов.

— Может, лучше вам с диссертацией куда-нибудь, где больше по всякой философии? — как бы рассуждал Копылов, отодвигая фолиант снова от себя.

«На съедение!» — подумал Мартьянов.

— Вам, вероятно, кажется, — сказал он медленно, — что логика, математическая логика — это где-то там и вас не касается, что это не к тому, чем мы здесь занимаемся. Поверьте, все идет как раз к тому. Неужели вы не видите, не чувствуете?

И он разразился вдруг речью о грядущем времени релейных систем, о так называемом принципе дискретного действия, который проникает все больше во все науки и властно подчиняет себе всю технику управления, и о том, что именно математическая логика лучше всего объясняет и описывает это самое релейное, дискретное действие… Вероятно, одна из самых жарких, прочувственных речей, которые когда-либо произносил Мартьянов, хотя и была сказана она в тот момент не перед самой подходящей «аудиторией».

Копылов рассеянно посматривал по сторонам, ожидая, когда вспышка мартьяновского красноречия иссякнет.

— Бедная наша наука! — насмешливо вздохнул он. — Что ей приготовлено! Ваша бы воля, так вы всех нас построили бы по вашей логике. Раз-два, раз-два, шагом марш! Но пока что этого нет. И не слышно никакой команды.

— Только не ждите никаких постановлений. Это само идет, без команд, — вставил Мартьянов.

— Ну, не будем развивать отвлеченного спора, — уклонился Копылов. — Вернемся-ка с облаков на землю. Защита диссертации — дело практическое. Так как же нам с вами?

— Ну, а практически вы всегда найдете оппонентов для диссертации. И отсюда и оттуда — и от техники и от математики с логикой. Взять под перекрестный… Крепких, хороших оппонентов.

— Это мысль, пожалуй! — согласился Копылов, пододвигая к себе фолиант.

Он так и выразился, докладывая на ученом совете о мартьяновской диссертации:

— Подберем хорр-роших оппонентов… — и сжал для убедительности свою крупную ладонь.

В газете появилось объявление:

7 февраля в Институте таком-то состоится защита диссертации Мартьянова Григория Ивановича «Теория релейных структур» на соискание ученой степени доктора технических наук. Ознакомиться с диссертацией можно в библиотеке института с 10 часов до 16 ежедневно.

— Теперь каждый может узнать, — сказала Наташа.

— Теперь каждый может бросить свой камень, — поправил он.

На академическом языке это называется опустить в урну белый или черный шар.

5

Но ни седьмого февраля и никакого другого февраля защита не состоялась.

Мартьянов сидел в лаборатории с Володей-теоретиком и разбирал его подготовительные материалы к теме на кандидатскую: «О переводе с языка табличного на язык алгебраический». Уже одно это занятие в тот день не способствовало настроению Мартьянова. Володя все витал в кругу общих эффектных соображений, с удовольствием разыскивал всяческие исторические справки и параллели, но к существу темы — о методах перехода — так и не добирался. Тут он откровенно ожидал руководящих указаний своего научного руководителя.

— Что ж вы, так и собираетесь ставить в науке одни декорации? — в раздражении оттолкнул Мартьянов папку с материалами.

В этот момент ему и сообщили по телефону из дирекции: его защита отменяется.

Что случилось? Почему отменить? Почему в вестибюле снято объявление: «7-го в 12 часов в конференц-зале состоится защита…» Поспешили снять и убрать подальше с глаз.

Может быть, не нашли «хорроших оппонентов»? Да нет, все как следует, и оппоненты вовремя представили свои отзывы, обстоятельные, с критическими замечаниями, даже резкими замечаниями, но не содержащими в себе как будто никаких подводных взрывов. Может, были нарушены какие-нибудь правила прохождения диссертаций? Да нет же, уж Копылов позаботится об этом.

Так что же тогда? В чем же дело?

Мартьянов с каменным лицом, будто ничего и не произошло, продолжал заниматься с другими сотрудниками, переходя от стола к столу, от стенда к стенду. Но вдруг круто повернулся и покинул лабораторию. Быстрые шаги его застучали по коридору, наверх, к кабинетам дирекции.

Так вот оно что! Оказывается, виной всему телефонный звонок. Настойчивый телефонный звонок, последовательно раздававшийся и у директора, и у заместителя, и в партбюро института. Говорили настойчивые, внушительные голоса. Гворили то вкрадчиво, то резко. Институт устраивает защиту диссертации — «сомнительной диссертации». Имеются серьезные против нее возражения — «построена на порочных методологических основаниях». 1 группа специалистов выражает свой протест — «специалистов из Харькова». Группа еще полностью не успела приехать ко дню защиты и требует переноса на другой срок. Институт не имеет права укрывать диссертацию от общественной критики, от мнения специалистов. Если институт не примет этот протест, будет заявлено выше…