Нарком Берия. Злодей развития - Алекс Громов

В отношении уранового взрыва, помимо его колоссальной разрушительной силы (построение урановой бомбы, достаточной для разрушения таких городов, как Лондон или Берлин, очевидно, не является проблемой), необходимо отметить еще одну чрезвычайно важную особенность. Продуктами взрыва урановой бомбы являются радиоактивные вещества. Последние обладают отравляющими свойствами в тысячи раз более сильной степени, чем самые сильные яды (а потому — и обычные ОВ). Поэтому, принимая во внимание, что они некоторое время после взрыва существуют в газообразном состоянии и разлетятся на колоссальную площадь, сохраняя свои свойства в течение сравнительно долгого времени (порядка часов, а некоторые из них даже и дней, и недель), трудно сказать, какая из особенностей (колоссальная разрушающая сила или же отравляющие свойства) урановых взрывов наиболее привлекательна в военном отношении…

17 октября 1940 года».

Но идею харьковчан тогда не оценили. Военинженер второго ранга Соминский и профессор А. Жуховицкий вынесли решение отрицательного толка: «…предложение авторов в целом интереса для военно-химического дела не представляет». Председатель Урановой комиссии СССР академик Хлопин отозвался в том же духе: «Положение с проблемой урана в настоящее время таково, что практическое использование внутриатомной энергии, которая выделяется при процессе деления его атомов под действием нейтронов, является более или менее отдаленной целью, а не вопросом сегодняшнего дня…»

Самое удивительное, что семь лет спустя, когда уже были стерты с лица земли Хиросима и Нагасаки, а советские ядерщики напрягали все силы, чтобы как можно скорее создать свою бомбу, Маслов и Шпинель получили-таки законное авторское свидетельство. С пометкой — «не подлежит опубликованию».

Сын Берии в мемуарах утверждал, что Лаврентий Павлович начиная с 1939 года постоянно обращал внимание на вопросы создания атомного оружия: «Насколько знаю, первыми были получены в середине или в конце 1939 года материалы из Франции. Речь в них шла о работах Жолио-Кюри. Тогда же стали поступать представляющие несомненный интерес материалы из Германии. Если коротко, стало известно, что сделано крупнейшее открытие: уран расщепляется, при реакции урана выделяется большое количество энергии, и сразу в нескольких странах одновременно — хотел бы это подчеркнуть — в Германии, Франции, может быть, в Англии — ученым-физикам стало понятно, что цепная реакция возможна…»

Серго, по его словам, еще будучи подростком, в конце 1939 года увидел в родительском доме гостя — молодого человека, которого счел англичанином, поскольку тот говорил по-английски. Лаврентий Павлович никаких подробностей сыну не сообщил, сказал только, что это молодой ученый по имени Роберт. Жил он в доме Берии примерно две недели. «Обедали мы, как правило, вместе. Куда он уезжал, я не знал, а спрашивать о чем-то подобном было не велено. Да и у отца я в таких случаях никогда ни о чем не расспрашивал… Роберт знал немецкий, но проще ему было говорить по-английски. Язык я знал, поэтому проблем в общении у нас не возникало. К тому же отец попросил меня в те дни, когда Роберт никуда не уезжает, тоже оставаться дома и не ходить в школу. С тобой ему будет не так скучно, сказал отец. Я понял, что этот человек имеет какое-то отношение к технике».

И потом уже во время войны неожиданно всплыло знакомое имя. В гостях у Берии были нарком боеприпасов Ванников и нарком вооружения Устинов, заговорили о том, что американцы разрабатывают новую бомбу колоссальной разрушительной силы. Прозвучало имя ученого, возглавляющего это работу, — Роберт Оппенгеймер.

Когда гости разошлись, Серго заговорил с отцом: «Помнишь, у нас несколько лет назад гостил Роберт…» Берия-старший отозвался: «Не забыл? Он приезжал к нам для того, чтобы предложить реализовать этот проект, о котором ты слышал».

В начале 1940 года Берия представил Сталину доклад с предложением начать работы по атомному оружию. Он ссылался на новые материалы, добытые разведкой. Но работы не начались — слишком много было забот с переоснащением армии обычным оружием. Потом началась усиленная подготовка к неминуемой войне. Но Берия, по словам сына, продолжал собирать информацию и докладывать, что немцы полностью вывозят к себе добываемый в Чехословакии уран и пытались захватить запасы тяжелой воды, но в последнем случае помешали французы. Американцы тем временем тайно вывозили обогащенный уран из Африки.

Началу аналогичных работ в СССР помешала война. Однако Берия не успокаивался, свидетельством чего являются не только воспоминания его сына, но и то, что в 1942 году академик Виталий Григорьевич Хлопин получил от спецслужб запрос: как он оценивает ситуацию?

Хлопин сообщил, что, по его наблюдениям, в последнее время в западной научной прессе прекратилась публикация статей по атомной тематике. После этого стало ясно, что — с учетом предыдущих сообщений о начале работ по использованию атомной энергии в военных целях — некие влиятельные силы наложили вето на указанную тему. А раз ее так засекретили, то…

Тут же были подготовлены свежие информационные материалы по проблеме, и Лаврентий Павлович ознакомил с ними Сталина. Официальное письмо наркома внутренних дел на эту тему практически совпало по времени с распоряжением ГКО «Об организации работ по урану»: «…Обязать Академию наук СССР (акад. Иоффе) возобновить работы по исследованию осуществимости использования атомной энергии путем расщепления ядра урана и представить Государственному комитету обороны к 1 апреля 1943 года доклад о возможности создания урановой бомбы или уранового топлива…»

Произошло это 28 сентября 1942 года, то есть примерно через полтора месяца после запуска в Штатах «Манхэттенского проекта».

Было создано Главное управление по реализации уранового проекта, которое возглавил генерал Борис Львович Ванников, нарком боеприпасов. Руководство проектом в целом было возложено на Берию.

Существует также мнение, что значительную роль в привлечении внимания Сталина к проблеме атомной энергии сыграли письма молодого физика Флерова, ученика Курчатова. Во время войны он стал курсантом Военно-воздушной академии, но о своих научных изысканиях не забыл. Флеров был уверен, что можно создать урановую бомбу, в которой две подкритические массы будут выстреливаться навстречу друг другу, что вызовет необходимую цепную реакцию. В ноябре 1941 года Флеров рассказал о задумке парторгу факультета. Тот оценил идею и посоветовал написать письмо Сталину.

Флеров так и поступил, отправив послания и вождю, и председателю Научно-технического совета при Государственном комитете обороны Кафтанову.