Религия древних кельтов - Джон Маккалох

Возможно, Прокопий смешал какое-то местное поверье с существовавшей традицией, согласно которой остров теней Улисса лежит на севере или на западе. В любом случае его история делает из мрачной земли теней область, совершенно отличную от блаженного Элизиума кельтов, и при этом нет уверенности в том, что он упоминает о кельтах.

Следы идеи относительно подземного мира мертвых существуют в народном поверье бретонцев. Умершие должны путешествовать через подземный океан, и, хотя едва ли есть какая-либо традиция относительно того, что происходит в момент высадки на берег, М. Себиллот считает, что раньше «в подземном мире существовала своего рода централизация различных состояний мертвых». Если это так, то это, должно быть, было основано на языческой вере. Кроме того, считалось, что внутренняя часть земли была обителью невероятных существ, гигантов и фантастических животных, и был также подземный волшебный мир. Все это мы можем видеть в сохранившихся обычаях более старой религии, измененной христианским учением, поскольку бретонцы предполагают, что чистилище и ад находятся под землей и доступны с ее поверхности.

Какая-то часть британского фольклора, принесенная в Грецию Деметрием и рассказанная Плутархом, по-видимому, может подразумевать, что некоторые люди – могущественные мертвые – были привилегированными и жили на острове Элизиум. Некоторые острова вблизи Британии были названы именами богов и героев, и жители одного из них стали рассматриваться бриттами как священные. Деметрий посетил их и сказал, что штормы, которые возникли во время его посещения, привели к гибели некоторых из «могущественных», или «великих душ». Возможно, имелось в виду, что «могущественные» перешли на более отдаленные острова, но отчетливо это не было сказано. На другом острове Кронос был заключен в тюрьму, за ним приглядывал Бриарей, и его охраняли демоны. Плутарх рассказывает об этих островах в другой работе, повторяя историю о Кроносе и говоря, что его остров является тихим и благоухающим, что живущие там люди ожидают бога, который иногда является им и не дает им уйти. Между тем они счастливы и не знают никаких забот, проводя время в жертвоприношениях и воспевая гимны или изучая легенды и философию.

Плутарх, очевидно, смешал кельтские верования насчет Элизиума с классической концепцией друидов. В Элизиуме нет никаких забот, и счастливым смертным, которые переходят туда, обычно не препятствуют вернуться на землю. Упоминание о Кроносе может также быть основано частично на мифах о кельтских богах Элизиума, частично на историях о героях, которые отошли на таинственные острова или в полые холмы, где они лежат, спят, но откуда однажды они вернутся, чтобы принести пользу своему народу. Так, Артур перешел на Авалон, но в других историях он и его воины спят под Крайг-и-Ддинасом, так же как Фионн и его люди покоятся в пределах того или иного холма в Нагорье. Подобные легенды рассказываются и о других кельтских героях, и они являются свидетельством веры в то, что великие люди, которые умерли, возвратятся, когда появится в них нужда. О них думали как о тех, кто вообще не умер, а просто спит и ожидает своего часа[47]. Эта вера основана на той идее, что мертвые живут в могиле, или в холме, или в пространстве под землей и что мертвые воины могут угрожать своим врагам из могилы.

Поэтому ни в старых сагах, ни в сказках, ни в народном эпосе остров Элизиум не является миром мертвых. По большей части языческая традиция слилась здесь с христианской, в то время как вера в Элизиум осталась неповрежденной и отразилась в целом ряде прекрасных историй.

Мир мертвых был во всех отношениях точной копией этого мира, но он был более счастливым. В бретонской и ирландской религиях – пережитках старого представления о телесном состоянии мертвых – умершие вновь обретают свои инструменты, ремесла и занятия и сохраняют свои старые чувства. Поэтому, когда они появляются на земле, то живут в телесном виде и в своей привычной одежде. Подобно языческим галлам, бретонец помнит свои неоплаченные долги и не может найти покоя до тех пор, пока они не оплачены, и в Бретани, Ирландии и Нагорье пища и одежда, отданная бедным после смерти, кормит и одевает мертвых в мире ином. Если мир мертвых был подземным, то Земля-богиня (или бог Земли), которая поначалу была самой Землей, а затем жила под ее поверхностью и порождала плодородие, могла не стать божеством мертвых до тех пор, пока множество одиночных могил или холмов, в каждом из которых жили мертвые, не станет обширной подземной областью мертвых. Это божество было источником жизни и роста; поэтому оно рассматривалось как прародитель человечества, который вышел из подземного мира и возвратится туда после смерти. Вполне возможно, что бретонское представление об Анкоу, персонифицированной смерти, является воспоминанием о кельтском Диспатере. Он наблюдает за всеми загробными делами и уносит умерших в свой мир. Но если это так, то его образ был искажен в худшую сторону средневековыми идеями о «Смерти-скелете». Он стал ужасным богом смерти, в то время как кельтский Дис был совершающим добрые дела богом мертвых, которые наслаждались счастливым бессмертием. Они были не холодными призраками, а живыми и наделенными телесной оболочкой существами, способными наслаждаться лучшей жизнью, одетыми в красивые одеяния и яркие украшения, которые так сильно любили на земле. Поэтому кельтские воины не боялись смерти, и было чрезвычайно распространено самоубийство, в то время как испанские кельты пели хвалебные гимны смерти, а другие отмечали рождение людей в трауре, а их смерть – с радостью. Таким образом, слова Лукана являются наиболее верным выражением кельтской эсхатологии: «В ином мире дух оживляет части тела; смерть, если ваши знания истинны, является всего лишь переходом к вечной жизни».

Нет никакого решающего свидетельства, указывающего на какую-либо теорию загробного морального возмездия у языческих кельтов. Поскольку надежда на бессмертие заставляла воинов без трепета встречать смерть, возможно, утверждалось, как считали и многие другие народы, что трусы упустили бы счастье будущего состояния. Опять же в ирландских христианских воззрениях на потусторонний мир и в народных поверьях некоторые характеристики ада не могут быть выведены из христианской эсхатологии, например страдания мертвых от холода. Это может указывать на старую веру в холодный регион, куда была изгнана часть мертвых. В «Приключениях церковников святого Колумбы» к аду пролегает мост по долине огненной реки, а узкий мост, ведущий к иному миру, – это распространенная деталь многих мифологий. Но здесь это может быть заимствовано из скандинавских источников или из таких христианских писаний, как «Диалоги» святого Грегори Великого. Можно было бы утверждать, что христианское учение об аде впитало в себя более древнюю языческую теорию воздаяния, но в настоящее время в сагах или в классических ссылках на кельтскую веру в будущую жизнь нет ни следа этой теории. И при этом любое упоминание делается не на Судный день, так как отрывок, в котором Лоэгайре говорит о мертвых, погребенных с оружием до «дня Эрдатхе», хотя и переводится как «Судный день Господа», но не относится к такому дню. Если можно приписать кельтам этическую слепоту, за очевидное отсутствие у них какой-либо теории воздаяния, то следует вспомнить, что мы не должны судить о народной этике только по их взглядам на будущие наказания. Скандинавы, греки и семиты на некоторой стадии развития были столь же неэтичны, как и кельты в этом отношении, и христианский ад в том виде, в каком он воспринимается многими теологами, далек от того, чтобы выдвинуть этический идеал.

Глава 23

Перерождение и переселение душ

В ирландских сагах о перерождении говорится только в отношении божеств или героев, и, вероятно, поэтому эта вера была неприемлема для христианских книжников, в то время как в некоторых рукописях рассказывается о героических персонажах, в других же говорится, что те же герои рождаются естественным образом. Нет никакого текстового свидетельства в пользу того, что это касалось обычных смертных, и возможно, что, если бы классические наблюдатели не истолковали неправильно кельтское учение о будущей жизни, то их упоминания о перерождении можно было бы считать основанными на мифических историях о богах или героях. Мы изучим эти истории, поскольку они встречаются в ирландских текстах.

Как уже было замечено, в мифологическом цикле Етайн в облике насекомого упала в чашу вина. Ее проглотил Этар, и в назначенное время она снова родилась в виде ребенка, а став девушкой, в конечном счете вышла замуж за Эохайда Айрема, но была узнана и уведена ее божественным супругом Мидиром. Однако Етайн совершенно забыла свое прежнее существование в виде богини.

В одной версии истории о рождении Кухулина Дехтире и ее женщины улетают как птицы, но в конечном счете их обнаруживает ее брат Конхобар в странном доме, где Дехтире рождает ребенка, отцом которого был, очевидно, бог Луг. В другой версии птицы – это не Дехтире и ее женщины, поскольку она сопровождает Конхобара в качестве его возницы. Они приходят к дому, хозяйка которого рождает ребенка, которого воспитывает Дехтире. Ребенок умирает, и во время своего возвращения с похорон Дехтире проглатывает в момент питья крохотное животное. Ночью к ней является Луг и сообщает ей, что он был ребенком и что теперь она с ребенком (то есть он и был тем животным, которого она проглотила). Когда он родился, его назвали Сетанта, а позже стали называть Кухулин. Таким образом, в этой версии Кухулин является перерождением Луга, а также его сыном.