Всеволод Большое Гнездо - Алексей Юрьевич Карпов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этом фоне и произошло возвращение в Галич Владимира Ярославича — пускай и далёкого от идеала, но всё же «своего» князя. И русские, и польские источники согласны в том, что вернулся он с польской помощью и что польское войско возглавлял знаменитый краковский воевода палатин Николай из рода Лисов (Миклай, как он назван в летописи). Разница лишь в том, что преисполненные чувством превосходства собственной нации над всеми прочими польские хронисты приписывают заслугу исключительно своим, которые и изгнали казавшихся непобедимыми «паннонцев» (венгров), после чего «такой ужас охватил все восточные королевства, что они, словно дрожащие листья, трепетали под властью Казимира»64, а русский летописец видит решающую роль галицких «мужей», которые встретили своего князя «с радостью великою... а королевича прогнали из земли своей». Так или иначе, но венгры были изгнаны из Галича, и Владимир Ярославич вторично воссел «на столе деда своего и отца своего». Случилось это «на Спасов день», то есть 6 августа65. Если это произошло в том же году, в котором император Фридрих отправился в Крестовый поход, то мы должны датировать вокняжение Владимира 6 августа 1189 года.
Краковский князь Казимир претензий на Галич, кажется, не предъявлял. Объяснялось это и тем, что он был слишком занят борьбой за польский престол со своим старшим братом Мешко (Мешко Старым), и тем, что такова была воля императора Фридриха. Но ещё и тем, что какое-то соглашение на сей счёт существовало между императором и владимиро-суздальским князем Всеволодом Юрьевичем: не случайно император выразил готовность помочь галицкому князю лишь после того, как узнал, чьим племянником тот является. В июне следующего, 1190 года Фридрих Барбаросса погиб, утонув при переправе через горную речку Селиф в Малой Азии. Но на судьбу галицкого князя эта смерть не повлияла (разве что позволила ему отказаться от ежегодной выплаты двух тысяч гривен). Ибо у Владимира нашёлся другой могущественный покровитель, а именно его дядя, владимиро-суздальский князь Всеволод Юрьевич.
К нему Владимир и обратился за помощью. «...И послал ко Всеволоду, к уеви (дяде по матери. — А. К.) своему, в Суждаль, — рассказывает летопись. — И моляся ему:
— Отче, господине! Удержи Галич подо мною! А яз Божий и твой есмь со всем Галичем, а во твоей воле есмь всегда!»66.
И Всеволод действительно «удержал» под ним Галич. Он отправил своих послов «ко всем князьям» — надо понимать, и к Святославу Всеволодовичу в Киев, и к Рюрику Ростиславичу в Белгород, и к его брату Давыду в Смоленск, и к Роману Мстиславичу на Волынь, но также ещё и «к королеви», то есть к королю Беле в Венгрию, и «в Ляхи», то есть к Казимиру; «и водил их ко кресту на своём сестричиче: Галича не искати николи же под ним». Такое крестное целование было дано — и не только русскими князьями, но и восточноевропейскими монархами. (Заметим, кстати, что клятва, данная на кресте латинянами «римского закона», признавалась точно так же, как и клятва, данная православными.) Этого оказалось достаточно. «Владимир же утвердился в Галиче, и оттоле не бысть на него никого же».
Так, не участвуя в военных действиях и до поры вообще не вмешиваясь в события, Всеволод Юрьевич распространил свою власть ещё и на Юго-Западную Русь — сильнейшее в военном, экономическом и политическом отношении Галицкое княжество. Подобно рязанским князьям, Владимир Галицкий признал его «отцом и господином» и обязался быть «в его воле» — и отныне ни Святослав Киевский, ни польский или волынский князья уже не покушались на Владимирову «отчину»: в противном случае им пришлось бы «испрашивать» на это позволение у Всеволода Юрьевича — или вступать с суздальским князем в открытое противостояние. Другое дело, что «старейшинство» и «господство» Всеволода относились лишь к правителю княжества, его «сестричичу». Когда же в 1198-м или 1199 году Владимир умрёт, не оставив законных наследников, влияние Всеволода Юрьевича на галицкие дела сойдёт на нет, и занявший Галич с помощью поляков князь Роман Мстиславич никакого позволения на это у Всеволода спрашивать не будет.
Кириопасха
Освящение перестроенного Успенского собора в августе 1188 года — одно из последних деяний епископа Луки. Он умер год спустя, 10 ноября 1189 года[21], оплакиваемый князем и людьми, а на следующий день, 11 ноября, был погребён в том же соборе, становившемся усыпальницей и для членов княжеского семейства, и для церковных иерархов.
За год до смерти владыка совершил ещё одно благое дело для князя Всеволода Юрьевича — так сказать, семейного характера. 26 ноября 1188 года, в осенний Юрьев день, у княгини Марии родился четвёртый сын. «И велел отец его Всеволод епископу Луке наречи имя ему Юрий — дедне имя», — сообщает летописец. «Дедне имя» — это имя Юрия Долгорукого; владимирский князь, несомненно, должен был увидеть добрый знак в том, что новорождённый появился на свет в день, посвящённый святому покровителю своего деда, основателя всего рода князей Юрьевичей. «И бысть радость в Суздальской земле во всей, и створи брак велик (здесь в значении: празднование, пир. — А. К.) Всеволод».
И для князя, и для княгини радость эта была особенной, ибо она пришла на смену печали. За два месяца до рождения Юрия умер третий сын Всеволода Глеб (а ещё за год до того — и второй, Борис). Наречение «дедним» именем, да ещё совершённое ростовским владыкой, должно было снять печать некоего проклятия, тяготившего княжескую чету. И действительно: 8 февраля 1190 года у Марии родится пятый сын, наречённый Ярославом (а в крещении Фёдором) — родится столь же здоровым, как и Юрий. Здоровыми и жизнеспособными появятся на свет и следующие их сыновья.
По прошествии установленного срока поминания «благоверного и блаженного епископа Луки», зимой 1189/90 года, князь Всеволод Юрьевич отправил своих посланников в Киев — к митрополиту Никифору. На этот
