Жаворонок Теклы (СИ) - Людмила Семенова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да уж, как не знать! В деревнях больше заботятся о том, чтобы соблюсти все ритуалы над телом умершего, а не о том, чтобы до этого продлить ему жизнь. Да и христианство мало чем лучше какого-нибудь дикарского культа. Наш народ услышал что-то о чудесных свойствах крестика и воды и решил, что важнее успеть побрызгать на больного или недоношенного ребенка, чем его спасти! О каких богах они думают, что там?! Они демонам служат!
Они шли в этот вечер по старому центру Аддис-Абебы, неподалеку от самого большого в городе рынка Меркато, куда, по мнению туристов-экстремалов, свозили на продажу весь мусор, какой удавалось собрать в столице.
— А как ты вообще заинтересовался паллиативной медициной? И почему уход за больными тебе ближе, чем лечение? Неужели ты даже в детстве не мечтал сделать врачебную карьеру?
— Представь себе, нет, врачи, по-моему, больше озабочены разгадками тайн природы, чем облегчением чьих-то страданий. Знаешь, они говорят, что иногда чем хуже для больного, тем лучше для исследования. Понять их можно: обострение симптомов помогает в диагностике, да только больному недосуг ждать, он хочет, чтобы ему стало легче здесь и сейчас, и порой от мучений теряет человеческий облик. Я это понимаю и никогда ни на кого не злюсь, а врач это расценивает как черную неблагодарность за его вклад в мировую науку.
— Не знаю, смогла бы я рассуждать так, как ты: лично я считаю смерть самым отвратительным изобретением эволюции. Ты же знаешь о том, что простейшие организмы никогда не умирают, а только делятся пополам? А вот как только живая форма чуть-чуть усложнилась, тогда появилась и смерть. Хуже этого только человеческое сознание того, что придется умирать. Насекомые живут один день, но не знают об этом. Так кто же более везучий?
— Я тоже очень не люблю смерть, — невозмутимо сказал Айвар. — Но человеком все-таки быть лучше, чем простейшим организмом! Да, не каждый способен примириться с неизбежной кончиной, и тогда приходится отвлекать пациентов от этих мыслей на что-то другое, а если уж это невозможно — тогда физически пригасить страдания. Но тут духовных усилий мало, ты сама знаешь.
— Конечно! Когда нет денег на обезболивание, то никакие утешения не помогут, так что здесь материальное явно важнее морального.
— А ты замечала, какой в этом кроется подвох? — спросил Айвар после некоторого раздумья. — Те, кто поучает других, что душу надо ставить превыше плоти, сами чаще всего озабочены вполне материальными вещами. Кто больше всех любит толковать народу о вере, смирении и прочих христианских добродетелях? Государство и церковь, как лучшие демагоги и специалисты по экономии на людях.
— Коммерческая медицина тоже своей выгоды не упускает. В России, например, очень популярны благотворительные сборы с населения на дорогие операции детям где-нибудь за океаном, хотя это чаще всего уже ничем не поможет. В итоге семья остается в нищете, сочувствующие — в дураках, а кто-то в плюсе.
— Но все-таки лицемеров хуже, чем духовные лица, нет, по-моему, нигде, хотя я сам не воинствующий атеист. Только Орден милосердия чего стоит! Вся их деятельность заключалась в любовании человеческим страданием, настоящем людоедстве. И это ведь не засекречено, информацию легко найти, а в историю они все равно вошли как святые благодетели.
— А приюты Святой Магдалины? Они точно так же отличились своими методами исцеления «нравственных болезней». И забавное совпадение в том, что нужда в них отпала с развитием бытовой техники.
— Верно, но это все никуда не делось, я более-менее знаю, как сейчас живут в России, и там бурная мода на внешнюю религиозность. Почему-то расходы на здоровье уменьшаются одновременно с ее возрастанием. Понятно, что на культе терпения можно очень неплохо заработать, но почему люди позволяют ставить на себе такие опыты?!
— Культ терпения? — переспросила Налия.
— Ну да, иначе это сложно назвать. Если у людей нет денег, чтобы поручить заботу о безнадежно больном родственнике наемному работнику, то понятно, что кому-то из членов семьи, как правило женщине, приходится брать на себя эту ношу. Но если они могут себе позволить найти специалиста и не мучиться сами, то почему их считают эгоистами и подонками, предавшими родного человека? Нет уж, мучайся, ведь исполнять свой долг — это так красиво! Да еще ты попадешь в рай, а все остальные сдохнут! А что дом за полгода пропитается не только дерьмом, но и ненавистью, в расчет не берется.
— У нас-то еще проще! За безнадежными родственниками, старыми или малыми, никто не ухаживает, по крайней мере среди неграмотного населения, — горько усмехнулась Налия. — Зачем, если нового сделать как плюнуть?
— Но такими темпами они скоро опустятся до нас, а вот мы так и не вырастем, — подытожил Айвар мрачно, — и все, чему учились наши родители у России, пропадет зря.
Неожиданно Налия сняла туфли и так и пошла дальше по пыльному неасфальтированному грунту в направлении рынка.
— Господи, что ты делаешь? — изумленно воскликнул Айвар. — Хочешь наступить на битое стекло или использованный шприц? Так этого добра здесь достаточно.
— Просто твои слова мне кое-что напомнили, — спокойно отозвалась девушка. — В России я когда-то общалась с придурками, исповедующими все натуральное: они не верили в науку, в медицину, в технологии, и порой это для них кончалось очень плохо, но знаешь, их даже жалеть не хотелось. Жалко было только их детей, которых они не водили к врачам и не кормили нормальной пищей. А некоторым детям и родиться не довелось: умерли в утробе, потому что эти ненормальные ни за что не желали идти в роддом и признавали только «духовное» акушерство… Да впрочем, и дьявол бы с ними, по-другому не скажу, но дело в том, что…
Голос у Налии дрогнул, и она продолжила уже без улыбки, покусывая свои полные губы:
— Понимаешь, они живут в полном благополучии, там, где руку протяни — и будет тебе и нормальная пища, и очищенная вода, и лекарства, и вакцины, и неотложная помощь, и выхаживание недоношенного ребенка… И морду от всего этого воротят! Начитались на своих безумных форумах, что в первобытном обществе все были здоровы и счастливы, вот только этого первобытного общества они и близко не нюхали! А пожили бы среди нас, где нет
