Черный сад. Армения и Азербайджан между миром и войной - Томас де Ваал

Храбрецы забаррикадировались в городском музее и в течение нескольких дней держали там осаду, чтобы предотвратить разграбление коллекции ковров, утвари и картин. У Мгера, как представителя армянского меньшинства большого азербайджанского города, было много друзей-азербайджанцев. Он убеждал меня, что уничтожение Шуши для него стало такой же личной утратой, как и для них. "Я знаю, для них это большое горе, но и для нас тоже. Лично я не ощущаю себя в этом городе победителем. Потому что город как таковой мертв" (10).

Мне не верится, что Шуша когда-нибудь вернется к былому величию. В 2000 году она была фактически городом-призраком. Большинство ее двухтысячного населения составляли беженцы, которые приехали сюда только потому, что им негде было больше жить. Я видел нищету в их глазах. Возле верхней мечети, хотя и уцелевшей, но запустелой, я впервые за все время пребывания в Нагорном Карабахе встретил попрошаек: ко мне пристали двое ребятишек, прося милостыню. Единственным знаменитым армянином, выполнившим свои обещания в отношении Шуши, стал местный архиепископ Паркев. Он поселился здесь в 1992 году, спустя всего несколько дней после взятия города, и сразу начал сбор средств на восстановление городских храмов. Но, похоже, немногие разделяют его энтузиазм по поводу восстановления Шуши.

"Многие вернулись бы сюда, если бы мы нашли для них работу, – говорил мне Паркев. – Мы уже открыли торговлю чаем и ювелирное дело. Есть предложение по созданию производства варенья, которое даст нам тридцать-сорок рабочих мест. Но нам нужны деньги на восстановление зданий". Этот разговор состоялся через три дня после Дня Победы. Мы сидели в его рабочем кабинете в Шуше. У архиепископа пронзительные умные глаза, темпераментная речь и такая окладистая черная борода, что в ней, верно, птички могли бы вить гнезда. О нем ходит молва как о человеке, пользующемся в Карабахе непререкаемым авторитетом. Он часто вступал в дискуссии с политиками как выразитель чаяний простых людей. Похоже, он не только духовный лидер области, но и инициатор развития малого бизнеса в Шуше (11).

Архиепископ рассказал, что впервые приехал в Карабах весной 1989 года, когда администрация Аркадия Вольского дала разрешение на возобновление церковной деятельности. В начале двадцатого века на территории Карабаха было 118 церквей и 12 монастырей, но после 1930 года их закрыли, а всех священнослужителей либо сослали, либо посадили, либо расстреляли. Он поставил перед собой задачу начать возрождение Армянской Апостольской Церкви в Карабахе. Я поинтересовался, можно ли быть армянином, но не христианином. "Нет, невозможно, – ответил Паркев, – быть армянином и быть христианином – это одно и то же".

Судя по рассказам архиепископа, христианство в Армении было скорее коллективным символом национальной идентичности и непокорности, чем духовным кредо. Паркев всегда находился в гуще событий. Он рассказал, как однажды ноябрьской ночью 1991 года в Степанакерте он вошел к себе в спальню. А через несколько минут ракета, выпущенная из Шуши, попала в комнату, из которой он только что вышел, и все было уничтожено пожаром.

Паркев говорил, что когда вечером 8 мая 1992 года захлебнулась первая атака армян на крепость Шуша, именно он разгадал суть проблемы и предложил ее решение. Дело, по его мнению, было в том, что на центральной площади Степанакерта стоял памятник Антихристу – Ленину. "Я сказал: "Сбросьте Ленина!", – и вскоре мы заняли Шушу. Вот как это было. Через пару часов наши уже вошли в центр города".

Архиепископ Паркев сказал, что он поддерживал штурм Шуши молитвой и в самих военных действиях участия не принимал. Однако я знал как минимум одного священнослужителя, не отличавшегося такой щепетильностью. Четырьмя годами раньше, в 1996 году, когда я впервые посетил Шушу, недалеко от того места, где мы сейчас сидели с Паркевом, я встретил настоящего отца-воителя, как будто уцелевшего со времен средневекового христианства. Было воскресное утро, и я с коллегой пришел на службу в маленькую церквушку Канач Жам. В ее каменных стенах звонко звучали слова армянской литургии. Службу проводил отец Корюн, высокий, молодой священник с густой черной бородой и ясными восторженными глазами.

По окончании службы отец Корьюн пригласил нас к себе домой, в полуразрушенное многоквартирное здание. Он выставил коньяк и познакомил нас с женой и сыном. Большая часть беседы представляла собой страстный монолог энтузиаста национальной истории, у которого современная война перемешалась с событиями более чем тысячелетней давности. Корюн сказал, что не мог не приехать в Карабах, поскольку его "призвала сюда кровь предков". И его долг состоял не только в том, чтобы править церковную службу, но и воевать. "Я, целовал крест, потом откладывал крест и евангелие в сторону, – рассказывал он, помогая себе жестами, – снимал сутану, надевал военную форму, брал в руки оружие и шел сражаться".

Должно быть, мы выглядели удивленными. Но святой отец, нимало не смущаясь, пояснил, что он не просто служитель церкви, но и "сын армянского народа". "Все наши территории будут освобождены, – заявил он. Взгляните на карту! – он ткнул пальцем в висевшую на стене карту Великой Армении, на которой границы современной сухопутной Армении раздвигались, тянулись через Турцию, Грузию и Азербайджан к двум морям. – Не знаю, суждено ли мне увидеть это, не знаю, увидит ли это мой сын. Но наше дело завершит мой внук". Когда четыре года спустя я спросил архиепископа Паркева об этом воинственном священнике, он уклонился от ответа и заявил, что тут, должно быть, произошла какая-то ошибка. Существует практика, когда священники проводят обряд крещения солдат в зоне боевых действий и используют каски как потиры для святой воды, но не более того. "Оружие священника – его крест", – заявил он, рассчитывая, что эту метафору я приму за чистую монету. Я не стал его больше расспрашивать.

Архиепископ оказался гораздо большим реалистом, чем его воинственный собрат, но выражался он столь же жестко. Паркев заявил, что Шуша, или Шуши, – исконно армянский город. Когда же я упомянул о заброшенных городских мечетях, он возразил, что азербайджанскими их называть нельзя, поскольку построены они в девятнадцатом веке, когда – армяне не устают вас в этом убеждать – азербайджанцев в Карабахе не было. "Так почему же их не восстанавливают?" "Мы переговорили с иранцами и дали им разрешение на восстановительные работы, – ответил Паркев. – Но они пока не торопятся".

Когда же я затронул тему возвращения азербайджанцев в Шушу, архиепископ стал мрачнее тучи. Он сказал, что родился в деревне в Нижнем Карабахе, к северу отсюда, откуда в настоящее время изгнано все коренное армянское население. "Моя деревня, Чардахлу, сейчас в руках азербайджанцев. Испокон веков это была армянская деревня. Как по-вашему, когда я смогу туда вернуться?". Затем, немного подумав, он добавил: "Слишком все запутано. Нет такой проблемы, которую нельзя было бы решить, но нужно время, чтобы мы смогли ответить на больные вопросы".

"Хотел бы я, чтобы Шуши вновь стала столицей", – сказал Паркев. Мы стояли на пороге его дома, прощались и смотрели на шпиль церкви Казанчецоц и окружающие ее руины. Но каким образом? И столицей чего? В начале двадцать первого века, когда от города осталась груда развалин и там живет от силы две тысячи горожан, надежды на это практически нет. А ведь еще сто лет назад здесь проживало сорок тысяч человек, действовало шесть церквей и две мечети, издавалось двадцать газет…

Архиепископ поинтересовался, где я изучал русский. Я сказал, что защитил диплом по русской литературе, и бородатое лицо Паркева просветлело. "И я изучал русскую литературу. Тема моего диплома – "Мастер и Маргарита" Булгакова". Он продолжил по-английски, тщательно подбирая слова: "Я и английский изучал". Оказалось, что английский он учил дома с помощью проигрывателя. "Я очень любил "Битлз", – признался Паркев и скороговоркой выпалил длинный список своих любимых песен: "Yesterday", "A Hard Day's Night", "Eleanor Rigby", "Paperback Writer"… И я покинул разрушенный город с неожиданной симпатией к архиепископу-любителю "Битлз".

Примечания:

1. Лидер карабахских армян Аркадий Гукасян говорит, что при заключении справедливого мирного соглашения он не стал бы возражать против возвращения азербайджанцев в Шушу, но тут же добавляет, что на практике такое вряд ли возможно. В интервью 30 марта 2001 г. он сказал: "Мы верим, что беженцы, вне зависимости от их национальности, имеют право вернуться в свои дома. Это относится как к армянским, так и к азербайджанским беженцам. Другое дело, захотят ли этого беженцы, когда нет прочного мира, а есть риск возобновления войны?"

2. Kurban Said, Ali and Nino, p. 44

3. Шушинский. Шуша, стр. 134-135; Swietochowski, Russia and Azerbaijan, p. 10. Святоховский отмечает, что шиитские добровольцы также сражались на стороне русских против суннитов в русско-турецкой войне 1853-1855 гг.