Жизнь с гением. Жена и дочери Льва Толстого - Надежда Геннадьевна Михновец

4 сентября

Нетерпение мое видеть мужа все растет, и непременно поеду завтра в Кочеты. Сегодня гуляла одна, грустно на душе; получила хорошее письмо от сына Левы, его суд будет 13-го. Занялась «Воскресением» с Варварой Михайловной, прошлась по хозяйству. Тепло, ветерок, цветы полевые и чудесные садовые, облачка на небе, пестрота листьев – и хорошо! Но как тяжело одиночество! Я не люблю его, я люблю людей, движение, жизнь… Этим у Сухотиных лучше, народу много, и все проще, без идей и отрицаний. И там Льву Ник. весело: прямо от обеда игра в шахматы с Сухотиным или доктором тамошним. Часа два проиграет, походит, письма прочтет, выйдет в столовую, ищет всех и просит скорей ставить стол, играть в карты, в винт. И игра продолжается часа три, до половины двенадцатого, оживленная, веселая. Никаких поз от Льва Ник. не ждут, и не надо принимать; никакие просители и нищие не бывают; никакой нет ответственности, живи, пиши, играй, разговаривай, спи, ешь и пей…

Очень боюсь, что он затоскует в Ясной Поляне. Постараюсь, чтоб было людней. Но у нас всех отбили, а я теперь отбила Черткова и К°.

Л. Н. Толстой. Дневник. Запись от 1 сентября.

Немножко поработал. Написал после обеда письма Соне и Бирюкову. Приехали Мамонтовы. Еще более резко безумие богатых. А я играл с ними в карты до одиннадцати часов, и стыдно. Хочу перестать играть во всякие игры. Ложусь усталый.

Л. Н. Толстой. Дневник для одного себя.

Нынче, 4-го, была тоска, хотелось умереть и хочется.

5 сентября

Пишу после. Что было позднее, – дневника не писала это время. 5 сентября рано утром уехала в Кочеты на Мценск. В душе была надежда, что Лев Ник. поедет со мной в Ясную Поляну, так как, запряженная в необходимую работу издания нового, я должна быть ближе к Москве и иметь под руками все книги и материалы.

Ехала я из Мценска 35 верст под сильнейшим дождем и бурей. Грязь, переезд на пароме, волнение – все это было очень тяжело.

В Кочетах и муж, и дочь встретили меня холодно. Лев Ник. понял, что я буду звать его домой, а ему жаль было расстаться с веселой жизнью в Кочетах, с разными играми и большим обществом. Он только что вернулся от скопца, к которому ездил верхом, 20 верст взад и вперед, в эту ужасную погоду.

Но зато как мило и ласково встретили меня эти пятилетние детки – внучка Танечка и ее приятель – Микушка Сухотин!

Л. Н. Толстой. Дневник.

Нынче встал не рано. Гулял по парку. Записал, кажется, недурно о движении, пространстве и времени. Потом пытался продолжать работу, но мало сделал, не пошло. По ужасной погоде, дождю, ездил к Андрею Яковлевичу. Он проводил меня домой. Приехала С. А. Очень возбуждена, но не враждебна. Потом приехала С. Стахович. Ложусь. Одиннадцать часов.

6 сентября

У Льва Ник. от вчерашней верховой езды разболелся большой палец на ноге, распух, покраснел, и он все повторял: «Это старческая гангрена, и я, наверное, умру». И весь он до вечера чувствовал себя дурно, не ел, лежал в постели.

Вечером приехавший Дранков показывал целое представление кинематографа. Лев Ник. встал и тоже смотрел, но очень устал. Представляли, между прочим, и Ясную Поляну зимой со всеми нами. Дранков мне подарил ленту, которую я отдала на хранение в Исторический музей в Москве.

Л. Н. Толстой. Дневник.

Проснулся больной, вероятно гангрена старческая. Приятно было, что не вызвало не только неприятного, но скорее приятное чувство близости смерти. Кроме того, слабость и отсутствие аппетита. Приятное известие из Трансвааля о колонии непротивленцев. Ничего не ел, теперь вечер, приехал кинематограф. Попробую пойти смотреть. Говорил с С. А., все хорошо.

Записать: 1) Сознание, сущность сознания есть нечто непостижимое, непреодолимое, то, что мы называем духом, душою. Сознание заключено в известной части вещества, это вещество есть наше тело, и вот сознание посредством внешних отношений (органов) к другим телам, веществам познает окружающий мир. В этом сущность жизни человеческой.

7 сентября

Льву Ник. стало лучше. Он обедал со всеми, играл в шахматы, и после, когда все ушли смотреть кинематограф, представленный всей деревне, Зося Стахович, приехавшая в Кочеты, читала нам с Л. Н. вслух предисловие к сочинениям Бордо: «Peur de la mort»[77].

Отношения со всеми натянутые. Все мы ревниво тянем к себе Льва Ник – а, а он выбирает, где ему веселее и лучше, не обращая внимания на мое страстное, горячее и безумное желание его возвращения со мной в Ясную Поляну.

Л. Н. Толстой. Письмо И. Межевову.

Учение Христа показывает нам совершенство во всех верах. Достигнуть совершенства в этой жизни мы не можем ни в чем, но приближаться к совершенству мы всегда можем во всех делах. Так, в деле собственности совершенство в том, чтобы не иметь ничего, в деле семейном, чтобы не любить своих семейных более всех других, в деле целомудрия – не иметь никакого полового общения, так и в деле непротивления совершенство в том, чтобы обидчику подставить другую щеку и снимающему кафтан отдать и рубашку. Таково совершенство. Христианская же жизнь состоит во все большем и большем приближении к совершенству: так, в делах собственности стараться не приобретать возможно больше, а стараться иметь как можно меньше, в деле привязанности к семейным стараться делать как можно меньше различие между семейными и всеми остальными людьми, в деле целомудрия стараться приблизиться к полной чистоте насколько можешь, в деле непротивления стараться как можно меньше противиться нападающим людям. Христианство показывает идеал, то есть полное совершенство, которое никогда или очень редко, и то только в некоторых отношениях, может быть достигнуто, жизнь же христианская состоит во все большем и большем, по мере сил, приближении к этому совершенству – идеалу. Указание же, как это вы делаете, на то, что совершенство-идеал не может быть достигнуто и что поэтому учение, показывающее совершенство-идеал, неправильно, происходит или от желания оправдать свою противную христианскому учению жизнь, или от непонимания того, в чем состоит сущность христианского учения.

8 сентября

Приехала в Кочеты более спокойная, а теперь опять все сначала. Не спала ночь, рано встала. Снимал Дранков нас опять для кинематографа, а потом деревенскую свадьбу, разыгранную нарочно.

Когда я днем решилась наконец спросить Льва Ник – а, когда