Ф.М.Достоевский. Новые материалы и исследования - Г. Коган

В этой раскаленной атмосфере громовым ударом для правительства явилась распространенная 14 мая в Петербурге прокламация "Молодая Россия", в которой впервые в русской печати появилось слово "республика" и народ призывался к цареубийству.

Два дня спустя начались петербургские пожары. Правая пресса и значительная часть либеральных публицистов связали эти два события: прокламацию и пожары. Возможно, они были правы, но только в чем была связь? Толкнула ли эта прокламация на поджоги левые элементы, или правительство, подстегнутое такой прокламацией и, не видя другого выхода, само решилось на них?

Посмотрим, как решали эти вопросы газеты тех дней? Только "Северная пчела" и "St. Peterburger Zeitung" сразу, 30 мая, писали "о корпорации, из среды которой, по народной молве, происходят поджоги" и "из уст в уста передается таинственный страшный слух"[67]. Другие газеты к этому приходят постепенно.

Так "Русский инвалид" в номерах от 25 и 30 мая, хотя и говорит о городских слухах в отношении поджогов, но о политическом характере их нет ни слова, и только в номере от 31 мая, в статье, перепечатанной из "СПб. полицейских ведомостей", сообщение о слухах принимает более конкретную форму:

"Толки ходят сбивчивые, одни говорят, что виною пожаров множество скопившихся сюда людей без дела и рассчитывающих жить грабежами, другие же, что у поджигателей главная цель производить беспорядок и довести жителей столицы до крайности…"

Даже в полных самых фантастических слухов о петербургских пожарах "Письмах Петербургского старожила" и "К редактору газеты", печатавшихся в " Нашем времени" с 30 мая по 15 июня, в первом номере ничего нет о политических поджогах и лишь 5 июня впервые сообщается о том, что "целый город" толкует о "правильно организованной, многочисленной шайке поджигателей, имеющей связь с последнею гнусною прокламациею…", а в номере от 9 июня, что "во всех сословиях обвиняют в поджогах политических деятелей — уверенность в том общая!"[68]

Что касается исследователей, то они подходили к этому вопросу по-разному.

Б. П. Козьмин писал:

"Слухи о студентах-поджигателях проникли в печать"[69].

Источник слухов, правда, здесь не указан; неизвестно, подразумеваются ли тут городские массы или, по выражению "Искры", "читающие"?

М. М. Клевенский уже точно фиксировал источник:

"Среди обывателей с самого начала пожары приписывались поджогам. Больше всего винили в поджигательстве студентов-революционеров. Эти слухи проникли и в печать"[70].

М. К. Лемке держался противоположного мнения:

"Правительство обезумело первое, за ним — масса общества, за ними — городская народная масса, в которую уже были брошены провокаторские указания на молодежь студенческую…"[71]

Тут вопрос разрешен четко и ясно: слухи шли сверху в массы, а не обратно.

Так же считал М. Н. Покровский, говоря об "общественном мнении", приписавшем немедленно поджоги студентам:

"Есть все основания думать, что такое убеждение было созданием не одной только человеческой глупости, но что природе тут помогло искусство"[72].

Странно, что Лемке в примечании к заметке Герцена "Зарево", говоря о прокламации "Молодая Россия", сам себе противореча, писал:

"Она вышла накануне пожаров — левая интеллигенция виновата в них! "Студенты — вот поджигатели!!" — кричала масса, а за нею и часть печати".

Так ли это? Не вернее ли повернуть фразу и сказать: "Кричала часть печати, а за нею и масса?"[73].

Конечно, и до появления газетных статей с обвинениями город был полон самых разнообразных слухов о поджигателях; винили и студентов, и поляков, и офицеров, и помещиков, и др. Иначе и быть не могло во время такой паники. Но до появления газетных статей эти обвинения не носили политического характера. Пантелеев, повторяя слова "Северной пчелы", № 157, отмечал, что "в высших классах почти единогласно пожары связывают с последней прокламацией"[74]. Баллод подчеркивал, что толки о студентах и революционерах-поджигателях велись "с ведома царской полиции"[75].

Известно огромное число откликов на пожары (подробнее см. о них в статье С. А. Рейсера "Петербургские пожары 1862 года"); ниже мы публикуем ряд еще не известных откликов, почти все они полны обвинений против "западных пропагандистов" и студентов, но стоит всмотреться в даты этих писем, дневников и воспоминаний, как станет очевидно, что все они, за редчайшим исключением, писаны после появления обвинений в печати. Единственный, кто уже 24 мая упомянул о связи пожаров с прокламацией, был А. В. Никитенко, но его запись ("Толкуют о поджогах. Некоторые полагают, что это имеет связь с известными прокламациями…"[76]) никак нельзя отнести к толкам городских масс. Не следует также забывать, что Никитенко как редактор "Северной почты" был близок к Министерству внутренних дел, дневник его за май и июнь пестрит записями о встречах с помощником министра и министром[77]. Вспомним также о дружеских отношениях Никитенко с А. К. Гедерштерном, видным сотрудником III Отделения[78].

Проследим дальше его дневник. 30 мая он записывает:

"Рассказам, слухам, толкам нет конца".

31-го — уже после появления в печати определенных обвинений — Никитенко приходит к выводу, что "несомненно, кажется, что пожары в связи с последними прокламациями".

И лишь 4 июня появилась запись:

"Народ толкует, что поджигают студенты, офицеры и помещики"[79].

Ставился вопрос о связи пожаров с прокламацией и в двух запрещенных цензурой статьях журнала братьев Достоевских "Время", которые мы публикуем ниже.

То же, но еще более резко высказала "Искра" в № 22 от 15 июня. В заметке с характерным заголовком "Не всякая кучка людей — народ и не всякой кучки голос — голос народа", говоря о связи пожаров с прокламацией, "Искра" писала: "Народ не только не мог иметь такого мнения, а не имеет, конечно никакого понятия о самих прокламациях. Подобная мысль могла родиться в кружке людей, читающих и знающих о прокламациях. Здесь эта мысль родилась, здесь она и умерла бы. Оглашение ее посредством печати было верным средством к ее распространению".

Баллод вспоминал:

"Стали говорить, что поджигают революционеры. В подтверждение своих предположений стали указывать на "Молодую Россию", где говорится, что поводом к взрывам революций обыкновенно бывают какие-нибудь народные несчастья и что несчастья эти революционеры хотят вызвать массовыми пожарами"[80].

Неужели городские массы могли быть источником таких сложных выводов?

Наглядным примером того, что мысль о связи пожаров с прокламацией — и тем самым, что поджигают революционеры, — родилась, как писала "Искра", "в кружке людей читающих" и оттуда лишь проникла в массы, могут служить и публикуемые ниже три письма М. Г. Карташевской к В. С. Аксаковой 26-27 мая, 3 и 10 июня. Все три письма полны слухов и толков, все они говорят о поджогах, но в первом нет ни слова о политическом характере, вторые два, написанные после появления газетных статей, полны бранью по адресу Герцена и "левых".

Нельзя не отметить также, что прокламация "Молодая Россия" была адресована не простому люду Петербурга — мастеровым, фабричным, ремесленникам, лавочникам, а передовой студенческой молодежи. Она толковала о конституции, о Ледрю-Роллене, Луи Блане, Блюмере, Орсини, якобинцах, 48-м годе и т. д., пересыпана иностранными словами: антагонизм, диаметрально, централизация, федерация, радикализм, инициатива, эшафот, элемент и проч.

Трудно не согласиться с запрещенными статьями журнала "Время", что до обвинения студенчества "дошел не сам народ, а очень может быть, они перешли в него извне". Остается лишь выяснить, что следует понимать под словом "извне"? Была ли это "читающая публика" или правительство? Посмотрим, как было дело.

14 мая появилась прокламация, а 18-го Долгоруков писал Валуеву:

"Вот <…> экземпляр прокламации, которую я вам показывал утром. Оставьте ее у себя, если у вас ее еще нет, и постарайтесь, если возможно, установить по шрифту и бумаге, откуда может исходить листовка. Мы, со своей стороны, тоже этим займемся…"[81]

Письмо устанавливает два факта: правительству не известно, откуда идут прокламации, и разбросаны они далеко не в таком количестве, о котором говорят современники, так как в этом случае начальник III Отделения не мог бы 18 мая сомневаться в наличии у министра внутренних дел экземпляра прокламации, разбросанной 14-го числа.