Хольм ван Зайчик как зеркало русского консерватизма - Вячеслав Рыбаков

В наше время идеи ван Зайчика уже не являются ни откровением, ни криминалом. Теперь о духовных скрепах только ленивый не высказывается. Правда, беспокоит меня подозрение, что вокруг этих скреп мгновенно сложился столь же крепко сбитый и замкнутый коллектив, как в свое время — вокруг прав человека. Золоченые отруби в две эти кормушки подливают разные кормильцы, что правда, то правда — но принцип питания, сдается мне, один и тот же. Тех, кто не оказался в момент пуска красной ракеты в шаговой доступности от корытца и не успел поэтому нагнуться к нему вовремя, уже не ждут. Самим же не хватает! И никогда не будет хватать. Ведь, хотя от каждого по способности, каждому по потребности, усе правильно, граждане, усе справедливо, но потребности-то растут куда быстрее способностей!

Боюсь, что при такой системе всю эту духовность очень быстро доведут до абсурда и вывернут наизнанку ровно так же, как уже вывернули наизнанку и превратили в омерзительную пародию борьбу за права человека.

Но это — к слову. Все равно я на стороне духовных скреп. Здесь стою, и не могу иначе.

В начале же века евроцентризм сугубо доминировал в среде гуманитарной интеллигенции, и поэтому мы с Игорем после выхода первых же томов с ходу, что называется, огребли по полной.

Не стану даже пытаться перечислить, кто так ли, сяк ли обвинял нас ни много, ни мало — в фашизме; то коричневом, то красном, то красно-коричневом, но во всех случаях — антизападном. Так порой и выражались: «Святыни с любовью созданного ван Зайчиком евразийского рейха... Скверные повороты в истории зачастую бывают порождены... и весьма незначительными инцидентами — выпуском тошнотворных ксенофобских книг в Санкт-Петербурге или звоном пивных кружек в славном городе Мюнхене... Творения ван Зайчика, помимо своего гнусного антизападного содержания...».

Но одну из коллизий я все же хотел бы вспомнить, потому что к хору чисто абстрактных для меня картонных борцов с фашизмом (почему-то настоящего фашизма ни тогда, не теперь в упор не видящих) присоединилась лично известная мне персона. Дальняя, но давняя моя знакомая по питерскому Союзу писателей, интеллигентная и лиричная красавица, в обычной жизни, сколько я мог тогда судить, человек исключительной порядочности. Она проявила себя ярче всех. Не потому ярче, что написала лучше всех или высказалась умнее всех, но потому, что, пользуясь знакомством, позвонила мне, сообщила, что хочет написать о ван Зайчике и попросила по-товарищески рассказать о проекте в подробностях. Я привел ее в наш институт, познакомил с Игорем, и мы с ним битых два часа показывали ей первоисточники, знакомили с замыслом, отвечали на ее вопросы... Усвоив полученный материал, поэтесса и журналистка опубликовала аж несколько статей.

«Для обнародования всей этой мерзости не стоило, впрочем, трудиться новые книги писать — если бы авторы этих расовых перлов читали что-нибудь, кроме «Майн Кампф»... Для интеллектуальных наслаждений такого рода совсем не обязательно в «Академкнигу» идти. Можно почитать что-нибудь попроще — например, книжки ...ван Зайчика... Делопроизводители всех этих романов — писатель-фантаст Вячеслав Рыбаков и его соавтор Игорь Алимов — доказывают нам на паре простеньких детективных сюжетов, что все нынешние больные проблемы — чушь, выдуманная глупыми и очень неприятными с виду журналистами (не мудрено, что книжки эти, говорят, идут нарасхват в Госдуме). Национализма, например, у нас никакого нет... Это не мы виноваты, это все опять происки Запада, понятно?» «Сослуживцы обращаются друг к другу «единочаятель» (сокращенно еч). Пытаясь проникнуть в суть термина, я подбирала к нему синонимы, в том числе группенфюрер. «Ну да, ну да», — кивнули создатели Зайчика». «Дело незалежных дервишей — литературная пародия на распад СССР. В одну кучу свалены и Прибалтика, и Украина, и Чечня. Коррумпированная местная администрация направляет деньги, щедро льющиеся из центра, не на строительство больниц и электростанций, а на закупку вооружений и рытье окопов под видом археологических раскопок. Одураченный народ страдает без тепла и света, а кучка преступников стремится его окончательно погубить, отделив от матери-Ордуси — вот и весь фокус. ...Нации — что ж, они, конечно, имеют право на самоопределение, но ведь ежу понятно, какое это безобразие и безумство. Зачистить их всех отеческой рукой — и дело с концом». «К литературе все это отношения не имеет. Но вполне можно представить подростка, начитавшегося ван Зайчика и кричащего «Свободу полковнику Буданову!»

Я теперь просто диву даюсь. Издевательски утрируя изображение невозможных с ее точки зрения ужасов, вызванных отделением республик от матери-Ордуси, эта дама на самом-то деле точно описала нынешнее реальное состояние некоторых из них. Она-то высокомерно полагала, что над нами потешается — а получилось: как в воду смотрела. Что доказывает: это мы с Игорем тогда как в воду смотрели.

И вторая характерная нота. Ею же самой придуманный подросток, желающий свободы Буданову — настолько для нее бесспорный продукт русского фашизма, что этого даже доказывать не надо. Напротив, опасностью возникновения такого подростка доказывается фашистская сущность ван Зайчика. Что Буданов, что Баркашов — ведь оба не Власов.

Почему-то теперь совершенно реальные вопли «Жги москалей» наших антифашистов не возмущают, а наиболее продвинутых — даже восхищают.

В 2001-ом году я такого не мог угадать. Но именно после выхода этих статей, помнится, я окончательно все понял про интеллигентных лиричных демократов. И про их представления о свободе. Свободе от совести, порядочности, благодарности...

Но грех их так уж винить. Просто в силу каких-то аберраций детских впечатлений, воспитания и первичной социализации эти люди принадлежат к иной, тоже формировавшейся в России веками, культурной традиции. Абсолютно прозападной и сугубо корпоративной. И поэтому именно тогда, когда Россия является Россией, становится Россией или хотя бы пытается стать Россией, они-то как раз перестают здесь чувствовать себя на Родине. Родиной они ощущают Россию, лишь когда могут быть чем-то вроде евро-атлантических прогрессоров в российском Арканаре. И тоже не было б в том беды — люди разные нужны, люди разные важны. Если бы не две поправки относительно прекрасной книги на нашу сермяжную реальность. Во-первых, вечно в чем-то виноватые Арканарские недочеловеки должны всех прогрессоров знать в лицо, относиться ко всем их высказываниям как к непререкаемым истинам и благоговейно принимать оные к немедленному тотальному исполнению. А во-вторых, Вашингтонско-Брюссельский Институт Экспериментальной истории, в отличие от стругацковского, давно дал своим агентам лицензии и на кровь, и на насилие, и на передачу оружия аборигенным бандам прогрессивной гопоты. Что автоматически делает этих агентов не безвестными просветителями из светлого будущего, а тщеславным низовым, из местных, персоналом оккупационной администрации. И позднесоветская диссида, равно как и их духовные наследники, восприняли эту трансформацию с радостью. Ведь сволочью быть лучше, чем, по выражению Стругацких, коммунаром. Степени свободы возрастают. Стало быть, прогресс.

Когда же их пытаются усовестить: мол, что ж вы творите, братцы — они любят гордо отвечать: имею право, ведь это и моя страна. Тут не поспоришь, но беда в том, что остальные девяносто пять процентов населения их страны для них не соотечественники, а ватники, руссофашистское быдло; читай — продукт иной культуры. И под предлогом того, что это и их страна, они, всегда имея на черный день какую-нибудь другую страну, бесстрашно тщатся эту переломить об колено и либо сделать исключительно и безраздельно своей, либо погубить. И что с того, что быдлу, ежели тут все загорится, бежать будет некуда... Именно поэтому они борются только с тем, что ими объявлено русским фашизмом — и ни с каким иным, будь он хоть трижды реален. Ведь им нужна именно эта страна. Ведь она же ИХ. И поэтому девушка именно в кокошнике — националистическое мракобесие. Именно Т-34 на постаменте — символ милитаризма. Защита интересов именно России — угроза мировому сообществу... Это же все производные чужой, мешающей, подлежащей разгрому культуры. Теперь я понимаю, что они РЕАЛЬНО не понимают, как все это может кому-то казаться уважаемым и привлекательным — и непритворно подозревают насилие, промытые мозги и подлог...

А еще нас обвиняли совсем уж смешно — в том, что как раз тогда, когда в России наметился подъем национального самосознания, мы пытаемся сдать ее желтопузым, психологически подготовить Русь к китайской оккупации...

А еще — в пропаганде телесных наказаний...

В общем, не поддерживал нас практически никто — кроме бесчисленных благодарных читателей, да еще любимых и любящих жен; а вот гнобил кто только не.

Конечно, с той поры общественное сознание совершило грандиозный поворот. Вернее, начало совершать. Со всеми присущими началу неумелостями и несуразностями, в чем-то половинчато, в чем-то чересчур. И, как говорил один из персонажей Стругацких, будущее создается нами, но не для нас. Однако ж без ложной скоромности — я горжусь тем, что, если чуток перефразировать Высоцкого, в семилетний план поимки хулиганов и бандитов мы с моим другом тоже внесли свой очень скромный вклад.