Всякий капитан - примадонна - Дмитрий Липскеров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Молодой человек молчал, взгляд его был рассеянным, и охотник подумал, что встречный отморозил себе голову. Как-никак минус тридцать.
– Есть хочешь?.. У меня заяц в рюкзаке. Разведем костер и сварим!
Юноша скользнул мутным взглядом по фигуре охотника да и пошел себе дальше.
Охотник в сердцах выстрелил из обоих стволов в лесную чащу, а молодой человек даже не вздрогнул.
«Мутант неблагодарный, – подумал охотник. – Будет что рассказать жене…»
Странно, но мороз вовсе не страшил идущего. По всем законам биологии юноша должен был давным-давно замерзнуть насмерть – ан нет, законы в его случае, похоже, не действовали.
На шестой день ему повстречались горы. Не сомневаясь, он пошел через них, вверх-вниз, словно перелетная птица, в голове которой установлен навигатор.
За шесть дней пути юноша ни разу не остановился. Он не ел, не опорожнялся и не отдыхал. Шел, будто торопился попасть куда-то в срок.
В горах молодой человек повстречался сначала с волком, а потом с медведем. Волк долго кружил вокруг человека, затем подобрался вплотную и куснул юношу за икряную мышцу. То ли от мороза мышца стала каменной, то ли от чего-то еще, но волк только зубы обломал. Воя от боли, хищник ретировался. Что касается медведя, то он человека жрать не хотел, просто встал на задние лапы и заревел, своими действиями предупреждая, что здесь прохода нет, его территория. Молодой человек не воспринял предупреждения, двинулся прямо на медведя и обошел его справа, коснувшись зверя боком. У хищника от такой странности заклинило в мозгах, он опустился на четыре лапы и целых два часа топтался на месте, нюхал человечьи следы и чихал, дергая башкой…
На восьмой день перехода с молодым человеком случилась неприятность. На его голову спикировала старая черная ворона, уцепилась когтями за волосы и таким образом ехала на человеке несколько километров. Потом ворона заглянула человеку в лицо, отразилась в его правом глазу, да и клюнула в него.
Что-то птице не понравилось во вкусе человечьего ока, ворона взлетела с головы юноши и унеслась куда-то прочь.
Маленькая капелька крови выкатилась из поврежденного глаза, но тут же застыла на коже.
С этого момента юноша вывернул голову вправо, чтобы смотреть на дорогу здоровым глазом.
Словно поезд по расписанию, на десятый день он пришел в Учалинский район и, миновав районный центр ночью, наутро вышел к месторождению мансуровских гранитов.
Пройдя между огромных глыб, забравшись почти на самую вершину месторождения, он нашел то, что искал. На секунду показалось, что в его единственном глазу просветлело, но то просто рассветное солнце своим лучом отразилось.
Молодой человек с минуту постоял на месте, затем разделся догола, а потом лег и старательно забился в щель между землей и гранитной глыбой.
Уже через полчаса обнаженное тело юноши было засыпано снегом, и даже если бы путешественника искали, то вряд ли бы нашли.
Через три дня его мозг можно было сравнить с некоей мыльной субстанцией, извилины сглаживались, мыслительный процесс отсутствовал.
Еще через две недели объем мозга сократился до размеров сливы. Тело, засыпанное тяжелым снегом, воду не впитывало, а потому сохло, постепенно мумифицируясь.
Зима прошла, солнце грело землю.
Странно, но ни один зверь не подошел к тому месту, где перестал существовать молодой человек. Останки юного тела совершенно ссохлись.
Прошли годы…
Прошел век, за ним другой.
Ничего не было. Ни мысли, ни слова.
Прошла тысяча лет…
Пыль… Жара… Холод…
– Проснись!
– Что?
– Проснись!
– Кто говорит?
– Сначала проснись.
– Не могу…
– Напрягись!
– Попробую.
– Напрягся?
– Напрягся.
– И?..
– Вроде как просыпаюсь…
– Это хорошо.
– А почему так темно?
– Вовсе не темно… Захочешь, будет светло.
– Захотел…
– И как?
– Действительно светло. Только в этом свете ничего нет…
– А что тебе нужно?
– Ну, не знаю…
– Когда узнаешь, оно появится.
– А ты кто?.. Тебя я тоже не вижу!
– Разве ты не помнишь?
– Не помню.
– Я гранит. Во всяком случае, ты меня таким видел. Гранитным.
– Да-да…
– Пришел в себя?
– Похоже… Но я не чувствую ни рук, ни ног…
– И я не чувствую.
– Может, мы в какую-то катастрофу попали?
– Не знаю, как тебе, мне ни руки, ни ноги не нужны. Я – гранит!
– И то правда, какие у гранита ноги!
– Молодец, шутишь…
– Долго я здесь спал?
– Спал?.. Это нельзя назвать сном.
– Как же?
– Сначала ты разлагался… А потом превратился в ничто.
– Такого не может быть!
– Почему?
– Я бы не смог думать, если бы был ничем!
– Ты и не думаешь. Я за тебя думаю…
– Что?.. Я не понял…
– Чего непонятного? Тебя нет, я за тебя думаю.
– А может быть, это я за тебя думаю?
– Шутишь опять?
– Вовсе нет.
В диалоге на долгое время возникла пауза.
– Может, и так… Может, ты за меня думаешь, – согласился гранит. – Какая разница, в конце концов! Так что ты думаешь за меня? На какую тему?
– Я думаю, что мало помню.
– О чем?
– О том, что было в прошлом, в моей жизни.
– Я только умозрительно понимаю, что такое жизнь. Жизнь – это отрезок времени. Я – вечный, для меня времени не существует. Так же, как понятия «жизнь».
– Тебя можно взорвать! Превратить гранит в пыль!
– Не в граните дело.
– А в чем?
– Вот твоего тела уже давным-давно нет… А ты разговариваешь.
– Душа?
– Какая душа?! Глупость какая!
– Что же?
– Да ничего… Я за тебя разговариваю… Тебя нет, никакой души нет, есть только я!
– Нет, – возразил собеседник. – Есть только я! Опять возникла пауза, на сей раз более продолжительная.
– Хорошо, пусть будешь только ты! Я замолчал. Меня больше нет…
– Это не ты замолчал! Я не хочу с тобой разговаривать!
Молчание.
– Ты понял?
Молчание.
– Я понял. Я знаю, что такое обида, но не могу испытывать это чувство. Могу лишь имитировать.
– Хорошо, нас двое, я согласен.
– Пусть так… Я зачем здесь?
– Где?
– В месторождении гранитов.
– Видишь свет?
– Да, вижу.
– А теперь посмотри, что внутри света.
– Ничего.
– А ты про какое-то месторождение…
– Так где же я?
– Нигде.
– Шутишь?
– Нет. Разве нужно быть где-то? Не лучше ли, чтобы это «где-то» было в тебе?
– Как это?
– Хочешь это представить? Открой глаза!
– Открыл.
– У тебя нет глаз!
– Но я их открыл!
– Молодец! Что видишь?
– М-м-м-м… Лицо женщины… Красивое… Тело ее вижу… Все отчетливее… Сейчас она без одежды!..
– Молодец!
– Теперь ничего не вижу! Ты спугнул ее!
– Глупец! Ее нет, я спугнул тебя!
– Зачем?!! Мне было приятно смотреть на нее.
– Так смотри дальше! Ты даже можешь посмотреть на себя со стороны. Каким ты был!
– Да-да, я вижу… Я вижу, как я обнимаю эту женщину…
– А теперь самое главное, – прошептал гранит. – Стань собою…
– Как это?
– Ты сейчас можешь почувствовать, как ты ее обнимаешь? Ощути себя…
– Да-да, я уплываю куда-то… Я чувствую, как целую ее… Я снимаю с нее одежду… Я готов к соитию… Она дрожит…
– Старайся контролировать себя…
– Ага… Сейчас я…
– А теперь стань ею!
– Как это?..
– Почувствуй себя женщиной… Почувствуй, как ты любишь его!
– Да-да… Он… Я чувствую его… Я люблю его…
– А теперь стань обоими сразу!
– Да…
Гранит был доволен. Потом он сообщил:
– Не обязательно быть человеком.
– Как это?
– Человеком быть скучно… Ну стань, например, черной дырой и изнасилуй солнце!
– Солнце?
– Конечно…
Он подумал.
– У меня же есть время?
– Ха-ха-ха, – засмеялся гранит. – У тебя нет времени, ты вечный!
– Тогда я потихонечку, ладно?.. Сначала человеком побуду, хорошо?.. А потом изнасилую солнце!..
Глава 4.
Это был «таф бот» – мужская лодка. Металлическая, с толщиной бортов три сантиметра, она шла медленно и тяжело, словно плуг, вгрызающийся в землю, отваливала по бортам толщу Атлантического океана. Выходили из Антигуа. Там запасались провизией, водой – в общем, всем необходимым.
Нестор был поражен, что на тропическом острове все фрукты и овощи были импортированы, так как коренные жители, бывшие поданные Ее Величества королевы Британии, приобретя независимость, приравняли ее (независимость) к ничегонеделанию. Толстые, а подчас вовсе похожие на свиней, аборигены поражали своими отупевшими лицами и способностью спать в любых местах и в любых положениях.
Нестора неприятно удивило, что на острове Атлантического океана нельзя есть рыбу. Все предостерегали. И англичане, и итальянцы, и почему-то больше всех французы. Рассказывали, что самый большой риф возле Антигуа инфицирован какой-то бактерией, и для приплывших с континентов есть рыбу, которая, в свою очередь, кормится у больного рифа, опасно для жизни.
