«Гран-при» для убийцы - Чингиз Абдуллаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А где сейчас прежний министр безопасности?
— В этой тюрьме.
— А сбежавший министр обороны?
— Там же.
Райский пожал плечами.
— Мне иногда трудно бывает понять логику внутренних событий в бывших республиках Советского Союза. Павел, вы действительно знали Дронго до отъезда в Израиль?
— Я уехал десять лет назад, но уже тогда он был довольно интересным человеком. Он часто уезжал в непонятные командировки, и в городе говорили, что он работает в какой-то международной организации. Теперь я понимаю, что именно тогда происходило. Но я и не думал, что это именно Дронго. Я ведь уехал еще до всех этих событий, в восемьдесят седьмом.
— Я с ним встречался в прошлом году, — откровенно признался Райский.
Они сели в автомобиль, выделенный для их делегации.
— Он вам не понравился? — спросил Павел.
— Мне он показался достаточно экстравагантным, — хмуро признался Райский, — давайте лучше поездим по городу. К стыду своему должен признаться, что я не был в этом городе ни разу в жизни.
— Договорились, — засмеялся Павел, — я покажу вам все лучшие места.
Уже около полуночи в аэропорту все было готово к аресту. Нескольких сотрудников службы безопасности переодели в таможенников и пограничников. За стойку компании, где оформляли пассажиров, также встал один из офицеров Министерства национальной безопасности. Все было готово к приему террориста.
В половине первого началась регистрация. Внешне она проходила спокойно.
Многие пассажиры были утомлены ночным бдением и довольно вяло проходили таможенный и пограничный контроль. Райский сидел в комнате начальника службы безопасности, ожидая, когда наконец его позовут. Его офицеры, владевшие русским и азербайджанским языками, смешавшись с толпой провожающих, внимательно наблюдали за пассажирами.
Без десяти час к стойке подошел невысокий мужчина и подал свой паспорт и билет. Оформлявший документы сотрудник службы безопасности сразу увидел знакомый номер паспорта и уже известную фамилию. Он подал знак стоявшему невдалеке своему напарнику. Тот передал по цепочке. В кабинет руководителя службы безопасности вбежал один из сотрудников. Запыхавшись, он произнес:
— Он оформляется.
Райский тяжело вздохнул. До самого последнего момента он не верил, что Ахмед Мурсал появится в аэропорту. Он не верил в подобную удачу.
— У него большой багаж? — спросил генерал.
— Два чемодана. Их уже проверили, — доложил сотрудник.
.
— Идемте, — поднялся Райский и направился из кабинета. За ним поспешили остальные.
Если бы давали премию за идеальный арест, ее бы в этот вечер получили азербайджанские спецслужбы. Кто-то позвал незнакомца, а когда он обернулся, ему молниеносно на руки надели наручники, и окружили сразу несколько человек.
— Вы арестованы, — громко сказал старший офицер службы безопасности, руководивший группой захвата.
Генерал Райский сделал несколько шагов к арестованному, чувствуя непривычное волнение.
Взглянул на того…
— Это не он, — быстро сказал генерал, — мы взяли не того.
— Что? — обернулся к нему руководитель группы захвата.
— Это не он, — сдерживая раздражение, повторил генерал. — Кто вы такой? — спросил он по-английски у арестованного.
— Я канадский гражданин Анвер Махмуд, — удивленно сказал незнакомец, — почему меня арестовали?
— Это вам расскажут они, — генерал махнул рукой, показывая на стоявших представителей местных спецслужб. И, повернувшись, пошел к выходу. Его догнал Павел.
— Что будем делать? — спросил тот.
— Он опять нас обманул, — зло сказал генерал. — Можешь не сомневаться, здесь был настоящий Анвер Махмуд. Просто он воспользовался другим паспортом, который выдал ему кто-то из сообщников Ахмеда Мурсала. Но теперь уже поздно.
Наш клиент наверняка уже покинул Баку. Райский вышел из здания. Поднял голову.
— Сегодня в Баку праздник, — негромко пояснил стоявший позади Павел. — Они отмечают Навруз-Байрам, новый год по местным обычаям начинается в день весеннего равноденствия.
— Павел, — обернулся к нему генерал, — я думаю, что нам нужно изменить вектор поиска. Как вы относитесь к тому, чтобы найти вашего бывшего сокурсника?
Может, действительно я отношусь к нему слишком предвзято?
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Город шпионов
Москва. 24 марта 1997 года
Жизнь на два города делала его меланхоликом. Имея квартиры в Москве и Баку, он старался соблюдать некий баланс, при котором жил поочередно, по несколько месяцев, то в одном, то в другом городе. Города были столицами разных государств, и он все более явственно замечал, как расколовшаяся на многочисленные куски бывшая Атлантида его Родины дрейфует по своим особым законам, а прежние составные части единого целого с одинаковой скоростью расходятся в разные стороны.
Он не любил политиков. Они казались ему фокусниками, менявшими свои убеждения и принципы в зависимости от сложившейся конъюнктуры. Они меняли свои маски так часто и беззастенчиво, так наглядно старались приспособиться к новым условиям, что он просто разучился удивляться. Конец девяностых годов, век подходил к концу. Это был самый страшный и самый сложный век в истории человечества, и общая усталость от накопившихся проблем — двух мировых войн, океана крови, пролитой в этом столетии, затмившем своей жестокостью все предыдущие, казалось, давит на людей. Конец века был крахом многих идей, многих воззрений. Многие миллионы людей пессимистически смотрели в будущее, не ожидая ничего хорошего от грядущего тысячелетия. Неизмеримо выросшее могущество человека за сто лет не сделало жизнь людей лучше, вместо ожидаемого совершенства человека, о котором так страстно мечтали мыслители в прошлом веке, лишь усовершенствовало орудия убийства, позволив именно в двадцатом столетии дважды применить атомное оружие и получить «цивилизованных варваров» конца двадцатого века, когда культура заменялась штампами привычных понятий и комиксов, общее образование — суррогатом специального обучения, готовившего человека к своей строго функциональной профессии, а гармоничное развитие оставалось лишь утопией немногих мечтателей.
Оставалось ждать конца этого века. Что он, собственно, и делал, продолжая свое существование в двух параллельных, но уже разных мирах, которые продолжали отдаляться друг от друга. Полученные гонорары от прежних расследований позволяли ему вести довольно сносное существование, и он, не испытывая материальных проблем, последние полтора месяца провел в Москве, почти не выходя из дома, отправляясь в магазины лишь за необходимыми покупками. Зато теперь у него было довольно много времени, чтобы наконец прочитать привезенные книги, в том числе и новые романы американских фантастов, изданные в последние несколько лет.
В последние недели он плохо спал. Сказывался и сердечный приступ, который свалил его во Франции. Врачи сообщили ему, что у него было лишь повреждение задней стенки сердца. Он не знал точно, что это такое, но понимал, отчего это произошло. За время своих многочисленных командировок и скитаний по всему миру он слишком много повидал, слишком много узнал, чтобы сердце могло оставаться безучастным к многочисленным трагедиям.
Он под считал, сколько раз ему приходилось становиться свидетелем изломанных судеб, неудавшихся жизней, рухнувших надежд. Он вспомнил, сколько раз сталкивался с человеческой подлостью и коварством, с цинизмом и насилием.
Вспомнил, сколько убитых и раздавленных преступлениями людей он встречал в своей жизни, вспомнил погибших друзей, и ему стало страшно. Впервые в жизни. Он вдруг осознал, что давно превысил тот предел познания человеческого горя, который должен быть у нормального человека.
Теперь сердце болело все сильнее, а размышления о собственной судьбе занимали все свободное время. Он стал ловить себя на мысли, что постепенно привык к чужому горю и чужим страданием, словно все это не могло коснуться и его самого. Может, поэтому он инстинктивно избегал любых разговоров по поводу создания собственной семьи. Может, поэтому встреченные им в жизни женщины не задерживались в его судьбе, ибо он сам не находил в себе мужества предложить им остаться. И может, поэтому он, оставшийся теперь один, к тридцати восьми годам вдруг начал бояться собственной смерти.
За многие годы своего одиночества он привык спать один. Но теперь по ночам он не мог заснуть. Внезапно заболевшее сердце словно разбудило в нем все те прежние страхи, которые он однажды испытал в подростковом возрасте, осознав, что рано или поздно умрет не только он, но и все, кто его окружают и кого он любит. Это волновало его тогда некоторое время. Но теперь, с годами, это начало волновать его совсем по-другому. Словно он боялся собственной смерти, как обрыва длинной и сложной цепи человеческих организмов, приведших в конце концов к его собственному рождению.