Аэропорт, или Два дня с Анубисом - Константин Готье

Потом помолчал и добавил:

– Но я очень надеюсь, что это излишние предосторожности.

Мы молча пожали плечами: по всей видимости у них тут свои дрязги и разборки. Как правильно было замечено ранее, «что вверху, то и внизу». И наоборот.

Как только мы переступили порог крематория меня обуяло чувство нереальности происходящего. Я никогда не был внутри, но мне не нужно было объяснять, что сейчас мы с Франсуазой находимся не в построенном людьми хотя бы и для весьма специфических целей сооружении, а в самом натуральном архитектурном парадоксе. И дело было даже не в энергетическом зрении. Отнюдь, создавалось впечатление, что мы размазаны в пятимерном пространстве или растянуты в струну внутри коллайдера, одновременно оставаясь вне его. Судя по тому, что нас на пару секунд поглотил серый туман, мы миновали Серых стражей, причём прошли сквозь них, хотя я всеми силами пытался увернуться и избежать контакта. Я машинально обернулся и вздрогнул. На грани видимости колыхались три пепельные похожие на удаляющийся смерч дымки: перспектива теперь оказалась искажена, и наиболее близкие предметы казались затерянными в пространстве, тогда как входная дверь, которую мы уже оставили далеко позади, изгибалась и нависала над нами, как волна над удачливым сёрфером.

Мы скручивались в спирали и бисером скакали по ступеням Пенроуза. Гладкий чёрный мрамор скользил мимо нас, сочился временем и влагой. Самые крупные капли вопреки закону тяготения устремлялись вверх и сплетались в серебристое кружево под потолком. Пахло грибами и музейным лаком, а меня всё чаще и чаще швыряло из стороны в сторону, но наш проводник был неумолим и каким-то чудом исхитрялся следовать по прямой в этом царстве геометрии Лобачевского.

Наконец Анубис остановился перед массивной дубовой дверью и двумя руками нажал на края. По поверхности заструились плазменные разряды, и через пару секунд она исчезла.

Мы вынырнули из бушевавшего позади хаоса и оказались в сравнительно нормальном пространстве, если, конечно, можно было назвать нормальным нечто среднее между теряющемся вдали и открытом всем ветрам коридоре и огромной площадью, обрамленной вереницами арок. Но во всяком случае стало легче дышать (или мы только-только начали нормально дышать, а до сего момента пребывали в некоем подобии анабиоза); я смог вернуть себе утраченную координацию движений, и пространственная перспектива вновь стала прежней.

– Могильная улица, – одной рукой Анубис обвел рукой, как бы охватывая пространство площади, а другой указал вдаль, где еле различимыми точками громоздились траурные постаменты.

Наши шаги не производили никаких звуков, но после этих осторожных слов мы с Франсуазой зачем-то пригнулись и втянули головы.

Через десяток метров справа возник проём, он будто резко выпрыгнул из-за угла, чтобы остановить нас. Из него дохнуло зноем и пыльным солнцем. Словно невидимая рука швырнула в коридор пригоршню горячего песка. Я протёр глаза и заглянул в колышущуюся чёрную арку и понял, что же на самом деле означает выражение «отвисла челюсть». Не более чем в пятистах метрах от нас посреди пустыни на фоне заслонившей собой небо пирамиды Хеопса торчал изъеденный временем сфинкс. Франсуаза замерла на месте. Я отчетливо видел, как под её тонкой кожей на шее запульсировала жилка, дыхание участилось, а глаза остекленели, будто она находилась в состоянии глубокого гипноза. Она сделала шаг вперед, но была остановлена Анубисом.

– Вам туда нельзя, – он покачал головой, как ребенка, взял Франсуазу за руку и повел нас вперед.

Голограмма? Червоточина в пространстве? Или просто оптическая иллюзия? Я уперся взглядом в широкую спину Анубиса и почти успокоился: если будет надо, сам всё объяснит. Он всегда всё разъясняет. Кстати, вот бы ещё понять, почему? Мы для него никто. В лучшем случае – наемные работники, которыми он и его «сослуживцы» затыкают дыры. Может быть, все не так просто и нам предстоит какая-то именно нам уготованная миссия?

Я гордо расправил плечи: приятно чувствовать себя избранным. Или… или нас наоборот должны принести в жертву? Древние боги народец ещё тот: у них не заржавеет. Да нет, глупость. Никакой угрозы я не чувствовал, а интуиция и чувство самосохранения меня ещё никогда не подводили. Реальность может оказаться более чем тривиальной: нас так подробно инструктируют просто для того, чтобы мы случайно чего-нибудь не напортачили.

Мои размышления прервал всполох света из очередного тёмного проёма. Теперь он находился слева, и из него на нас пахнуло мягкой сыростью, как в Париже в тёплый зимний день, когда снег тает, ещё не долетев до вымытого шампунем утреннего асфальта. Перед моим взором предстала огромная площадь с мавзолеем. Позади неё виднелась башня, увенчанная пятиконечной звездой. Красная площадь в Москве. А вот, чуть слева в отдалении собор Василия Блаженного. Не думая о последствиях, я протянул руку внутрь арки, и на мою ладонь упало несколько крупных снежинок, которые через пару секунд растаяли. Я лизнул руку: вода, как вода. Франсуаза застыла рядом со мной и переводила ошарашенный взгляд с меня на площадь и обратно.

Анубис, не обратив внимания на нашу заминку, шествовал дальше, и нам пришлось перейти на лёгкую рысцу, чтобы догнать его.

Интересно, что будет дальше?

Ответ не заставил себя ждать и через десяток метров открылось что-то вроде окна. Насколько хватало глаз на нереально яркой зеленой траве тянулись бесконечные ряды белых крестов. Над ними была натянута безмолвно звенящая струна. У меня затрещали волосы, словно я нахожусь под высоковольтной линией. Канада или Штаты, военное кладбище. Из арки словно изливалась щемящая неоконченность и продолжала нас преследовать с каким-то спокойным ожесточением.

Обескураженные мы шли дальше. Теперь, почувствовав вкус новых ощущений, я, не стесняясь, крутил головой в поисках нового объекта для наблюдений.

Через десяток шагов в легкой дымке справа я разглядел очертания сада камней. Несмотря на нечитаемость иероглифов сразу становилось понятно, что это не что иное, как чей-то фамильный склеп. В поле зрения появилась молодая женщина в розовом кимоно. Она наклонилась и что-то поставила к основанию постамента. Казалось, что до неё было настолько близко, что я машинально протянул руку и ощутил шелест шёлка на её спине; потом в мою ладонь вонзились нотки полузабытой боли и чистой мелодии, и я отдернул руку.

Мы уже достаточно далеко отошли от серых стражей, так как теперь Анубис заговорил в полный голос.

– Из каждого Аэропорта существует несколько ворот в другие, расположенные в самых разных точках земли. Может быть одно-два «окна», а может и полтора десятка. Здесь – двенадцать.

– Что-то вроде червоточин в пространстве-времени? – спросил я.

– Ну… с какой-то точки зрения… да. Только перемещение по ним не свободное, есть ряд ограничений и что-то вроде голографического пропуска, который выдается по необходимости в крайнем случае. Одним словом, «туристическая виза» здесь не катит. Впрочем, я вам и так слишком много рассказал. Кстати, – он резко обернулся и ощерился не самым приятным оскалом, – если кто-то вдруг попробует сунуться внутрь без разрешения или допуска, то его просто напросто дезинтегрирует.

– То есть, разложит на атомы?

Анубис бросил на меня печальный и укоряющий взгляд.

– На атомы? Не обольщайся, не крупнее бозонов Хиггса, – и вдруг встрепенувшись, добавил, – их у вас уже открыли?

Мы с Франсуазой хитро переглянулись, что можно было истолковать и так и так. Правда, у меня не было ни малейшего желания телепортироваться ни в Москву, ни в Оттаву. Но всё-таки было любопытно.

Наконец наш проводник замедлил шаг, принюхался и жестом пригласил нас следовать за ним. Сквозь узкую арку на нас грустно смотрел отживающий последние дни осени пасмурный день. На фоне нагромождённых в два этажа надгробий выделялся высокий крест, на котором вальяжно развалился большой серый кот. Если бы он не отвлёк моего внимания, я бы сразу узнал это место. Только переступив порог, мы оказались в маленьком пыльном помещении, которое напоминало нечто среднее между каморкой для швабр, заброшенным склепом и шлюзом космического корабля.

Указательным пальцем Анубис прочертил над головой полукруг, который тут же вспыхнул холодным синим огнём. Образовалось нечто вроде радуги, которая с каждой секундой расширялась и становилась ярче. Я понял, что сейчас случится что-то неординарное, вроде трансгрессии, но не успел додумать свою мысль до конца, как почувствовал толчок в спину.

На пару долгих секунд, за которые при желании можно было бы посмотреть и зарождение и смерть Вселенной, пространство и время сошли с ума, а потом нас вытолкнуло из арки под ослепительно голубое, как это бывает только на детских картинках, небо, прямо к подножию Далиды упивающейся лучами славы.