Война и мир Дмитрия Медведева - Кирилл Танаев

Теперь Россия контролирует границы и гарантирует, что больше не будет никакого авантюризма со стороны будущих лидеров Грузии, последовательно некомпетентных. За это население Абхазии и Южной Осетии, естественно, благодарно России.

Два эти региона (вместе с Нагорным Карабахом) должны получить международное признание и гарантии безопасности. И тогда возникнут шесть закавказских государств, а Грузия будет преобразована в сторону большего федерализма. Подлинное представительство получат такие регионы, как Мингрелия, Джавахети, Сванетия, Ачара и другие. После чего следует побудить стороны сформировать что-то вроде экономического союза, который бы очевидно стремился тесно работать с Северным Кавказом (и, таким образом, с Россией). Западным интересам тоже лучше всего отвечало бы должное сотрудничество и дружеские отношения, установленные в регионе, где России и Западу следовало бы действовать вместе и к взаимной выгоде – в конце концов, абхазы ближе к северокавказским черкесам; большинство осетин живут на Северном Кавказе; а лезгины разделены между Азербайджаном и Дагестаном (Российская Федерация) с 1991 года.

Урок этих событий – в том, что государства не должны поспешно формировать альянсы и предоставлять свою поддержку тому или иному режиму или стране, но должны основывать свои решения на тщательной оценке игроков и заинтересованных стран, а потом действовать в интересах всех сторон.

Грузия остается ужасной демонстрацией того, что может случиться, когда решения о том, кого поддерживать и с какими странами обращаться как с «друзьями», бывают основаны на поверхностном знании или игнорировании фактов. Этот принцип нужно применять не только на евроатлантическом пространстве, но и за его пределами. Хотя когда мир стоит перед лицом такого количества проблем в результате того, что человечество делает с планетой, нужно думать, возможно, скорее в категориях уровней кооперации между государственными партнерами, нежели в таких черно-белых категориях, как «друзья» и «враги». Выработка такого мышления должна стать целью все еще молодого XXI века.

Конечно, то что, скажем, странам «Новой Европы» свойственен некоторый антироссийский настрой, совершенно понятно, учитывая их историю. Но ни европейские, ни натовские отношения с другими странами не могут (или не должны) определяться безответственной антироссийской повесткой. Чем скорее государства, о которых идет речь, придут к пониманию того, что движение вперед состоит не в том, чтобы формулировать политику на базе предрассудков холодной войны, тем будет лучше для всех заинтересованных сторон. Поскольку это понимание – в интересах самих этих государств, вряд ли произойдет раскол между ними и США.

Имеется ирония в том обстоятельстве, что перед поездкой в Москву Обама говорил, что премьер Владимир Путин стоит одной ногой в прошлом, когда в такой большой степени политика Джорджа Буша (называть ее «видением» означало бы предоставить ей статус, которому она никогда не соответствовала) была обусловлена мышлением эпохи холодной войны, так широко распространенным в среде неоконсерваторов.

Нет причины для того, чтобы Украина и Грузия не имели близких отношений с Америкой (точно так же они бы проявили мудрость, стремясь достичь таких отношений с Россией). Но надо искренне надеяться, что Обама не повторит одной из характерных ошибок (среди огромного числа прочих) своего предшественника, опрометчиво предоставляя вооружения и поддержку другим странам для вступления в НАТО. Поскольку это противоречит интересам стран НАТО, не говоря уже о вроде бы нарушенном обещании, данном во времена распада СССР, не расширять НАТО до границ России.

Мир стоит перед лицом такого числа проблем в результате того, что человечество делает с планетой, и поэтому настало время, когда государства должны задуматься скорее о сотрудничестве, чем о мышлении в категориях «друзей» и «врагов», будь то в Европе или где-либо еще.

Игорь Джадан

ФАКТОР ПОБЕДЫ – МОРАЛЬНОЕ ПРЕВОСХОДСТВО

Игорь Джадан – политолог, журналист, автор книги «Пятидневная война. Россия принуждает к миру» (М., 2008)

Пятидневная августовская война в Закавказье стала первой для новой России локальной войной, ведущейся за пределами государственных границ. Она обнажила в равной мере как существующие проблемы военного планирования и командования, так и сильные стороны российских вооруженных сил, российского стиля военной политики и ведения войн. Без сбалансированного анализа российского участия в этой войне ответ на вопрос, как Россия смогла одержать столь убедительную победу, был бы невозможен.

Эта война также подняла ряд смежных вопросов: о пределе применимости военной силы и связи факторов «жесткой» и «мягкой» силы, о значении фактора боевого духа и воинской морали в достижении победы, о справедливых и несправедливых войнах, о понятиях «военная агрессия» и «принуждение к миру», о гарантиях соблюдения международных законов поведения по отношения к гражданскому населению в зонах международных конфликтов.

БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ В ОКРЕСТНОСТЯХ ЦХИНВАЛА

В теоретических исследованиях, посвященных войне как таковой, принято обычно ссылаться на прусского военного стратега и теоретика фон Клаузевица, который определил войну, как «продолжение политики другими средствами».[1] Однако справедливости ради разговор о связи войны и политики следует начать с мыслителей древности, в особенности – греческих, мысли которых вольно или невольно повторил и развивал Клаузевиц.

Так, Клаузевиц подчеркивает, что его определение целей войн касается по преимуществу войн между «цивилизованными странами», где цели военных действий могут быть сформулированы лишь одним способом: на рациональном политическом языке. Политические цели такой войны Клаузевиц разделяет на «ограниченные» и «неограниченные». Наиболее радикальная цель войны предусматривает полное политическое уничтожение противника. Поэтому, если рассуждать в терминах современных понятий, такие действия, как геноцид – уничтожение гражданского населения по национальному, религиозному или расовому признаку,[2] – не могут считаться рациональной целью в войне, ведущейся цивилизованным государством.

На эту разницу между «цивилизованными» и «нецивилизованными» войнами обратили внимание уже древние. Платон, к примеру, выделяет два вида войн.[3] Первый вид: войны, ведущиеся одним цивилизованным государством против другого. В данном случае целью войны может быть изменение власти в другом государстве или изменение его политики. Также целью подобной войны может быть смена государственного строя в другом государстве на «более справедливый». Например: демократическое государство может вести войну за свержение тирании и установление в соседнем государстве демократии, поскольку считает, что демократическое устройство более справедливо.

Другое дело, пишет Платон, войны против «варваров». Подобные войны ведутся с целью полного уничтожения врага, захвата населения в рабство либо его истребления. В отличие от греков Клаузевица мало интересовали войны с «дикарями», поэтому в своих теоретических изысканиях он уходит от рассмотрения конфликтов, не укладывающихся в его модель войны между «цивилизованными нациями». Однако конфликты ХХ века, как и первые военные «весточки» нового тысячелетия, значительно обогатили теоретиков эмпирическим материалом, никаким образом не укладывающимся в модель Клаузевица. Если в XIX веке еще могло показаться, что «иррациональные» с точки зрения Клаузевица способы применения вооруженной силы уходят в прошлое, теперь, после серии геноцидов (армян, евреев, цыган, русских в Чечне, народа тутси в Африке и др.), после акций гитлеровских войск СС против славян, политики «выжженной земли» и «ковровых бомбардировок» во Вьетнаме, мы точно знаем, что это не так.

Рассуждая чисто логически, следует допустить, что кроме рассмотренных Платоном двух видов должен существовать по крайней мере еще один, третий, – смешанный: когда одна из сторон в военном конфликте относится к другой как к «цивилизованной» стороне и соответственно ведет себя в принятом Клаузевицем смысле «рационально», а другая сторона, относясь к противнику как к «варварам», стремится к его полному физическому истреблению, включая гражданское население, даже вопреки политическому иррационализму этой цели. Именно такого рода войной, как нам кажется, была Великая Отечественная война: руководство СССР относилось к войне с Германией как к войне с «цивилизованным противником», со страной, в которой власть захватил «несправедливый режим». В то время как гитлеровское руководство вело себя так, как будто имеет на востоке дело с варварами, которых следует в конечном итоге полностью истребить.