Ночная пуля. Остросюжетные повести и рассказы - Борис Штейман

Снова вижу в окне слегка сгорбленную фигуру Симоны. Она в сером плаще с глубоко надвинутым на глаза капюшоном. Переминается с ноги на ногу и прячется в подъезде. Интуиция подсказывает, что она вооружена. Не исключено, что она связана с исламскими фундаменталистами или… с какой-нибудь левацкой группировкой. Это внушает серьезные опасения. Боюсь за Манюськину. Меня тронуть она не посмеет, хотя кто знает женское сердце… Потом все можно будет списать на ревность.

Манюськина очень талантлива. У нее склонность к языкам и живописи. Шутя освоила австрийский диалект. Сейчас отправилась в музей делать наброски с картин великих мастеров. Они получаются у нее настолько самобытными, что их охотно берут частные галереи. Поэтому мы и можем кое-что себе позволить. Я запретил ей работать на полную мощность. Слишком велик риск привлечь к себе ненужное внимание коллекционеров-фанатиков и других не менее опасных субъектов.

Вижу, Симона приняла решение. Направляется к нашему подъезду. Порядочная конспиративная квартира должна иметь кое-какие секреты. Наша соединена с соседней. Прохожу туда и наблюдаю сквозь глазок за лестничной площадкой. Симона достает связку отмычек и профессионально, бесшумно открывает замки. Затем извлекает из сумочки пистолет. Я неслышно открываю дверь и оказываюсь у нее за спиной. Резко бью по запястью руки, держащей оружие. Пистолет со стуком падает на пол. Симона применяет свой излюбленный прием – удар локтем. Но встречает мой блок.

– Я все равно ее убью! – шепчет она. – Я осталась без денег в чужом городе. Как ты мог?!

Эту песню я уже слышал не раз.

– Ну, до Вены ты все же сумела добраться, – констатирую не без ехидства.

Из ее сумочки выпадает пакетик героина.

– Спасибо господину Носопытину. Одолжил… в счет твоего гонорара, – парирует она.

– А герыч тоже он одолжил?

– Пришлось сесть на иглу… из-за тебя!

– Ну, это уж слишком! – не выдерживаю я. – Ты много себе позволяешь со своим господином Носопытиным! Превратилась в наркоманку и распоряжаешься чужими деньгами.

– Ты сам виноват! Зачем уехал? Неужели она лучше меня?

– А ты, случайно, не хочешь познакомиться с австрийской полицией? – интересуюсь мимоходом.

– Неплохой будет заголовок, – смеется Симона. – Генерала из русской контрразведки преследует бывшая любовница-наркоманка! Немного длинно, зато классно. Да, чуть не забыли самое пикантное. Генерал-то живет-поживает с женой своего лучшего агента. Непростой мужик наш генерал, прямо скажем, непростой!

Так. Она прекрасно обо всем осведомлена. Даже в курсе того, что Мане – мой лучший агент. Недурно. Иногда полезно немного поболтать о том о сем…

– Не волнуйся! Я возвращаюсь домой, – перевожу разговор в иную плоскость.

– Врешь!

– Нет, чистая правда!

– Врешь!

– Нет!

Слегка попрепирались. Наконец я показал ей авиабилеты. Она их внимательно изучила и только после этого с достоинством удалилась, послав мне на прощание воздушный поцелуй и сделав непристойный жест. Естественно, этими билетами воспользоваться мы не собирались. Подтверждались мои худшие опасения. Они действительно собирались все списать на ревность бедной покинутой наркоманки… если бы ее удалось схватить.

Медовый месяц незаметно подошел к своему логическому концу.

В забое

Неожиданно пожаловал Прокопич.

– Ты человек? – поинтересовался он.

– Ну? – памятуя, что с рабочим классом надо без затей, ответил я.

– Тогда неси стаканы. – Он шмякнул об стол поллитровку и, по-своему истолковав мое недоумение, добавил: – Не боись! Хрустальная!

Выпили.

– Русскому человеку один хрен, что на дворе! Он ни для кого плясать не будет. Никогда! – И он покрутил перед моим носом пальцем. – Главное – победить! Короче, мне завтра в забой, а я не могу.

– Ну? – снова ответил я.

– Не нукай, не запрягал! – вдруг озлился он. – У меня дурные предчувствия. Был сон. Отец покойный явился и сказал, чтобы я завтра ни-ни! Иначе – кранты! Сходишь?

– Ты что, не знаешь, что я генерал? – строго поинтересовался я и приказал: – Встать!

Прокопич послушно встал.

– Ты в каком звании? – спросил я уже помягче.

– Рядовой запаса! – отрапортовал бодро Прокопич.

– Рядовой – это хорошо. Понял, какую глупость сейчас сморозил?

– Понял… – виновато согласился рядовой запаса.

– Ладно, садись, раз понял. Рядовой – это кость армии! Или мясо? – вдруг засомневался я.

– Это смотря в какое время? В мирное – кость, в военное – мясо!

«А не такой уж он и придурок», – отметил я и вспомнил про девяносто восьмую задачу, о которой уже давно долдонил Носопытин: «С какой силой будет давить на дно шахтной клети груз определенной массы, если клеть будет опускаться с заданным ускорением?» В душе закопошились неосознанные сомнения.

– А про меня тебе тоже отец присоветовал? – уточнил я.

– Не… Это я сам допер, – честно признал Прокопич.

– Ладно, уважу, по-соседски, – согласился я. – С тебя фант!

– Чего?

– Это я так.

– Я знал, что ты человек! Хоть и генерал тряпочный! Возьмешь «тормозок» и айда! – посоветовал напоследок Прокопич.

Почему «тряпочный»? Это меня, признаться, немного задело. Хотел снова поставить Прокопича по стойке «смирно», но тот уже хлопнул дверью.

Носопытин сразу снял трубку, будто ждал моего звонка.

– Ладно, согласен, – сказал я. – Но, учтите, ставка тройная. Риск колоссальный!

– И не сомневайся! – обрадовался Носопытин.

– Подлецы! – заорал в коридоре Берданкин. – Учат голую жопу целовать!

– Не понял, – насторожился Носопытин.

– Это не вам. Это сосед – ветеран, – пояснил я. – Ругает телевизионный секс.

– Вообще-то он прав, – подумав, поддержал Носопытин ветерана.

– Еще будет дело! До хохоту еще дело будет! – продолжал бичевать ветеран. – Так это дело не пройдет! Дело – труба! Они сделали много! Развалили страну наполовину!.. – задумался. – Больше уже! Ничего не могут сделать!

– Ну как? – поинтересовался я у Носопытина.

– Передайте ветерану, что я с ним!

«Хитрит…» – решил я.

– Ты кто? – спросил меня чумазый мужик.

– Вместо Прокопича.

– Переодевайся и шуруй в пятый. Повезло, что опоздал. Там леса рухнули!

«Не зря Прокопич не пошел…» – подумал я.

– А мужики?

– Все опоздали, – объяснил чумазый и ушел.

Я переоделся в сильно вонючую робу и шагнул в шахтную клеть. Заработала машина. Давление на дно клети соответствовало Второму закону Ньютона. «Носопытин огорчится…» – подумалось мне. Мужики дышали в лицо перегаром.

«Работа адова!» – понял я сразу и быстро пополз вперед. Было узко, и двигаться можно было только вперед. «Все продумано. Как на фронте, ни шагу назад!» Сзади что-то рухнуло и стало сильно пыльно. С трудом проморгал глаза и стал с остервенением долбить уголек. Вскоре слабенько забрезжил свет.

Перекусил. Снова задолбил и, наконец, выкарабкался на поверхность. «Сам допер… – вспомнил я разговор с Прокопичем. – А может, кто надоумил?»

– Ты – орел! – поздравили меня мужики. – Думали, тебе хана! А ты – нет! Выкрутился!

– План любой ценой! – ответил я.

Хотелось проучить Носопытина вместе с паразитом Прокопичем.

– Ты – гад! – сказал я Прокопичу. – Я там чуть дуба не врезал!

– Это ты зря! Я без дураков. Сказал все как есть. Ты сам решил. И потом, мне бы не выйти, а ты выскочил! Новичкам везет? Везет! Ты мне, можно сказать, жизнь спас! За мной никогда не заржавеет. У кого хочешь спроси. Так что ты – зря!

Он достал поллитровку и бережно поставил ее на стол:

– Давай! По коням!

– Не буду, – отказался я. – У меня на тебя еще не отлегло. Пей сам.

– Сам так сам, – охотно согласился Прокопич. – А вообще ты это зря!

Он спрятал бутылку в карман и ушел к себе за перегородку.

Я слышал, как он булькал, кряхтел и удовлетворенно икал. Я стал завидовать рабочему классу в лице Прокопича, потому что хорошо, когда нет проблем. А если вдруг появляются, то легко разрешаются. Это было действительно хорошо.

Лег спать. Побежал… Трибуны, рев, свист… Вверх руки. Чемпион, лавровый венок… Последний герой! Бегу. Главное, не упасть…

Полиграф и Прокопич

После аварии на шахте Прокопич попал у меня под сильнейшее подозрение. Вызывать его к себе в контору было бы непрофессионально, тем более, что формально я находился в отпуске по состоянию здоровья. Пришлось с большими предосторожностями, так чтобы никто не заметил, доставлять домой детектор лжи по прозвищу «Полиграф».

Дело было сугубо добровольным. Прокопич, к моему удивлению, мгновенно согласился.

– Между нами пробежала черная кошка! – поэтически обозначил он происшедшее. – А мы – соседи! Проверяй! Если все пройдет на ура, отметим это дело, как надо, и забудем!