По лабиринту памяти. Повести и рассказы - Ольга Трушкова

Конечно, о его непатриотическом поступке никто никогда даже не догадается, потому что приклеенное недобросовестным комсомольцем Петром «Мы за партией идём, славя Родину делами!» можно встретить повсюду. Попробуй, вспомни, видел ты его вчера в районной газете или год назад в газете местного пошиба.

Да и читать ни лозунг, ни саму стенгазету никто не будет. Стенгазета нужна комсоргам для отчета о проделанной работе. Кстати, они тоже её не будут читать. Петро в этом был абсолютно уверен и был абсолютно прав.

Маша закончила работу, оглядела зал, прикидывая, куда можно пристроить шедевр их с Петром творческого дуэта, и наткнулась взглядом… на Костю. Он стоял в дверях, смотрел на сцену, где устанавливали трибуну, приветствовал кого-то взмахом руки и улыбался.

Найдя, наконец, место, достойное для «новорождённой», Маша попыталась при помощи канцелярских кнопок прикрепить её к стене. Но ватман то выскальзывал из почему-то дрожащих рук, то сворачивался в трубочку, а кнопки норовили либо согнуться, либо рассыпаться. Девушка едва не плакала от обиды, что это происходит на глазах у Кости, и он видит, какая она беспомощная и неловкая. Наверное, даже смеётся над ней.

– Давай, помогу.

Егор? Он-то откуда взялся? Он же доклад должен готовить об успехах животноводов?

– Освободился пораньше и пришёл тебя встретить. Вот дождевик захватил, а то в куртке промокнешь, опять поливает, – ответил Егор на её немой вопрос.

Бунт ватмана был подавлен, почётное задание выполнено, можно идти домой. Маша отнесла коробку с канцтоварами в подсобку, закрыла её на замок, ключ положила в карман куртки. Как же пройти мимо Кости?

Но Кости в дверях уже не было.

Выйдя на улицу, вспомнила о ключе от подсобки. Господи, его же нужно было отдать заведующей!

– Егор, подожди минутку, я сейчас!

Сунув ему в руки дождевик, забежала в тёмное фойе и замерла на входе в зал – Костя стоял у её стенгазеты и прижимал нижний угол листа к стене. Вероятно, им с Егором не удалось подавить бунт до конца.

Маша отошла от двери. Сердце бухало так, что, казалось, это слышит не только всё их село, но и два соседних.

Усмирив окончательно строптивый угол стенгазеты, Костя вышел из клуба. Машу он не заметил.

На торжественную часть вечера Маша с Людой немного опоздали и пришли в самый разгар награждения. Кому-то достались часы, кому-то – кухонная посуда. Самыми ценными считались «Почётная грамота» и вымпел – красный флажок с надписью «Ударник коммунистического труда». Труд Егора оценили и тем, и другим. Маша от души радовалась за него, даже гордилась им.

Награждённый Егор сел рядом, и Маша в качестве поздравления по-дружески чмокнула его в благоухающую «Тройным» одеколоном щёку.

– Ого, ещё одна награда, – слегка насмешливо произнёс чей-то голос за спиной Маши.

Его она не могла спутать ни с каким другим, он слишком долго звучал в ней, он был единственным и неповторимым!

У Маши застучало в висках, и что-то, неведомое ранее, горячими волнами ходило в груди, подкатывалось к горлу и пыталось вырваться наружу.

– Костя? Здорово! Сколько лет, сколько зим! – обрадовался Егор, протягивая для приветствия руку. – А это Маша, Мария Петровна, наш педагог! Знакомься!

Слово «педагог» он произнёс торжественно и шутливо поднял указательный палец вверх.

– Да мы уже, кажется, немного знакомы.

– Кажется, или, действительно, знакомы? – вроде и пошутил Егор, но голос предательски дрогнул.

– Кажется, кажется, – успокоил его Костя и улыбнулся. – Мария Петровна и забыла наше знакомство длиною в один-единственный вальс.

– А, – облегчённо выдохнул Егор. – Перекур перед танцами?

Прикурить в тот момент можно было и от Машиных пылающих щёк.

Костя не курил, Егор тоже. Но они вышли на улицу. Они были друзьями, а друзьям, если они долго не виделись, поговорить всегда найдётся о чём. О Маше разговора не было, хотя каждый из них думал сейчас только о ней.

А Маша, вначале возликовавшая – Он помнит меня! Он помнит! – опять сникла. А что помнит-то? Вальс?

Зазвучала музыка. Молодёжь проворно расставила стулья вдоль стен, освободив место для танцев, и первые пары вышли в круг. Народу было много: приехали домой на праздничные дни студенты, собралась колхозная молодёжь и сельская интеллигенция; пришли люди старшего поколения полюбоваться своими детьми, внуками, а кое-кто и правнуками.

Дед Гузель, например, ни одного подобного мероприятия не пропускает, а годков-то ему о-го-го! Постоянно правнучку охраняет, почти всех кандидатов в зятья забраковал, остался только настырный Петро-физрук. Вон они воркуют, голубки, в самом тёмном уголке зала, пока дед не видит. Надо усыпить бдительность деда, отвлечь разговором о войне. Начнёт вспоминать свои партизанские подвиги – обо всём забудет. Даже о правнучке. Способ надёжный, проверенный на практике и всем известный.

К деду Гузелю и направилась Маша, но присесть не успела – пригласили на танец. Потом Егор закружил её в вальсе.

И только в самом конце вечера, когда было объявлено последнее, «прощальное», танго, Костя подошел к ней.

Маша будто плыла под грустную музыку, она растворялась в пространстве, во времени. Она тонула в бездонных Костиных глазах, похожих на два омута перед грозой, таких же зеленовато-серых, но очень тёплых и совсем не опасных.

Смолкла музыка, Костя, продолжая держать руку Маши в своей руке, одновременно и прохладной и обжигающей, подвёл её к Егору, кивнул им обоим в знак прощания и смешался с выходящей из клуба толпой.

Не включая света, чтобы не потревожить бабку, Маша быстро прошла на свою половину, сбросила куртку, села на кровать и прижала свои холодные ладони к пылающим щекам. Рука, которую держал в своей руке Костя, пахла терпким и горьковатым «Шипром».

Этот запах стал для Марии самым любимым на всю оставшуюся жизнь. Именно его, модный тогда, дефицитный и очень дорогой мужской одеколон она потом дарила мужьям своих подруг на их праздники.

Но там был уже другой запах, не Костин.

Незабываемый запах «Шипра», незабываемая молодость.

Незабываемый пятый класс. Сколько же их было в её жизни, четвёртых и пятых, десятых и одиннадцатых? Сразу и не ответишь. Но этот пятый – особо памятный. Он был первым. Доверчивые, искренние, наивные дети! Маша была их классным руководителем, любила их, и они платили ей тем же.

– Марь-Петровна! С днём рождения!

– Мы купили подарок! В уценённом магазине.

– Смотрите, здесь вот бабушка сидит на пороге и корыто стоит.

– Корыто было сломано, наверное, Колька уронил, пока нёс.

– Марь-Петровна! Вы не расстраивайтесь, мы корыто уже склеили, нам Колькин батька помог.

Этот сувенир, фрагмент из сказки Пушкина «О рыбаке и рыбке», сделанный из папье-маше, Мария хранит до сих пор, хотя корыто, как ему и положено по сказочному сюжету, опять разбито, а старуха превратилась в пыль. Да и то сказать, возраст у неё, у пушкинской старухи, теперь должен быть более чем почтенный, если даже тогдашняя Маша сегодня тоже уже старуха.

Мария включила ночник, посмотрела на часы. Скорее бы утро, что ли. Встала, накинула тёплый халат, достала резную шкатулку. Это подарок последнего выпуска Марии, предпенсионного. В ней, очень вместительной, хранятся помещённый в полиэтиленовый пакет тот самый памятный подарок-сувенир, пустой флакон из-под одеколона «Шипр». И ещё маленький флакончик из-под польских духов с многообещающим названием «Быть может». Он тоже давно пустой, но Мария хранит его как память о том незабываемом дне своего рождения.

Глава 8

Свои дни рождения Маша не любила. В детстве их отмечали только взрослые, а гости после второй рюмки напрочь забывали о виновнице торжества. Маме приходилось бегать от стола праздничного к столу кухонному, папе – развлекать гостей. В общем, зря родители устраивали для неё этот праздник, лично ей он не был нужен. Были ли детские столы в пору её детства? Возможно, были. Она об этом ничего не знает.

В студенческую же пору Маша покупала сладости и устраивала комнатное чаепитие в общежитии.

Но теперь чаепитием с хозяйкой не обойдёшься, потому что прознало-таки село про тот день, когда Маша на свет появилась. Да и сама Маша уже отметилась на дне рождения своей подруги Люды, пришла её очередь. Негоже скрягой выглядеть. Что же придумать-то? Как организовать?

А пока Маша терзалась подобными мыслями, всё придумала, продумала и организовала её хозяйка. Приготовила студень, натушила картошки с мясом, сделала творожную запеканку, достала из погреба солёных огурчиков-помидорчиков, мочёных яблок, бутыль вишнёвой наливки трёхлетней давности и скомандовала: