Россия против Руси, Русь против России - Петр Хомяков

Сравнение первых государств мира с социалистическими, конечно, весьма интересно. Но не это главное. Если же рассмотреть системообразующие принципы построения этих политических и экономических систем, то оказывается, что они базируются на одном принципе. Всего на свете в этих государствах мало. В избытке только люди. При относительном избытке трудовых ресурсов при всеобщем недостатке всего остального и возникли первые государства. В книге «Свои и чужие» мы показали, помимо всего прочего, что первые государства возникли в условиях жесточайшего ресурсно–экологического кризиса, почти катастрофы. Кстати, именно поэтому они связаны с вполне определенными экологическими условиями – долинами крупных рек среди пустынь. Как мы показали в выше цитированной книге, пустынь рукотворных.

Возникли эти государства в условиях большой скученности людей на ограниченной территории, колоссального стресса и активизации древних, в прямом смысле слова, людоедских, инстинктов.

Поэтому государство как управленческая структура оптимальна прежде всего в условиях избытка и концентрации населения. И относится к населению как к грязи, решая все проблемы за счет истощительной эксплуатации людских ресурсов. Классическое имперское государство в итоге всегда людоед. Причем людоед наиболее безжалостный к своим самым лояльным подданным.

С этой точки зрения и империи Древнего Египта, Ассирии, Вавилона, и империи инков, и СССР в первой половине прошлого века и фашистские режимы, возникшие как реакция на массовую безработицу (то есть наличие «лишних» людей) действительно одинаковы. Мы подробно с цифрами и фактами доказали все это в «Своих и чужих».

Такое положение, разумеется, наличествует не всегда. Появляются новые технологии, они позволяют вовлечь в производство новые ресурсы. Соотношение «люди–ресурсы» меняется. Дефицитом становятся люди. Их становится нецелесообразно гробить массами на непосильной работе, как в Древнем Египте или сталинском СССР. И тогда классические формы государства размываются. Из социалистической империи получаются более мягкие формы общественной организации. Власть бюрократии уменьшается.

Именно поэтому имперская бюрократия никогда не заинтересована в развитии общества. Она его всячески тормозит и стремится сохранить положение, когда ресурсов меньше, чем людей. Процесс этот сложный и неоднозначный. Но в целом он именно такой. Кто заинтересовался этой концепцией и хочет узнать ее подробнее может прочитать «Свои и чужие». Мы здесь не имеем возможности дальше пересказывать, пусть даже конспективно, эту объемистую книгу.

Развитие человеческого общества, не будь конкуренции между государствами, и не будь очагов цивилизационного развития вне государственных структур, просто замерло бы. Однако к счастью есть и межгосударственная конкуренция и цивилизационное творчество в процессе естественного развития производства. Империи слабеют, всевластие бюрократии ограничивается. А современные государства становятся столь же мало похожи на свою классическую модель, сколь мало похожа вышколенная породистая собака на бешенного волка.

Но! И это очень важно, имперская государственная модель никогда не упускает случая отвоевать потерянное, законсервироваться, расшириться за счет других территорий и т.д. и т.п. При этом имперские пережитки живут в любой бюрократической системе. Они как задавленная хроническая инфекция присутствуют в общественном организме. Эта инфекция «не проявляется клинически», но может активизироваться в неблагоприятных ситуациях.

При этом бюрократия сама не упускает возможностей спровоцировать эти ситуации. В том числе, инициируя экспансионистские проекты. А в итоге это сохранение, эта попытка закрепиться на новых землях, сохранить жизнеспособность имперской модели за счет новых рабов, оборачивается горем для людей, ставших жертвами подобного процесса. Этих людей силой и обманом заставляют жить в условиях социального и демографического стресса, который был в Древнем Египте или Ассирии, воспроизводя эти условия искусственно.

И все это в интересах бюрократической верхушки и денационализированных люмпенизированных деградантов, которые есть в любом, даже относительно благополучном, обществе.

Из всего этого следует один интересный вывод. В кризисной ситуации всегда есть два пути. Вперед, преодолевая кризисы через развитие и эволюцию, через решение проблем по существу. Или назад, через восстановление жизнеспособной именно в кризисах, но стратегически бесперспективной, ведущей к новым кризисам, «имперско–социалистической» модели построения общества. Где все решается за счет сверхэксплуатации людей.

Очень многие исследователи устройства общества уделяют повышенное внимание насилию, как основному механизму формирования государства. И недаром. Ибо изначально государство сформировалось как чисто насильственная, людоедская структура.

Однако, одно дело сформироваться, а другое дело сохраниться. Голое насилие в итоге оказывается бесперспективным. Да и условия для его применения в чистом виде встречаются довольно редко. Это долина Нила, окруженная со всех сторон пустыней, морем и дикими лесами, населенными черными людоедами являла собой идеальный, самой природой созданный концлагерь.

Других таких мест на Земле, к счастью, не так уж много.

И многие исследователи, склонные к вдумчивой реконструкции исторических реалий, часто задавались следующим вопросом. То, что однажды произошло в долине Нила, затем, пусть и в ослабленном варианте, но распространилось и в другие места. Там складывались схожие системы рабовладельческого хозяйства.

Ладно, пусть все классические рабовладельческие земледельческие цивилизации и государства складывались в чем–то аналогичных Египту условиях, то есть в долинах тропических рек, протекавших среди пустынь и полупустынь. Но потом то они тоже «расползались» на окрестные территории.

И что же мешало людям бежать уже за пределами «естественного концлагеря». Почему 100 человек с мотыгами, то есть палками с металлическими наконечниками слушаются одного с копьем, то есть такой же палкой с почти таким же наконечником. Пусть этот наконечник острее, а палка длиннее. Но ведь рабов сто, а надсмотрщик один.

Это самая упрощенная и намеренно обостренная постановка вопроса. Но, как оказалось, в более развитых обществах в более сложных ситуациях, если рассмотреть их внимательно, по большей части растут шансы не надсмотрщика, а невольника.

Но невольники не бегут. Вернее бегут, но гораздо меньше, чем могли бы.

Когда же в последние десятилетия стали появляться исследования по математическому моделированию поведения больших систем, то были получены вообще сенсационные выводы. Представим себе ситуацию. По улице бежит преступник, за ним гонится полицейский.

Вариант номер один. Прохожие помогают полицейскому.

Вариант номер два. Прохожие индифферентны.

Вариант номер три. Прохожие исподтишка мешают полицейскому.

Сколько надо полицейских в каждой ситуации, чтобы поймать одного преступника при прочих равных условиях? Оказалось, что во второй ситуации их надо приблизительно в 10 раз больше, чем в первой, а в третьей приблизительно в 10 раз больше, чем во второй, или в сто раз больше, чем в первой.

Курьезно, но многие наши соотечественники возмущаются тем, что жители США в массе своей активно помогают своей полиции. Да, стукачей в России не любят. А что самих полицаев разве любят?

Но, в Нью–Йорке в начале 1980–х годов было чуть больше 30 тысяч полицейских, а в это же время в Москве, где население было чуть меньше, чем в Нью–Йорке, 200 тысяч милиционеров. Вот вам почти десятикратная разница. А если взять на душу населения, то точно десятикратная.

В нынешней Москве число правоохранителей возросло, по сравнению с советскими временами многократно. Но отношение населения к «ментам» ухудшалось опережающими темпами. И эффективность их работы практически нулевая. Это полностью соответствует теории.

Ибо, как показывают исследования, после определенного предела враждебности населения к правоохранителям, бороться с преступностью невозможно в принципе. Раскрытие преступлений будет чисто случайным фактом. А попытки увеличить число полицейских просто упрутся в физические ограничения этого процесса. К чему, похоже, нынешняя Россия уже пришла. Впрочем, это тема для отдельного обсуждения.

Этот пример, только одна, причем не самая важная, иллюстрация того, что нельзя осуществлять государственное управление голым насилием. Сколь бы очевидным ни казалось то, что государство это в первую очередь насильник.

В популяционной биологии есть правило, что самый свирепый и результативный хищник, самый вирулентный и живучий микроорганизм, самый плодовитый и ядовитый паразит не выживают. Они уничтожают популяцию своей жертвы, а потом гибнут сами. «От бескормицы».