Кроме Стоунхенджа - Джеральд Хокинс

Эмерсон упрекал английских археологов за то, что они исследуют египетские пирамиды и гробницы, пока Стоунхендж все еще ждет их лопаты, но там, на равнине, в обществе Карлейля, «этот древний сфинкс заставил нас забыть о мелочной национальной розни». И он покидал Стоунхендж с грустью: «В его пределах растут лютики, крапива, а повсюду вокруг – дикий тмин, маргаритки, спирея, золотарник, репейник и ковры травы. Высоко над нами парили, распевая, жаворонки, – как выразился мой друг, жаворонки, которые увидели свет в прошлом году, и ветер, древний, как тысячелетия».

Было бы неверно делать из всего вышесказанного поспешный вывод, что Стоунхендж входил некогда в единую всемирную астрокультуру. Его культура ограничена тремя неолитическими «линзами» и еще одной – начала бронзового века, которые захватывали Британию и, возможно, в культурном отношении были связаны с Западной Европой. Не существует никаких данных, подтверждающих существование гелиолитической расы Смита-Перри, которая будто бы распространилась по полукругу от Нила через Европу. Собственно говоря, имеющиеся в настоящее время археологические данные неопровержимо свидетельствуют против такого утверждения. Хейердаловская гипотеза о трансатлантической миграции (Египет, Марокко, Южная Америка), за которой якобы последовало пересечение Тихого океана на илотах (Перу, остров Пасхи, Индонезия), в настоящее время – не более чем предположение, и полная его оценка еще только предстоит.

Астроархеология приоткрыла завесу над идеей, над некой движущей силой, над напряженным интересом к Солнцу и Луне. Сознание человека подпало под могучее воздействие этих космических тел уже 20 000 лет назад, когда с помощью насечек на мамонтовом клыке он запечатлевая фазы Луны. В эпоху резьбы по кости он уже интересовался числами, числа и геометрия владели его мыслями со времен мегалитических строителей до ученых античной Греции. В каждом отдельном случае суть работы, возможно, затемнялась магией, мистическими верованиями, оккультизмом. Человек осознавал сложность небесных явлений и окружавшей его природы. Он осознавал ход времени. Он размечал смену времен года и самый год солнечными и лунными датами. Он возводил сооружения, которые не требовались для удовлетворения его текущих будничных нужд и, казалось, превосходили его физические возможности. Он стремился через содействие астрономических направлений связать человека на земле с богами на небе.

Когда американский исследователь Эдвард Томпсон, обнаруживший сокровища священного колодца в Чичен-Ице, стоял там, где некогда совершали свои обряды жрецы майя, он ощутил эту древнюю гармонию с космосом:

«Как-то утром я стоял на крыше храма, когда первые лучи солнца одели багрянцем далекий горизонт. Все окутывала глубокая утренняя тишина. Звуки ночи замерли, дневной шум еще не поднялся. Небо надо ной и земля внизу, казалось, затаили дыхание, чего-то ожидая. Затем в ярком сиянии взошло огромное круглое Солнце, и весь мир запел и зажужжал… Сама природа научила первобытного человека поклоняться Солнцу, и в глубине души современный человек все еще не забыл древних уроков».

Быть может, мы так никогда в точности и не узнаем, чем было небо в жизни древних людей. Крепла ли эфемерная идея, передаваясь от культуры к культуре, и была ли она решающим шагом к цивилизации, подтверждая отличие человека как мыслящего существа от всех прочих биологических видов? Или это осознание было естественным откликом разных рас и культур на единое воздействие неба? Мы находим свидетельства этого влияния в дописьменные эпохи в глубинах доисторических времен и в Азии, и в Африке, и в Америке, и на островах Тихого океана.

И таким же откликом служит сейчас в Соединенных Штатах обращение к экологии. Не он ли подвигнул Генри Бестона прожить полный солнечный цикл на пляже Кейп-Кода, под вечный шум волн, чтобы проверить реакции своего мозга на психологический эксперимент полного отдаления от техноцентричного мира? В «Самом дальнем доме» он пишет:

«Год, прожитый в четырех стенах, – это путешествие по листам календаря; год на лоне самой природной природы – это свершение могучего ритуала. Чтобы участвовать в нем, надо обладать знаниями о паломничестве Солнца, уметь его чувствовать, обладать тем его ощущением, которое заставляло даже самые примитивные племена отмечать летний предел его пути и последнее его декабрьское отступление. Все эти осенние недели я наблюдал, как огромный диск отодвигался к югу по горизонту болотистых равнин, сегодня заходя за этим лугом, завтра – за тем деревом, а послезавтра – за припорошенной первым снегом осокой вон на той кочке. Мне кажется, потеряв это чувство, это ощущение Солнца, мы утратили очень многое…

Я заснул беспокойным сном и скоро проснулся, как обычно просыпаются спящие под открытым небом. Смутные стены мрака вокруг дышат приятным запахом песка, стояла нерушимая тишина, и неровное кольцо стеблей над моей головой было недвижно, словно вещи в доме… В прозрачном небе на востоке из дыхания мглы, скопившейся у края моря и океана, поднимались наискось друг от друга две великие звезды – Бетельгейзе и Беллатрикс, плечи Ориона. Наступила осень, и Великан ‹…› вновь стоял над горизонтом дня и убывающего года. Его пояс все еще скрывала облачная гряда, а ноги уходили в глубины пространства и дальних волн морских.

Мой год на пляже завершил свой полный цикл, и наступило время отворить дверь. Глядя на эти великие солнца, я вспоминал тот последний раз, когда я отметил их весной в апреле, – они растворялись в свете дня, уходили за горизонт на западе, где тянутся болота. Я смотрел, как они блестели вдали над чугунными волнами черного декабря. И вот Охотник вновь восходил, чтобы прогнать лето на юг, и вновь следом за ним шла осень. Я был свидетелем солнечного ритуала, я приобщился к миру стихий…».

Быть может, поколения, сменявшие друг друга среди множества событий после опохи Стоунхенджа. несли с собой тайную память об этих древних горизонтах, и она незримо вошла в основу нашей современной цивилизации.

Приложение

Астроархеология[56]

Введение

В последнее время Стоунхендж (графство Уилтшир, Англия) изучен настолько подробно, что ученые, специалисты в иных областях, получили возможность заняться исследованием назначения этого памятника мегалитической культуры. Радиоуглеродный анализ и другие археологические данные показывают, что строительство Стоунхенджа было начато около 3000 г. до и. э., когда были выкопаны ров и лунки. Дата эта, установленная с точностью до одного-двух столетий, была получена путем анализа радиоактивности кусочка древесного угля с использованием уточненного периода полураспада С14. Возведение каменных частей Стоунхенджа – трилитов, сарсенового кольца и т. д. – было начато около 1700 г. до и. э. Более подробно эти сооружения будут рассмотрены в настоящей статье ниже (рис. 50–53). Хотя возведение и перестройка Стоунхенджа продолжались в течение многих столетий, тем не менее оказалось возможным доказать (Хокинс, 1963), что ямы от столбов, камни и арки все время располагались таким образом, чтобы отмечать направления на крайние точки восхода и захода Солнца и Луны на горизонте. Солнце, естественно, достигало этих крайних точек своего восхода и захода в каждом тропическом году, но Луне для завершения ее полного цикла требовалось 18,6 года. Из этого, видимо, следует, что Стоунхендж на протяжении всего периода, пока его использовали, строился и перестраивался представителями разных культур по одному и тому же астрономическому плану.

Археологические раскопки привели к обнаружению некоторого количества расположенных кольцами лунок, которые были вырыты, а затем вновь засыпаны либо под воздействием естественных причин, либо человеческими руками. Число лунок в кольцах оказалось с астрономической точки зрения чрезвычайно интересным. Кольцо из 29 лунок и кольцо из 30 лунок, по-видимому, представляют краткий и долгий синодические периоды древнего календаря. В кольце из 56 лунок Обри, вполне возможно, представлен сезонный цикл затмений. Все это дало возможность предположить, что кольца Стоунхенджа использовались для предвычисления фаз Луны, а также для предсказания тех месяцев года, в которые можно было произойти затмение (Хокинс, 1964).

Ρис. 45. План Стоунхенджа.

Установление того факта, что Стоунхендж был тщательно спланированной астрономической обсерваторией, а также предположение, что он, кроме того, был вычислительным устройством, стало возможно благодаря прямому взаимодействию двух наук – астрономии и археологии, и возникшая в результате их слияния дисциплина получила название «астроархеология». Область ее исследований вполне укладывается в тему истории науки вообще и истории астрономии в частности, если только отказаться от ригористического определения истории лишь как истории письменной. Стоунхендж нем и в точном смысле слова принадлежит ко временам доисторическим, но, быть может, мы имеем право приравнивать сведения, которые удалось получить благодаря «прочтению» расположения камней и числа лунок в кольцах, к тем сведениям, которые дает прочтение письменных памятников. Это неписаные свидетельства, доистория науки.