Свидетель или история поиска - Джон Годолфин Беннетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Результаты испытаний совместно с подробным анализом нужд и возможностей Греции как топливного рынка были опубликованы под заглавием «Проблемы греческой топливной промышленности». Это было мое первое печатное выступление, и я очень им гордился. Вырисовывалось широкое поле деятельности, включая цементный завод для утилизации тонкого древесного угля, непригодного в качестве домашнего топлива, электростанцию для снабжения Салоников и гидроэлектростанцию, использующую Эдесские водопады.
Во время одного из моих редких визитов в Грецию по делам, связанным с нашим проектом, Дуглас-Генри сказал мне, что ему поручили срочно представить доклад о золотой жиле в горах к востоку от Салоников. Он предложил освободить несколько дней и съездить туда вместе. Он искал золото в Австралии и не мог сказать сразу, есть ли тут что-нибудь дельное.
Оказалось, что грек, в юности уехавший в Колорадо и ставший золотоискателем, вернулся в родные края, горя желанием найти золото в горах своей родины. Обнаружив, что в древности здесь проводились поисковые работы, заброшенные со времен Филипа Македонского, он провел исследования и заявил, что нашел золотоносную жилу.
До сих пор не могу сказать с уверенностью, была ли вся операция мистификацией. Он показывал образцы богатого золотом кварца, которые могли быть найдены в Македонии или во многих других местах. Вернувшись в Лондон, я провел небольшое историческое исследование, показавшее, что в античное время к югу от Салоников действительно добывали золото, и что жилы, бедные с точки зрения древних, могли бы быть разработаны современными методами. Дуглас-Генри был опытным золотоискателем; я согласился присоединиться к нему в предварительной экспедиции.
В заброшенной, необитаемой долине песочные речные берега выглядели многообещающе, и Дуглас-Генри преподал мне первый урок промывания золотоносного песка. После многих безуспешных попыток я обнаружил «цвет».
Глава 14
Мистер и мадам Успенские
Тут на сцене вновь появляется Софья Григорьевна Успенская — прекрасная дама в полном смысле этого слова. Успенский был ее вторым мужем, у нее была одна дочь и внук, Леонид Савицкий. Впервые я познакомился с этой семьей на острове Принкипо в 1920 году. В Prieure родилась внучка Успенской. Со времени моей последней встречи с мадам Успенской в 1929 году она играет важную роль в моей жизни. Ее влияние, всегда плодотворное, стало одним из основных направляющих факторов моего развития, поэтому я остаюсь перед ней в неоплатном долгу.
Когда в 1924 году Успенский отделился от Гурджиева, она осталась в Prieure. В одном из тогдашних писем она объясняла (цитирую по памяти): «Я не претендую на понимание Георгия Ивановича. Для меня он X. Но я знаю, что он мой учитель, и у меня нет права его судить и нет необходимости его понимать. Никто не знает настоящего Георгия Ивановича, потому что он прячет себя от всех нас. Бесполезно кому-нибудь из нас пытаться его узнать, и я отказываюсь обсуждать это».
В 1929 году Prieure закрылось, Гурджиев уехал в Америку, а мадам Успенская приехала в Англию. Осторожно и тщательно выверив свой путь, она решила остаться и работать с некоторыми из учеников Успенского. Это привело к разделению обязанностей, с течением времени становившемуся все более явным. Мадам Успенская готовила условия для работы, в то время как ее муж оставался учителем, лектором и писателем. Ему не нужны были никакие внешние вспомогательные факторы; десять лет он жил в скромной квартире на Гвендвр-Роуд в Западном Кенсингтоне. Все, что было ему необходимо, — помещение, где он мог проводить свои собрания. Если мадам Успенская хотела делать свою работу, ей нужен был дом, земля, где люди могли вместе жить и работать, как они жили и работали в России во время войны, на Кавказе и в Константинополе после революции и в течение семи лет в Prieure.
У мадам Успенской было свое видение собственной роли. С начала и до конца она настаивала, что не является учителем и отказывалась занимать это ложное для нее положение. Она не могла работать с большими группами и отказывалась браться за любое дело, если не чувствовала в себе сил справиться с ним. Она начала с малого, и прошло два года, прежде чем она согласилась снять дом на длительный срок. Это был Гадсден в Хэйсе, Кент, меньше часа езды на автомобиле из центра Лондона. Гадсден представлял собой старую усадьбу в викторианском стиле, окруженную семью акрами земли. Восемь или десять англичан отправились туда жить и работать с мадам Успенской. Меня не пригласили, да и сам я не мог поехать, не имея ни свободного времени, ни денег. Однако каждое воскресенье я мог приезжать туда и время от времени оставаться на все выходные.
Вскоре сложилось непереносимое положение, так как после первого приезда моей жене запретили появляться там вновь. Я так никогда и не понял причин этого сурового решения. Как бы там ни было, но это означало, что мы не можем быть вместе в тот единственный день в неделе, когда я был не занят. Несколько месяцев мы бы еще вынесли, но, продолжаясь около трех лет, это сильно огорчало мою жену.
Я не мог отказаться от воскресных поездок в Гадсден, а позднее в Лайн Плэйс, гораздо более внушительный дом около Виржиния Уотер, куда Успенские переехали в 1934 году. Работа была очень похожей на ту, что мы выполняли в Prieure: тяжелые физические усилия и нарушающие душевное равновесие психологические условия. Только это одно могло подвигнуть меня не заставлять свою жену страдать. Но главным оказалось мое решение делать все, чего бы Успенский от меня не потребовал, и не задавать вопросов. Я принял его в качестве своего учителя и понимал, что первый долг ученика — исполнительность и безоговорочное послушание.
В моем тогдашнем видении было нечто совершенно искажающее всю картину. Я полагал, что подвергаюсь специальным, сознательно проводимым со мной испытаниям, Успенского я считал всезнающим суперменом и хотел когда-нибудь стать таким же, как и он. Я совершенно не замечал его ограниченности. Если он требовал, чтобы я каждую неделю оставлял свою жену одну, значит, для этого были веские основания, и это в конечном итоге было нам во благо.
Годы самообучения и борьбы с недостатками и слабостями не прошли для меня совершенно даром. Не один раз мне довелось испытать состояние высшего осознания, достижение которого стоило чего угодно. Кроме того, постоянные неудачи в моей
