Избранное. Том 2 - Станислав Константинович Ломакин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Понятие «русское» для Аввакума, прежде всего, означало определенное явление внутренней духовной жизни. Той духовности, которая только и способна быть носителем истинной, в чистоте, незамутненности и ценности сохраненной православной веры. Аввакум писал: «Ох, бедная Русь, чего-то тебе захотелось немецких поступков и обычаев». Он сознавал, что изменение обрядов и традиций пагубно для православной церкви, так как ведет к ослаблению веры и признанию относительно церковных установлений. В своей книге «Житие» он неизменно повторял: «Начните переменять, конца переменам не будет. Не перемены нужны церкви, а восстановление святорусского благочестия».
Патриарху Никону мнился вселенский патриарший престол, царю Алексею Михайловичу Романову – покровительство над всем Славянским миром.
На Соборе в 1666-1667 годов были преданы анафеме старые обряды, а именно – двуперстное крестное знамение, которым крестились все русские святые, начиная со святой Ольги. В богословском понимании двуперстное знамение является более древним, вместо него введено триперстное. Если сравнивать эти два обряда, то можно сказать следующее. В двуперстии указательный палец изображает человеческое естество Христа, а рядом с ним стоящий – великосердный – изображает Божеское естество Сына Божия. Причем, по катехическому требованию, этот перст верхним своим составом должен быть наклонен, что означает верование: «Господь, преклонь небеса и снеди на землю», остальные персты – большой и два последних – совокупляются между собой для изображения святой троицы. Как видим, двуперстное сложение составляется из всех пяти перстов – для исповедания Святой Троицы и Дух естеств во Христе. Но при самом действии крестного знамения и благословения только два перста полагается: на голову, на живот, на правое плечо и на левое. Богословски и догматически двуперстие является вполне православным исповеданием. А центральную сущность христианства, распятие и смерть на кресте Богочеловека, а с ним сораспятие всего человечества.
«Мы проповедуем Христа распятого», – провозглашает апостол Павел (1-е Коринфеном, 1:23). То же говорит за себя и двуперстие. Оно существенно и наглядно: евангельская и апостольская проповеди, за которые так яростно и самозабвенно бился неистовый протопоп Аввакум. В понимании Аввакума и его последователей в триперстии нет ни этого центрального христианского исповедания, ни этой апостольской проповеди.
Собор 1667 года принял установление: «Знамение честного и животворящего креста творите на себе тремя первыми персты десныя руки: палец, глаголемый большой и иже близ его глаголемый указательный и средний слагати вкупи во имя Отца и Сына и Святого Духа, два же – глаголемый мизинец плети наклонены и праздны». О Сыне Божием как Богочеловеке, как Иисусе Христе, пострадавшем на кресте, не говорится ни единым словом. Нет о нем никакого исповедания в триперстии. Заметим, что не говорится о том, что во Святой Троице он исповедуется в двух естествах.
В «Истории русской церкви» под редакцией М. В. Толстого 1861–1868 годов сказано: «Собор издал свое решение о сочинении касательно сложения перстов при крестном знамении, – сочинении, обыкновенно предпосылаемом Псалтыри и другим церковным книгам; соборное определение запрещает веровать этому сочинению и повелевает уничтожить в печатных книгах, как «невежественное и нерассудное».
Протопоп Аввакум и другие благочестивые люди того времени отречься от двуперстия и принять триперстие не могли, так как двуперстием изображается крест на человеке. Таким образом, распиналась Святая Троица на кресте без Христа, без человечества, без Человека. Это было, по крайней мере, отвержением самой сущности христианства, его центрального смысла и цели. Такое триперстие можно было принять или не понимая его смысла и значения, или насильственно. Тонкое чутье Аввакума ощущало идущий с Запада дух мертвящей рассудочности (рациональности), которую он в трактате «О внешней мудрости» заклеймил; только чистота веры, жизнь по заповедям Христа и изучение Писания ведет человека к истине. Разум же – к заблуждению. Наибольший вред, по его мнению, принесло русской духовности, нравственности западное влияние.
Страстное выступление протопопа Аввакума и церковные проповеди против пьянства, губящего народ, и других пороков, истлевающих душу человека, ныне актуальны для нас как никогда.
ПОЧВЕННИЧЕСТВО
АПОЛЛОН ГРИГОРЬЕВ – КРИТИК И ФИЛОСОФ (1822–1864 гг.).
Родился поэт и литературный критик в Москве в семье служащего Московской городской управы. В 1842 г. окончил юридический факультет Московского университета. Службу начинал заведующим университетской библиотекой.
С 1850–1856 гг. был ведущим критиком, по существу – редактором журнала «Москвитянин», который имел праславянскую направленность, в нем начала уже проявляться идеология почвенничества. А. Григорьев сотрудничал в журналах братьев М. М. и Ф. М. Достоевских «Время» и «Эпоха» (1861–1864 гг.). Григорьев был блестяще образованным человеком, он хорошо знал западную философию, читал произведения Шеллинга, Фихте, Гегеля на языке оригинала. Воспитанный в духе русской православной традиции, определившей, видимо, его философские воззрения, он естественным образом оказался в стане почвенников, став одним из его идеологов.
Духовное наследие А. Григорьева довольно значительно. Он создатель своеобразной критической системы, и его роль как публициста, критика, поэта и философа в истории русской эстетической мысли весьма значительна. А. Григорьев был талантливым человеком, он прекрасно играл на гитаре (автор многих известных романсов: «Поговори хоть ты со мной, гитара семиструнная...», «Две гитары за стеной жалобно заныли» и др.).
В своих критических статьях, посвященных отечественной литературе, Григорьев высказывает интересные мысли о единстве мира, взаимосвязи и взаимопроникновении, выделяемых сознанием человека сфер, процессов, явлений жизни. Мир, по Григорьеву, – единый организм, а человеческое общество, и, собственно, человек с его психикой, индивидуальностью, – часть этого организма.
Критик в своих публицистических статьях много пишет о миросозерцании и требует от русской интеллигенции определенности в своих воззрениях. Что понимает А. Григорьев под миросозерцанием? «... Чем свободнее, шире, человечнее и идеальнее миросозерцание художника, то есть разумение того, во имя чего воспроизводит он образы, полные правды, и карает всякую неправду жизни, и вместе с тем отношения идеала к действительности, тем более яркий след оставляет по себе его деятельность». Так писал А. Григорьев в статье «Обозрение русской литературы за 1851 год». Под миросозерцанием писателя критик понимает нравственный идеал, жизнь без которого невозможна. Искусство должно, по его мнению, быть народным. Во всех своих статьях он ищет опору в народной жизни, его идейная родственность со славянофилами очевидна. Он обращается к народной жизни в поисках правды. Слова «почвенник», «почва» он не
