Русский святочный рассказ. Становление жанра - Елена Владимировна Душечкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сборники святочных рассказов
В природе восприятия читателем святочного жанра многое объясняют сборники святочных рассказов. Обычай издания к святкам и Рождеству специальных книг возник в 20–30‐х годах XIX века. Одни из них, как, например, «Подарок на святки 1820–1821 годов» (СПб., 1820), представляли собой практические рекомендации к проведению зимних праздников; другие же, как «Святочные вечера, или Рассказы моей тетушки» Н. И. Билевича (М., 1835), предлагали читателю специальное «праздничное» чтение. Такие издания, адресованные взрослым или детям, рекомендовались в качестве рождественского подарка. Появление подобных книг свидетельствует об осознании издателями и авторами представления о том, что «потребление» текста (слушание или чтение) должно проходить в соответствующей обстановке и в определенное (суточное и календарное) время. Согласно этим представлениям, вечер и ночь (в пределах суток), зима и особенно святки (в пределах календарного года) больше подходят для рассказывания и слушания «страшных» и таинственных историй, чем день и утро или весна и лето. В результате и возникают сборники с названиями, имитирующими время рассказывания, — «Вечера…» или «Святочные вечера…»: «Вечер на Кавказских водах» Марлинского, «Вечера на хуторе близ Диканьки» Гоголя, «Святочные вечера» Билевича, «Вечера на Карповке» Жуковой, «Вечер на Хопре» Загоскина, «Зимние вечера» Савельевой-Ростиславич и многие другие[773]. Принцип объединения текстов в такой сборник состоял в содержательной их однородности — принадлежности к типу рассказов, подходящих для рассказывания вечерами, в особенности зимними и святочными.
Традиция издания таких сборников наиболее полное развитие получила в конце столетия. В подавляющем большинстве случаев они составлялись из рассказов, уже опубликованных в «святочных» номерах периодических изданий. Так сделал, например, Лесков, подобрав специально для своего сборника «Святочные рассказы», по его мнению, наиболее подходящий для такого издания корпус текстов. Свой принцип отбора рассказов писатель объясняет наличием в них элемента «фантастического», который он считает одним из основных элементов святочного рассказа.
Едва ли не массовое появление в конце XIX века сборников с названием «Святочные рассказы» многое объясняет в природе становления и восприятия читателями святочного жанра. Рассказы, включавшиеся в сборник с этим названием, подавались писателем и воспринимались читателем как некое единство, объединенное в цикл. Основанием для их объединения становился как функциональный принцип (время чтения текстов), так и содержательный (тематическая и композиционная их общность). Первым книгам подобного типа была свойственна ориентация на сказовую форму: осознавая жанровую связь текстов с устной традицией рассказывания, авторы и в письменной форме стремились воссоздать иллюзию устной речи, передав слово рассказчику и наделив его при этом индивидуальными речевыми особенностями. И у Гоголя, и у Билевича эти рудименты устного жанра играют первостепенную роль. Ориентация на фольклор, сохранявшая остатки устного функционирования текста, поддерживала в читателе память о первоначально устной его природе. Единый рассказчик (тетушка Соломонида Патрикеевна у Билевича и пасечник Рудый Панько у Гоголя) и единое время рассказывания (святочные вечера у Билевича и зимние вечера у Гоголя) сознательно связывали тексты с устной традицией.
Со временем, по мере того как формировался жанр святочного рассказа, произведения, входящие в такие «святочные» циклы, все более утрачивали черты устного функционирования, сохраняя порою лишь формальный его признак — рамочную композицию, в которой создавалась обстановка «святочной беседы». Тем самым рассказ, не являясь уже «сказом», содержал, однако, «сигнализацию на рассказчика», которая, согласно утверждению Ю. Н. Тынянова, указывала на то, что «жанр, с которым автор соотносит свое произведение, стабилизован». Поэтому рассказчик в таких случаях становился лишь «жанровым рудиментом старого жанра»[774]. Утрачивалась и «практическая» рекомендация, выраженная в заглавии с временным обозначением их функционирования: «Святочные вечера».
В «Святочных вечерах» Г. П. Данилевского (1879) такая сигнализация на рассказчика еще присутствует[775]. Этот сборник особенно интересен своей связью с украинской традицией первой половины XIX века. В отличие от других сборников святочных рассказов конца столетия, он имеет заглавие, перекликающееся с циклами Билевича, Гоголя, Загоскина («Вечера…»). Во вступлении к нему Данилевский тщательно имитирует обстановку рассказывания: во время ветлянской чумы святочными вечерами собираются вместе «любители сказок о привидениях и духах» и делятся друг с другом всевозможными историями о «бесовщине вроде старинных рассказов». Называются и примеры этих «старинных историй» — это «Вечера на Хопре», «Пан Твардовский» и «Вечер на Кавказских водах»[776]. Помимо ориентации на украинскую традицию, у Данилевского заметна также перекличка с «Декамероном» (не просто святки, но святки во время чумы), что придает всему циклу дополнительный смысл. Сами же тексты весьма напоминают те, которые нам уже известны по «Разговору на святках» Полевого и «Святочным вечерам» Билевича, разве что они имеют более «цивилизованный» характер — как рассказчики, так и герои принадлежат к «образованному» кругу общества, а сюжеты представлены и «полицейскими» рассказами («Счастливый мертвец»), и историческими анекдотами («Мертвец-убийца»), и антиутопиями («Жизнь через сто лет»). И все же в рассказах Данилевского иногда заметно проступают сюжеты быличек о мертвецах («Прогулка домового», «Мертвец-убийца», «Счастливый мертвец»), используются популярные в святочной традиции рассказы о привидениях и духах («Призраки», «Проказы духов», «Таинственная свеча»), даются этнографические описания малороссийских святок («Чумаки»). Данилевский, начавший свою литературную деятельность в массовой и детской периодике 40‐х годов («Иллюстрация», «Звездочка», «Полицейская газета»), был еще тесно связан с первыми этапами становления жанра календарного рассказа и не забывал о его устной природе.
Отбор текстов в сборниках святочных рассказов показывает, что авторы и издатели, по крайней мере, интуитивно ощущали отличительные признаки жанра, что позволяло им квалифицировать рассказ как святочный или подходящий для публикации в таком сборнике. Просмотр отдельных циклов «Святочных рассказов» различных авторов конца века позволяет сделать ряд выводов. Преимущественно в сборники включались произведения, приуроченные к святкам, Рождеству или Новому году. Примером такой «безукоризненной» в жанровом отношении книги могут послужить «Святочные рассказы» Ф. Д. Нефедова (М., 1895), содержащие едва ли не весь спектр текстов зимнего календарного цикла — и собственно святочные, и рождественские, и новогодние. Одни из них сохраняют реликт устного бытования текста («На Новый год»), другие содержат богатый этнографический материал («Чудная ночь»), третьи представляют литературную обработку быличек («Сгинула девка»), и, наконец, четвертые разрабатывают один из вариантов мотива «рождественского чуда» («Перевозчик Ванюша», «Спасена», «В лесу»).
Столь же образцовы в жанровом отношении «Святочные рассказы» Ал. П. Чехова (СПб., 1895), который, подобно Нефедову, составил
