Занимательная зоология - Виктор Сабунаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Большое влияние на жизнь, по крайней мере некоторых морских животных, оказывает Луна и ее фазы. Как известно, от взаимного расположения Солнца и Луны зависят приливы и отливы. Максимальной высоты приливы достигают примерно каждые две недели, в то время, когда Солнце и Луна находятся на одной прямой с Землей.
С исключительной точностью идут «лунные» часы у тихоокеанских морских червей-палоло. До поры, до времени эти черви живут в норах среди коралловых рифов. Только один раз в год, в октябре или ноябре в последнюю четверть луны, они появляются в прибрежных водах, чтобы продлить свой род.
Кто же заводит лунные часы тихоокеанских червей? Приливы или отливы? Маловероятно. Из обломков коралла, положенных в ведро, палоло выползают в тот же день и час, как и их свободные родственники в океане. Может быть, лунный свет? Тоже нет. Черви справляют свадьбу даже в самые темные безлунные ночи. Были и другие гипотезы, но пока надо признать, что хронометр палоло остается загадкой.
Не менее удивительно поведение американской рыбки атерины-грюньон. Весной, в дни наивысшего прилива, стаи этих рыбок устремляются к берегам Южной Калифорнии. Когда приливная волна достигает максимума, они выбрасываются на берег; самка зарывается в сырой песок хвостом вперед и откладывает икру. Со следующей волной, накатившейся на берег, атерины покидают пляж и уплывают в океан. Икринки постепенно развиваются в сырой песчаной норке, и личинки выклевываются, когда новая приливная волна взмучивает песок. Это происходит ровно через четырнадцать дней, во время следующего максимального прилива.
Некоторые виды крабов имеют двое часов — солнечные и приливно-отливные. Основной солнечный ритм — изменение темной дневной окраски на светлую ночную. Но самая темная окраска появляется только во время отлива. Биологический смысл такой перемены окраски — маскировка. Интересно, что если содержать крабов при слабом освещении, то они меняют свою окраску по тому же графику.
Более того, если крабов перевезти из Америки в Европу, то они будут жить по тем же солнечным и приливным часам, как у себя на родине. Очевидно, животным совершенно необходимы биологические часы. Они показывают им, когда следует выходить на охоту, помогают найти правильное направление во время миграции; пользуясь часами, животные находят друг друга и определяют время, когда на свет должно появиться новое потомство.
Следует ли продолжать изучение биологических часов животных? Безусловно да. Познакомимся хотя бы с таким опытом. Тараканам пересадили подглоточный нервный узел — ганглий, взятый у других тараканов, биологические часы которых отличались на двенадцать часов. Теперь жизнь тараканов регулировалась двумя часами — своими и чужими. Оказалось, что почти у всех тараканов появились злокачественные опухоли в желудке. Если же насекомым пересадить часы, идущие «в ногу» с их собственными, никаких опухолей не образуется. Значит, несогласованный ход различных биологических часов, имеющихся в организме животного, может привести к роковым последствиям.
Не менее важно, конечно, изучение биологических часов у человека. В этом направлении пока еще мало сделано. Медики знают только примерно, когда следует кормить больных, когда надо давать те или другие лекарства. Как надо работать, чтобы меньше утомляться. Но все это только первые шаги. Впереди еще много работы. Надо узнать, что пускает в ход биологические часы и чем обусловлены колебания их маятника.
Ученым предстоит обнаружить, где находятся биологические часы у различных животных и человека, а инженерам создать действующую модель внутренних часов. Это сулит много увлекательных и важных открытий.
XII Животные-путешественники
Для животных путешествие не страсть,
а необходимость.
Н. А. РубакинБольшинство сухопутных млекопитающих — «домоседы». Отдельное животное, семья или стадо, заняв определенный участок, не покидает его ни зимой ни летом.
Натуралист А. Онегов, много лет наблюдавший жизнь медведей в лесах Архангельской области, пишет, что каждый медведь занимает в лесу определенную территорию, которую считает своим домом. Границы «дома» соблюдаются настолько строго, что между участками сохраняется даже «ничейная» пограничная полоса — на ней остаются нетронутые ягоды, неразвороченные гнилые пни и муравейники.
Определенных границ придерживаются и другие звери. Так ведут себя лось и косуля, рысь и лисица, обычно площадь их «государства» не превышает десятка квадратных километров.
Лишь немногие млекопитающие совершают регулярные путешествия, или, как говорят биологи, — миграции. Дикие северные олени зимой оставляют тундры и перекочевывают к лесам, где слой снега тоньше и легче добыть ягель. Кабаны на Дальнем Востоке уходят зимой из падей и пасутся на склонах гор; там ветер сдувает снег и проще добраться до вкусных желудей и кедровых орешков. В Африке антилопы, буйволы, зебры в период дождей пасутся в саваннах, где в это время буйно растут травы. А в период засухи, когда растительность в саваннах выгорает, они перебираются поближе к рекам — на их берегах даже в жару зеленеет трава.
За травоядными животными переселяются и хищники. Львы, гиены, леопарды в Африке не отстают от стад копытных. Уссурийский тигр следует по пятам за стадами кабанов.
Изредка наблюдаются массовые стихийные переселения млекопитающих. В тундрах Скандинавии и на севере нашей страны водятся небольшие, чуть побольше домашней мыши, грызуны пеструшки-лемминги. Мех у них густой, желтый с темными бурыми пятнами. Лемминги «нелюдимы» и обычно живут в одиночку, а если и познакомятся, то затевают ожесточенные драки.
До; поры, до времени они живут на одном месте и ни о каких путешествиях не помышляют. Но вдруг зверьки начинают усиленно размножаться, самка приносит детей уже не один раз в сезон, а два, а то и три раза, растет количество малышей в семье. Тогда обычно робкие зверьки становятся «храбрецами» и отправляются в далекий путь. Путешествие они начинают поодиночке, но удобные дороги есть не везде, и в долинах между гор, на перешейках среди озер, у переправ через реки тропинки сходятся, и дальше пеструшки идут уже сомкнутыми колоннами. Они форсируют горные хребты, переплывают реки и даже входят в города. Добравшись до моря, они бросаются в волны и плывут, плывут, пока не утонут. Большинство отважных путешественников гибнет, и лишь немногие остаются в живых и заселяют новые угодья.
Массовые путешествия предпринимают иногда и белки. Они, как лемминги, начинают путь поодиночке, но постепенно миллионы зверьков собираются вместе и движутся широким фронтом. Их не останавливают ни большие города, ни безлесные пространства, ни широкие водные просторы. Попав в город, белки бегут по улицам, прыгают с забора на забор, с крыши на крышу. Подойдя к таким широким рекам, как Обь, Енисей, Амур, они бесстрашно бросаются в воду и, конечно, массами гибнут. Известен случай, когда белки пытались на Дальнем Востоке переплыть Татарский пролив.
Подобные миграции совершают и более крупные животные. Южноафриканские антилопы — горные скакуны — иногда ни с того, ни с сего вдруг собираются в тысячные стада и, покинув великолепные пастбища, уходят в выжженные солнцем пустыни, где и гибнут от голода. Идут они настолько плотными шеренгами, что, если даже сам «царь зверей» лев попадет в середину стада, ему не удается спастись, несмотря на самые отчаянные попытки.
Чем объяснить такие неистовые миграции?
Большинство ученых считают, что главную роль играет массовое размножение и связанная с ним нехватка корма и убежищ. Некоторые же ученые полагают, что пища здесь ни при чем. Ведь покидают же, говорят они, антилопы — горные скакуны — обжитые пастбища с сочной травой и уходят в пустыни? А саранча? Ее нашествия тоже не связаны с поисками пищи. Кто прав, сказать трудно, пока еще мы не располагаем достаточными данными.
Среди морских млекопитающих тоже много путешественников. Настоящие «бродяги» — усатые киты. Они то снуют туда и сюда в поисках корма, то предпринимают далекие странствия от экватора чуть ли не до самых полюсов. О том, что киты совершают огромные переходы, знали давно. Еще в XVIII веке в дальневосточных морях убивали китов с заросшими в их теле гарпунами голландской работы; загарпуненных в Перу добывали у Лабрадора, а раненных в японских водах встречали у побережья Чили. В желудке одного кита нашли жестяную коробку из-под зубного порошка с фамилией матроса. По надписи установили, что моряк выбросил жестянку в Антарктике у Полярного круга, а убили кита через десять месяцев у берегов Австралии. За это время он проплыл около 10 000 километров.
Однако на основании таких случайных находок нельзя было составить ясного представления о «китовых тропах». Для изучения миграции китов начиная с 1924 года стали метить. В них из ружей выстреливали особыми пулями-метками. Вначале пули делали из алюминия, а потом из нержавеющей стали и обрабатывали во избежание заражения ими китов пенициллиновой мазью. Всего к 1960 году помечено более 10 000 китов.