Инспектор ливней и снежных бурь - Генри Дэвид Торо

Делать жгут из прутьев – целое искусство: нужно не только выбрать подходящий материал, но и уметь скрутить его. Березовые прутья скручивают, думаю, для того, чтобы они не ломались. А может быть, это делают просто так?

Беглый раб сказал, что может держать путь не только по Полярной звезде, но и по многим другим звездам, время восхода и захода которых он знал. Они держались Полярной звезды даже тогда, когда она, казалось, меняла свое положение и словно перемещалась на юг. Часто они шли вдоль линии телеграфных столбов, если поблизости не было железной дороги. Рабы привезли с собой из Африки много суеверий: беглецы иногда кладут в шапки кусочки торфа, считая, что от этого зависит успех их предприятия.

За последние дни деревья оделись в осенний наряд. Это самая праздничная пора, когда даже листья яркой окраской напоминают цветы. Теперь самое время для ежегодного празднества – сельскохозяйственной ярмарки.

При свете свечи. Ходил к Конантуму.

Луна еще ущербная. Сумерки сейчас короче, чем месяц тому назад, возможно потому, что воздух чище и в нем меньше частиц, отражающих свет. Воздух прохладен, и идти по земле холодно; идешь, словно по росистой траве, хотя росы сейчас нет. В сумерках шел по кукурузному полю Уиллера. Стебли кажутся совсем белыми, а початки свалены в кучи по краям поля. Луна стоит невысоко над горизонтом, на юго-западе. Если в этот час смотреть на запад, земля покажется сплошным темным фоном, на котором ничего невозможно различить, резким контрастом к закатному небу. Впечатление такое, словно идешь по горло в ночи. Не чувствуется ни малейшего ветерка. Дуб на выпасе, принадлежащем Хаббарду, стоит абсолютно недвижно, темнея на фоне неба. В эту нору пение сверчков доносится как бы издалека, словно они ушли поглубже в землю, спасаясь от холода. В ольховнике вдоль насыпи сверчков почти не слышно. Лунное отражение в воде кажется холоднее; но жуки-водомеры все еще активны. Эта моя прогулка при луне очень не похожа на предыдущую. Я чувствую приятную теплоту, когда подхожу с южной стороны к сухому лесу: он задерживает прохладный воздух и. в то же время сохраняет часть дневного тепла. Голоса путников на дороге разносятся далеко над полями, их слышно даже у дома Конан-тума. Звезды сияют ярче прежнего. Луна находится далеко на западе, поэтому не видно ее отражения в водах реки возле скалы Тьюпело, но в воде отражаются звезды. Река похожа на черное зеркало, на котором слабо колышутся яркие точки. Когда я сижу на бурых скалах на берегу, то чувствую запах сбитой конской мяты, хотя и не вижу ее. Под влажной скалой видел светлячка. Сегодня вечером не слышно голоса козодоя, да и голоса других птиц почти не слышны. В восемь часов пал туман. В свете низко висящего месяца он похож на паутину или тонкие белые покрывала, раскинутые по земле. Это мечты или грезы луга.

Вторая поросль желтой сосны, по-видимому, мягче и красивее, чем бывает в девственном лесу. Девственный лес с голыми, покрытыми мхом стволами деревьев и мохнатыми ветвями гораздо более величествен, но в нем нет столько зеленой хвои, дрожащей на свету.

Вязы сейчас большей частью грязно-желтого или коричневого цвета.

1852 ГОД

28 янв. Вероятно, мне не найти лучшего обрамления для моих мыслей, если изъять их из дневника56. Хрусталь сверкает ярче всего в пещере. Люди всегда любили басни с моралью. Дети могли читать только басню, взрослые – и то и другое. Истина, высказанная в такой форме, убедительнее самого абстрактного утверждения, поскольку она при этом не менее универсальна. Где еще найти подходящий цемент для своих мыслей? Как соединить их вместе, не оставляя следов пилы? Вот Плутарх так не делал. И Монтень тоже. Люди писали о путешествиях, используя эту форму, но вряд ли жизнь у кого-нибудь столь богата событиями, чтобы каждый день описывать ее в дневнике.

Наша жизнь должна быть активной и все время обновляться, чтобы походить на путешествие. Пищей нам должны служить маисовые лепешки и мучной пудинг. Мы должны быть все время начеку, видеть, как восходит солнце, а не вставать в привычное для всех время, входить в дом так, как хан входит в караван-сарай. В полдень я не обедал, съел только маисовую лепешку и утолил жажду из ручья. Когда я сидел за столом, радушие было столь полным, трапеза столь обильной, что казалось, будто я завтракаю на берегу реки в середине трудного пути. Вода была живым источником, трава – салфеткой, разговор – свободным, как ветер, а слугами, готовыми угождать нам, были наши простые желания.

Выкиньте мораль из басен Пилпая57 и Эзопа, и что останется?

Больше не будет прогулок по лесным просекам, откуда иногда открывается вид на пруд.

Размышляя над тем, как честно заработать на жизнь и при этом не лишить себя свободы для своего истинного призвания, – раньше этот вопрос тревожил меня еще больше, чем сейчас, – я часто поглядывал на большой ларь у железнодорожного полотна, шесть футов на три, куда рабочие убирали на ночь свой инструмент, и думал, что каждый, кому приходится туго, мог бы приобрести за доллар такой ящик, просверлить в нем несколько отверстий для воздуха и забираться туда в дождь и ночью; стоит захлопнуть за собой крышку и закрыть ее на крючок, чтобы свободу мысли обрести и дух освободить. Это казалось мне далеко не худшей из возможностей, и ею не следовало пренебрегать. Можешь ложиться спать, когда вздумается, а выходя утром, не бояться, что кредитор потребует с тебя квартирную плату. Зачем ставить себя в трудное положение? А сколько людей укорачивают себе жизнь, чтобы платить за больший и более роскошный ящик, а ведь они не замерзли бы и в таком. Не хотел бы я оказаться в таком незавидном положении, в какое попали сейчас многие люди.

Если вы понимаете под тяжелыми временами не такое время, когда нет хлеба, но такое, когда нет пирогов, то мне вас нисколько не жаль.

Экономические вопросы допускают легкомысленное к себе отношение, но шутками от них не отделаешься.

Почему вы не надеваете комбинезон? – Но это все, что у меня есть. Я надеваю его и наверх и вниз.

Сегодня мне показали Джонни Риордана. В такой холод он ходит в одной рубашонке, поверх которой надета какая-то старая тряпка; в башмаках у него огромные дыры, в которые, по его словам, попадает снег, пальто вовсе нет – и так ему приходится ходить каждый день пешком в школу около мили по открытой всем ветрам железнодорожной насыпи. Одежда его, в бесчисленных заплатках, ведет свое происхождение, или претендует на родство, или некогда составляла одно целое с моими штанами, которые сели так, будто его мать укрывала ими чайник для заварки. Это маленькое человеческое существо – хрупкая игрушка судеб, брошенная в холодный и равнодушный мир, а наготу его прикрывает лишь рваная тряпица. Лучше услышать, что все первенцы Америки перебиты, чем знать, что у него мерзнут руки и ноги, в то время как мне тепло. Неужели человек настолько ничтожен, что не достоин носить ничего лучшего, чем одежда из мешковины или тряпья, и не заслуживает лучшей еды, чем холодные объедки, которые ему бросают? Есть ли такие люди, которым мы оставляем наши обноски, отдаем старое платье и башмаки, когда они больше не могут служить нам самим? Пусть уж лучше богачи ходят в лохмотьях, а дети бедняков носят пурпур и тонкое белье. Меня охватывает дрожь, когда я думаю о судьбе невинных детей. Наши благотворительные учреждения – оскорбление для человечества. Что это за благотворительность, которая раздает крошки с ломящихся от яств столов, оставшихся после ее пиров!

3 часа пополудни. Шел кружным путем через Таттл-роуд и Уолден-ский пруд.

В эти теплые дни кажется, что дело у лесоруба спорится быстрее,