От Андалусии до Нью-Йорка - Илья Исаевич Левит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лирическое отступление
В начале второй половины XVII века, всякий посетитель Амстердама мог воочию убедиться в голландской колониальной мощи. И не только в порту. Гордостью города стало построенное тогда огромное, многофункциональное, очень красивое здание голландской Ост-Индская компании. Говорят, это была самая большая постройка тогдашней Европы (до наших дней не дошла).
Отсюда и управляли в то время, почти всем судоходством и морской торговлей от юга Африки до Японии. При этом размах торговли был куда больше, чем во времена господства португальцев в Индийском океане.
События в Азии важны для истории, но, для моего рассказа, важнее Вест-Индия.
Глава пятьдесят третья
В Вест-Индию!
Началось все мирно. С 1609 по 1621 год между Испанией и Нидерландами было перемирие. (Более или менее соблюдавшееся в Европе и Новом Свете). Поговорка гласящая, что «худой мир лучше доброй ссоры» в этом случае оправдалась. Между странами завязалась оживленная торговля. В частности, начался очень внушительный вывоз продуктов первичной переработки сахарного тростника из Бразилии (тогда Бразилия, как и все португальские владения, принадлежала испанскому королю). В Амстердаме, на сахарных заводах, коричневое сырьё превращалось в белый сахар, расходившийся по всей Европе. Всё шло очень хорошо. В Бразилии резко расширились посадки сахарного тростника и увеличилось число предприятий по его первичной переработке. В Амстердаме количество сахарных заводов возросло, за 12 лет с 4-х до 25. В этом сахарном бизнесе евреи были широко представлены, однако монополистами они не были. Многие голландцы-кальвинисты тоже занимались им. Но в 1621 году перемирие продлить не удалось. Война возобновилась и закупки в Бразилии стали невозможны. Тогда-то в Нидерландах и родилась идея овладеть Бразилией.
Голландская Вест-Индская компания[51] сыграет в моем рассказе большую роль. Организована она была в 1621 году и получила от правительства Нидерландов монополию на действия в Америке и вдоль западного побережья Африки, то есть в Атлантическом океане, оба берега которого уже становились частью единого экономического комплекса благодаря работорговле. Но о работорговле мы еще поговорим. А началась деятельность компании с пиратства. Война с Испанией, возобновившаяся после перемирия в 1621 году, делала испанские «казначейские флотилии» законной добычей. «Казначейский» или «серебряный» флот был мечтой всех корсаров. Но эта мечта долго оставалась недосягаемой. Раз в год в Гаване собирались корабли со всеми богатствами, выжатыми испанцами из Нового Света, и под сильной охраной военных кораблей, флот (обычно в июле) отходил в Европу. Пираты старались перехватить небольшие эскадры, когда они сходились к Гаване. Пираты следовали за «казначейским флотом» в надежде, что какое-нибудь судно из-за бури или по иной причине отобьется от огромной флотилии. Тогда они на него кидались. Но еще никогда и никому не удавалось перехватить сам «казначейский флот» — для этого требовались огромные силы, и их нельзя было собрать и расположить скрытно, поблизости от Гаваны. И в тех редких случаях, когда такие могучие эскадры появлялись в Карибском море или вообще в районе предполагаемого пути «казначейского флота», он просто отстаивался в Гаване — тогда мощной крепости. Ради охраны «казначейского флота» испанцы готовы были даже оставить слабо защищенными остальные свои американские владения.
Вот на этот флот и нацелилась, для начала, Вест-Индская компания. А уж попутно предполагалось и землями в Латинской Америке овладеть, и работорговлей заняться. Называлось все это мероприятие: «Большой проект». Начались грабительские походы, в ходе которых голландцы периодически захватывали разные пункты на латиноамериканском побережье, в том числе в Бразилии, и хотя удерживали их поначалу недолго, но с обстановкой хорошо ознакомились. А затем пришел оглушительный успех — в 1628 году «казначейский флот» не устоял против эскадры Питера Хейна. Этот голландский моряк как бы олицетворял героическую историю Нидерландов. Он был выходцем из семьи рыбаков, всю жизнь воевал с испанцами, побывал в плену и был в рабстве в Вест-Индии, так что знал там ситуацию не понаслышке. Выбравшись из плена, стал адмиралом голландского флота, водил эскадры в Вест-Индию. На кораблях его царил строжайший порядок — никто не смел пропустить кальвинистскую молитву — утреннюю и вечернюю. Пленников никогда не истязали, а высаживали на берег, по возможности, ближе к цивилизации, снабдив едой и водой. (А такая гуманность вовсе не была обычной в тогдашних испано-голландских отношениях). Мало того. Питер Хейн призывал своих соотечественников гуманно относится и к индийцам. Редкий для того времени был человек. За эту ли набожность и гуманность или просто случайно, но пришел к нему успех оглушительный, в истории корсарства ни до, ни после неслыханный. Одного серебра взяли в тот день — 45 тонн. А было еще и золото (более 25 кг), тысяча отборных жемчужин и другие ценные товары (например какао, природные американские красители, применение которых в Европе постепенно расширялось, дорогая древесина). И почти ничего не было разграблено, все доставили в Голландию. Как и положено истинным кальвинистам. Правда, когда потом выяснилось, что команде и адмиралу при дележе добычи досталось весьма мало, матросы немножко побузили, но не Питер Хейн!
Вскоре прославленный адмирал погиб, сражаясь у бельгийских берегов с дюнкеркскими корсарами — сторонниками Испании (см. главу 52). Почему о нем мало кто слышал, мне непонятно. Дрейк, плававший до него, и Морган, нападавший на испанские владения после него, в сравнении с ним — котята. Им такая добыча разве что только снилась[52].
Но какое это все имеет отношение к евреям? Прямого не имеет. А косвенное — очень даже. Ибо все другие голландские набеги, иногда и успешные, были мелочью в сравнении с этим. И голландская Вест-Индская компания смогла продолжить осуществление «Большого проекта» благодаря этому успеху. Да и число её пайщиков тут же резко возросло.
А захватить «казначейский флот» ни голландцам, ни кому-то еще больше не удавалось — «все гениальное удается только один раз». Впрочем, с того времени
