Разум - Анатолий Рудой

Хотя первый термин ближе к сути, поскольку в строке выстроились всё–таки числа, но нет в нём пряного запаха. То ли дело: натуральный. Несмотря на произвольность выдумки, дали ей отблеск естественности, дескать, так сама природа задумала, а мы, люди, только соответствуем ей. И как только человечество взвалило на себя тяжесть натурального ряда, на планете важнее проблемы не оказалось до сих пор. На него излилось больше изучательного усердия, чем на Библию. Блеск ума перешёл в сияние. А итог?

Пусть нужно к одному яблоку добавить ещё одно яблоко. Попросим математика рассказать о полученном результате. Математик вопрос не поймёт, отвечать откажется и поправит неучей, не способных правильно сформулировать просьбу. Он скажет: «Не рассказать о результате, а вычислить результат.» И со знанием дела откроет тайну исчисления: «Получится два!» Но давайте спросим знатока: «Что собой представляет это загадочное два?» Будет ли это, например, разнесение единичных объектов на какое–то удаление друг от друга и на какое именно, или достаточно окажется простого соприкосновения, тогда с какой силой, или, может, это полное совмещение, при котором один предмет проникает внутрь второго, тогда как оцениваются затраты по изменению их формы, кто удерживает результирующую конструкцию в окончательном виде, кто выполняет работу по манипулированию яблоками, чему она равна и как учитывается при получении ответа задачи …?

Если на эти и многие другие уточняющие вопросы удастся ответить, то где–то на горизонте научного восторга забрезжит понимание невероятного события: общество узнает, наконец, что же скрывается за ускользающим сообщением — два. А если просвета не обнаружится, тогда никто и никогда не поймёт результат волшебного действа по прибавлению одной абстракции к другой такой же абстракции. Вопрос: зачем же в таком случае необходимо выполнять пустячную работу? Ответ: а как иначе собрать корзину яблок, или мешок картофеля, или коробок спичек, словом, как обозначить большую совокупность похожих предметов? Можно ли утверждать, что в пенале десять карандашей? Если к каждому из них применить полное абстрагирование от реальных свойств, то ни один предмет не должен иметь содержания, не должен иметь формы и не может быть наличностью. Только тогда к ним применима процедура укрупнения–сложения. Но карандаши не желают лишаться индивидуальности, значит, у них есть своё содержание и собственная форма. И коль так, то человеческая операция сложения к ним не приложима. Людская наука запрещает надеяться, что в пенале находятся карандаши. Она вынуждает строить фразу так: «В пенале один карандаш, к нему прижат ещё один карандаш, а к тому прислонён очередной карандаш …» При таком подходе можно предположить, что карандаши одинаковые, т. е. идеальные или абстрактные. Однако надежде не суждено сбыться: предметы всё–таки реальные, разные и потому не соответствуют установленному критерию сложения. Вывод: придуманные закономерности не отображают события натуры, т. е. природы. Выдумка идёт–бредёт–развивается своим чередом в виде средства упражнения ума в областях знания, где «можно не стоять под мостом», или иначе, нет принуждения к обязательной проверке на прочность, истинность и к строгому соотнесению с фактическими процессами. Можно возразить, дескать, сначала следует уяснить основные отношения событий, а уже затем по мере развёртывания практики усложнять условия задачи. Да можно! Но известно, что даже незначительное изменение вида формулы во многих случаях вынуждает разрабатывать принципиально новую алгоритмику решения. Например, стоит только добавить в уравнение второй степени нелинейный, нестационарный или параметрический коэффициент, как над получением ответа придётся изрядно потрудиться и не всегда он может быть найден. Переход от абстрактных моделей к реальным связан с уяснением того, что теперешняя наука не только не учитывает, но и рьяно отстаивает своё право не учитывать.

Может ли кто–нибудь объяснить такое баловство, как вычисление числа π до миллионного знака после запятой? И это в то время когда в практике редко учитывают даже четвёртый знак. Или же настойчивый поиск очередного простого числа? Или увлечённость комплексными величинами без расширения мировоззрения с целью обоснования их вселенской значимости: почему в действительный мир внедряются недействительные отношения? Или какой полезностью способна обладать математика, если в ней скрыты сотни парадоксов?19 Или откуда берётся страсть к умственному насилию несуществующих соотношений в то время, как цивилизация погрязла в непроходимых хащах повседневного примитивизма?

Парадоксы … Представим, что между Солнцем и Землёй возникла парадоксальная ситуация. Это значит: в отношениях светила и планеты установились невозможные отношения. Они оказались настолько враждебные, что любая творческая инициатива участников не способна примирить соперников. Как разрешается данная коллизия в природе? Вступают в силу условия взаимодействия общего и части. В связи с недопустимостью прямого диалога сознаний, ответственность принимает на себя тот, кто умнее. В этом случае приоритет принадлежит общему. И далее всегда в споре части и общего обязанность решать конфликтные противостояния возлагается на общее. Оно, в соответствии с собственным пониманием обстановки, вынуждено изменить совместную среду в предположении равной выгоды для обеих сторон. Часть, обнаружив нарушение прежних условий бытия, вправе реагировать на это так, как ей вздумается, исходя из своего предначертанного плана развития. Если новые правила, предложенные общим, пригодны для части, оба спорщика получат стимул к дальнейшему росту и этим снимается напряжение парадокса. В случае неприемлемости диктата со стороны общего, часть разрушается, тормозя, но не останавливая дальнейшее движение общего. И в этом варианте снимается давление парадокса. На протяжении вечности ситуация вхождения в парадоксальные непримиримости встречается настолько часто, что каждый объект, будучи разумным, приобрёл способность заранее распознавать болезненное продолжение своих поступков и находить возможность уклонения от дополнительных тягот, не связанных с оразумлением. Мир живёт без парадоксов. А там, где они всё же возникают, виновный уничтожается. Не случайно в пространстве блуждают кометы, астероиды, излучения, пыль, мусор … и прочие остатки некогда воинственных и дерзких, но не …

Наука гордится парадоксами. Если биография учёного не возвеличена парадоксом, его даже несколько жалеют: вот, дескать, такой положительный, а между тем всё у него как–то сходится: подозрительно! Чемпионы по парадоксам, безусловно, философия и религия. За ними идёт упрямый сказочник — Эйнштейн. Волны водевиля относительности утопили живую мысль планеты на несколько веков. Вред от них превышает накат инквизиции. Затем соревнуются в лидерстве за парадоксами физика, биология, генетика химия, словом, вся наука — это же сплошной парадокс. До тех пор, пока в естествознании останется не только сам парадокс, а даже намёк на него, можно считать науку неполноценной. Ущербность её раньше или позже, но приведёт к неразрешимой коллизии, на кону которой окажется человечество. Математика, нашпигованная парадоксами и виртуальными объектами, не вправе претендовать на универсальную значимость, на этакого предсказателя, который лукавство своего ума тщится подать в виде мировой истины.

Скорее наоборот! Если техника оперирует очевидными материальными предметами, то математика ещё до этого не дошла: она замерла на уровне никаких объектов, т. е. абстрактных, идеальных, несуществующих, а точнее: вымышленных. От сказочного лика до людской потребности математику наших дней довести не удастся. Мало того, что надо отказаться от упрощённой аксиоматической надуманности формульных объектов, мало того, что внесение реальности резко усложнит вид уравнений, мало того, потребуется новая неизвестная сегодня методология анализа усложнённых зависимостей, так придётся, кроме того, освоить неожиданный класс объектов, о которых эквилибристы надуманных отношений даже не подозревают. Прежде всего во все аналитические выражения следует внести то главное, без чего сами выражения превращаются в погремушку: необходимо учесть содержание каждого объекта, заслужившего честь быть замеченным и описанным. Содержание проистекает из сознания любого претендента на то, что бы занять достойное место в процедуре поиска истины. Во–вторых, сознание в обязательном порядке имеет форму, и она не просто приложена к сознанию, а составляет с ним взаимодополняющую конструкцию. Впервые придётся диалектическое единство и противоположность внести в качестве решающего фактора: появится особый класс функций, для освоения которого понадобится мировоззрение весьма отличающееся от сегодняшнего надуманно–упрощённого. В третьих, мир многомерен. Он содержит семь координат пространства и столько же координат времени.31 Потому анализ для случая универсального времени, принятый в нынешней математике, следует рассматривать как первый испуганный взгляд на величие мира. Время является функцией сознания, определяется и зависит от сознания, а значит, от объекта исследования. Это усложнит описание природы в связи с неодинаковостью предметов–сознаний, что приведёт к наличию разных времён в едином уравнении. Никакой деформацией положений наличной математики не удастся даже подступиться к таким закономерностям. Вроде того, как всякие потуги доработки парусника до подводной лодки заведомо обречены на провал. Безусловно, паруса, как веха в развитии, полезны и неизбежны, но упрямое их совершенствование ведёт к коллапсу. Так и математика. Она обратила внимание людей на целесообразность количественного охвата натуральных связей и внесла свой вклад в развитие. Благодаря ей пещерный человек возрос до покорителя космоса, но подвигая к росту, она обязана расти и сама.