Вкус убийства - Анна и Петр Владимирские
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не стану тупо утверждать, что эти доводы абсурдны. Определенная логика в ваших словах есть. Но я этого не делал. – Бизнесмен прямо посмотрел в глаза психотерапевту.
– Я знаю, – кивнула Вера. – Просто мне необходимо объяснить всем вам, как я сумела решить эту задачу. Продолжим. – На этот раз Вера обернулась к бабушке. – Вас, Владилена Геннадиевна, я тоже подозревала. И очень серьезно.
– Меня?! Да как вы посмели! – От неожиданности старуха перевернула рюмку с ликером, и он растекся густой лужей по полированной поверхности стола. Алиса стала промокать ликер салфетками. – Это неслыханно! Мой сын, моя невестка, мои бедные несчастные дети! – патетически запричитала Влада.
– Объясню, как я посмела. – Вера спокойно пригубила мартини и, обращаясь уже ко всем, спросила: – Для кого из вас новость, что бабушка Влада терпеть не могла свою невестку Ксению Бессонову?
– Это не новость. Все об этом знали. Да она и не скрывала, – грустно вздохнула Алиса.
– Во время нашего первого разговора вы мне сразу сказали, что Ксения была недостойна Павла. Не так ли?
– Это неправда. Я такого не говорила! – наигранно возмутилась старуха.
– Ничего не изменится, если вы будете отрицать очевидное. – Лученко смотрела на Владилену с нескрываемым упреком.
– Поздно меня воспитывать. Стара я для этого! – огрызнулась Влада.
– Вы настолько ревновали своего сына Павла к красавице невестке, что даже внучку вычеркнули из своей жизни. И лишь потому, что девочка поразительно похожа на мать.
– Вера Алексеевна, не надо! – запротестовала Алиса.
Одно дело знать, что тебя не любит собственная бабушка, а другое – своими глазами видеть, как она пытается сохранить лицо при полной его потере. Молодой женщине было тяжело. Но казалось, Лученко намеренно не обращает внимания ни на чьи переживания. Что-то более важное, чем дискомфорт действующих лиц этой семейной трагедии, двигало ею.
Странно устроены люди. Жалуются на недостаток денег, удобств, благ, метров квадратных или уважения со стороны начальства. Недовольные стонут, плачут и рыдают, молятся, бьются в непосильных бытовых войнах – но практически ничего не способны изменить. И никто, решительно никто не обращался к психотерапевту из-за недостатка воспитания. Не жаловался на неумение дать близким хоть немного душевного тепла. Значит, воспитанные, чуткие и понимающие пока никому не нужны…
Не понимаем друг друга. Не равны друг другу и порой даже сами себе. Мир заражен неравенством, как любовь ревностью, как жизнь – смертью. Параллельные, никогда не пересекающиеся миры – это мы, неравные. Некрасивая и толстая завидует красивой и стройной. Бедный завидует богатому и ненавидит его. Глупый никогда не поймет умного. Безногому инвалиду всегда будет тяжело жить в мире, приспособленном для пешеходов и пассажиров. И у глухонемых, и у слепых – тоже свои параллельные, абсолютно отдельные миры. Хотя тот, кто все это затеял, равенства и не планировал… Но неравенство усиливается непониманием, а непонимание – нежеланием понимать. Неужели сочувствующий и понимающий человек попросту не нужен? К примеру, веками никому не требовалось поголовное умение читать и писать. Как понадобилось – глянь-ка, все вокруг уже грамотные стали. Стало быть, и понимание, и чуткость душевная тоже пока что не требуются. Ну еще бы! Если энергичный пройдоха начнет понимать скромного тихоню, он не сделает карьеру. И так будет, пока что-то важное не понадобится людям. Тогда чуткость станет обычным делом, вроде «здрасте»…
– Вернемся к событиям десятилетней давности, – сказала Вера. – Вы были плохой свекровью. Мне как постороннему человеку это очевидно. Вы не только ревновали Павла к жене, это дело обычное. Но когда ее подкосила страшная болезнь, вы не проявили элементарного человеколюбия ни к ней, ни к собственной внучке.
– Допустим, баба могла сделать укол, – вмешался Виктор. – Но она же боготворила отца, зачем ей было его в тюрьму засаживать?
– Вот на этот раз вы задаете очень правильный вопрос! – кивнула Лученко. – А вспомните, что пишет Павел в последнем письме. Он пишет, что принял на себя чужую вину. Разве не мог он сделать это ради матери? Предполагая, что это она совершила эвтаназию. Ведь, с ее точки зрения, она хотела освободить дорогого сыночка от неизлечимо больной жены.
– Я не идиотка! Зачем мне в моем возрасте садиться в тюрьму! – закричала Влада, вскакивая. – Я ухожу отсюда. Витюша, за мной!
– Никто отсюда не выйдет, пока я не закончу, – ровным голосом проговорила Лученко. – Вы мне очень надоели, извините за прямоту… Но теперь уж, пока не выскажусь, будете сидеть.
Побледневшая Алиса попыталась было помешать бабушке выйти, но этого и не понадобилось. Та медленно повернулась и села обратно. В конференц-зале стало как будто на несколько градусов холоднее.
– Ваш сын именно так и мог думать: что ждет мою мать в тюрьме? Вы бы оттуда уже не вышли. Именно поэтому он взял вину на себя, как преданный сын.
– Но ведь это не она?.. – Голос Алисы дрожал. Даже такую бабушку, холодную и равнодушную, внучка продолжала жалеть.
– Нет. Не она. – Вера подошла к Алисе и успокаивающе погладила ее по плечу.
– Значит, это я! – саркастически расхохотался братец. Он пил уже третий бокал виски. – Мотивы? Мелодии и прелюдии? Какой у меня профит убивать мать и сажать в тюрягу папеньку?!
– Виктор, но ведь вы, кроме себя самого, никого не любите, – произнесла доктор так, словно говорила о погоде.
– А это что – преступление? – ухмыльнулся вечный тинейджер Витя.
– Вам безумно надоело видеть, – сказала Вера, не отвечая, – как умирает ваша мать. Нет, вы не сочувствовали. Вы этого не умеете. Просто это действовало вам на нервы. Ведь так?
– Да. Вы правы. Меня напрягала вся эта больничная атмосфера в доме. Что с того?
– И вы могли сделать своей матери инъекцию морфина, чтобы раз и навсегда прекратить дискомфорт «больничной атмосферы». Неужели вы никогда не думали об этом?
– Что ж, если хотите поиграть в Достоевского, получите чистосердечное признание…
– Витюша!.. – вскрикнула в ужасе бабушка Влада, прижимая ко рту платок.
– Не бойся, ба! Я тогда думал о том, что стоит ей вколоть всего лишь один укол… И в доме наступит долгожданная тишина. Думал, но не делал. Разницу улавливаете?
– У него кишка тонка, – неожиданно подбросил реплику Голембо. – Он человек трепа, а не поступка.
– Вы правы, Вячеслав Демьянович. Он не делал этого. Но суть в следующем: его отцу сказали, что укол сделал именно Виктор. И отец принял вину сына на себя.
– Как?! Кто сказал? Кто Пашеньке мог сказать такое?! – словно очнувшись, кинулась в бой Владилена.
– Об этом позже. – Вера отмахнулась от вопроса.
Старуха, закусив платок, приготовилась ловить каждое слово. Доктор кивнула Джону, тот закрыл жалюзи на окне, выключил свет и включил проектор. Все приглашенные в недоумении завертели головами.
Лученко комментировала кадры на экране:
– На определенном этапе расследования за мной наблюдали люди из Лондонского сыскного агентства, нанятые сэром Джоном. Поэтому у нас есть документальная летопись предпринятых мной шагов по «семейному делу». Тогда господин Старк еще не знал, что я делаю работу, важную и для него тоже. Он предполагал, что эта история может быть опасна для его жены. Но он ошибся. Итак, начнем. Вот я еду в клинику к Евгении Борисовне. Вот я встречаюсь с вами в кафе, Вячеслав Демьянович. Вы посылаете следить за мной свою службу безопасности. Они тоже ездят у нас с Андреем на хвосте. А на этом кадре я захожу в вашу квартиру, господа Бессоновы. Это тот второй круг переговоров, когда для каждого из вас была приготовлена своя провокация. После этого люди Старка стали следить уже не только за мной, но и помогая мне. После нашей встречи Джон убедился, что дело необходимо довести до конца. Вот вы, Виктор, помчались в юридическую консультацию. А вот тетя Ивга мчится на своем «Вольво» в министерство здравоохранения. И сразу после ее визита главврач клиники предлагает мне поехать на два месяца на курсы повышения квалификации врачей, в Санкт-Петербург. Вывод один: каждый из вас повел себя как причастный к преступлению.
– Ничего себе! – первым нарушил наступившую тишину Вик Бессонов. Он хлопнул еще одну порцию виски, крякнул и облизнулся. – Кто же это сделал?
– Алиса, наступает ваша сольная партия. Вспомните, как вы мне рассказывали о четырех случаях, когда мама чудом избежала смерти. Помните?
– Конечно, – кивнула с готовностью Алиса.
– Пожалуйста, напомните своим родственникам о тех давних событиях. Если можно, слово в слово, как вы рассказывали мне. А я пока кофейку попью, передохну.
– Да они все знают об этом.
– И тем не менее.
– Ну, все помнят, как однажды мы с мамой чуть не утонули, катаясь в лодке по озеру. Спас нас дядя Слава.
– Я прекрасно помню тот случай! Потому что тогда Паша устроил мне выволочку: почему это я, видите ли, недоглядела, – досадливо заметила Влада. – Не поехала за город!