Без демократии не получится. Сборник статей, 1988–2009 - Егор Тимурович Гайдар

положение. Суть урока, который полезно извлечь из этого опыта, в том, что на фоне растущих ресурсных доходов принять имперские обязательства легко; а отказаться от них, когда финансовый поток сокращается, трудно. К концу 1640-х годов Испания утратила европейские владения вне Пиренейского полуострова, контроль над Португалией, оказалась на грани потери Каталонии и Арагона. При этом испанская армия, по общему признанию, оставалась сильнейшей в Европе. Ко времени, когда она потерпела первое за десятилетия поражение в крупном сухопутном сражении (1643 год, битва при Рокруа), империя лежала в руинах. Причиной краха стали не военные неудачи, а сокращение потока ресурсных доходов, невозможность отказаться от принятых внешнеполитических обязательств, расстройство финансов, череда государственных банкротств, вынуждающих испанские власти просить о мире страны, которые совсем недавно казались слабыми противниками.

Во время предшествующего периода высоких цен на нефть (1973–1985 годы) СССР ввязался в активные военно-политические операции в Африке, потратил сотни миллиардов долларов на поддержку вассальных режимов, способствовал своей политикой формированию широкой неформальной коалиции, направленной против экспансии советского влияния, включающей не только страны Запада, но и Китай. После начала Афганской войны к этому союзу присоединились ведущие арабские нефтедобывающие страны. Тон диалога Саудовской Аравии с США в том, что касается и безопасности, и действий на рынке нефти, со времени советского вторжения в Афганистан изменился. Падение цен на нефть в середине 1980-х годов было предопределено ситуацией на рынке. Но быстроту и масштабы их снижения трудно понять вне контекста диалога между США и Саудовской Аравией, тон которого определялся опасениями того, что происходящее в Афганистане — первый шаг советских властей, направленный на экспансию влияния на Ближнем Востоке.

В 1985 году советскому руководству и в страшном сне не могло привидеться, что страна через несколько лет будет вынуждена просить о политически мотивированных кредитах, пытаться обменять их на беспрецедентные внешнеполитические уступки. После падения цен в середине 1980-х годов такой обмен стал не просто возможен — по убеждению руководства СССР, он был жизненно необходимым. К началу 1989 года то, что лишь крупные государственные кредиты дадут шанс отстрочить катастрофу, советское руководство осознавало. Шаги, которые М. Горбачев в 1988–1991 годах делает навстречу Западу, если рассматривать их через призму происходившего с валютными резервами, внешним долгом, государственными финансами СССР, предстают не результатом свободного выбора, а следствием глубокого кризиса экономики страны, безуспешно пытающейся адаптироваться к сократившимся нефтяным доходам. На протяжении 1987–2000 годов цены колебались в пределах, близких к средним многолетним (исключение — 1998 год, когда цены упали по отношению к этому уровню примерно вдвое). Экономика постепенно приспосабливается к новым реалиям. Это процесс болезненный, не лучший фон для бряцания шпорами и имперской риторики. На долгие годы они выходят из моды. В начале 2000-х годов цены на нефть начинают повышаться, хотя и остаются на уровне, близком к средним многолетним. Даже это создает благоприятные условия для развития экономики, стабильности финансов и денежной системы. С 2004 года цены на нефть выходят на уровни, лишь немногим более низкие, чем в период максимума конца 1970-х — начала 1980-х годов, расцвета брежневской эпохи.

Нежданный поток доходов кружит голову. Руководству нефтедобывающей страны, столкнувшемуся с периодом высоких цен, легко уверить себя в том, что дела идут в гору потому, что пришли новые люди — энергичные, сильные, не склонные пасовать перед трудностями. Они покажут и соседям, и миру, что политика компромиссов и уступок, характерная для предшествующего периода, — недоразумение, если не предательство. Партнерам по переговорам придется привыкать к жесткому тону диалога. В нашей стране, в которой адаптация к периоду низких нефтяных цен проходила на фоне глубокого экономико-политического кризиса, благоприятная конъюнктура делает поворот во всем, что касается внешнеполитической риторики и практики, почти неизбежным. Однако, принимая решения о выборе внешнеполитического курса страны, важно оценивать связанные с ним риски.

Сила противодействия

Во внешней политике сила действия обычно равна силе противодействия. Имперский тон в разговоре с соседями объективно подталкивает их к формированию коалиций, направленных на сдерживание внешнеполитического влияния страны, руководство которой его себе позволит, поиск тех, кто может поддержать в нарастающем противостоянии. На это глупо обижаться. Так устроен мир.

Подобные союзы инерционны. Преодолеть укоренившееся недоверие непросто. Когда у государства, претендующего на имперский статус, кончаются деньги, оно не может, как мальчик в песочнице, сказать: «Мирись, мирись и больше не дерись». Имперская политика по отношению к соседям задает фон, на котором придется долго строить отношения с ними. То, что с течением времени российское руководство само или под влиянием заданных обстоятельств осозна́ет тупиковость, контрпродуктивность проводимой сегодня по отношению к соседям политики, сразу дело не поправит. Расхлебывать последствия столь приятных сегодня стальных интонаций придется долго.

Неразумно забывать о том, что вся внешнеполитическая активность, тон, которым мы обозначаем свои интересы за рубежом, по-прежнему основаны на ненадежном фундаменте — аномально высоких ценах на нефть, параметре, который ни мы, ни кто бы то ни было в мире прогнозировать не умеет. Да, сегодня способность российской экономики приспособиться к снижению цен на нефть выше, чем у СССР середины 1980-х годов. Экономика рыночная, действуют автоматические механизмы адаптации к новому уровню нефтяных цен, валютные резервы несопоставимо больше, чем тогда. Но переоценивать уровень устойчивости нашей экономики опасно. В случае падения цен, сопоставимого с тем, которое произошло в середине 1980-х годов, отмеченные факторы позволят без серьезного кризиса пройти два-три года. Гарантий, что за это время цены вернутся к аномально высоким уровням 2005–2006 годов, не существует. Советское руководство в середине 1980-х годов полагало, что низкие цены — явление временное, его можно пережить, наращивая заимствования. Теперь мы знаем: ждать пришлось бы семнадцать лет.

Советским руководителям в 1985 году трудно было представить себе, что важнейшей темой в международных переговорах 1990 года станет вопрос о том, какие объемы гуманитарной помощи, обычно направляемой в беднейшие страны мира, западное сообщество будет готово выделить СССР, а предметом оживленной межведомственной переписки в начале 1991 года будет то, как эту помощь распределять, какую долю ее выделить в распоряжение советских Вооруженных сил, чтобы накормить солдат и офицеров.

На чужих ошибках учатся редко. Хотелось бы научиться извлекать уроки хотя бы из собственных. Тем более что для десятков миллионов россиян последствия решений, принятых в период предшествующего максимума нефтяных цен, задали фон, на котором прошли многие годы их жизни.

Егор Гайдар. «Ведомости», 17.05.2006

Цена сталинской индустриализации

Уничтожение семи миллионов крестьян, рабский труд заключенных ГУЛАГа, изъятие ресурсов сельского хозяйства — такова цена сталинской индустриализации. Насколько необходимы были эти жертвы?