Плавни - Борис Крамаренко

— Ординарцем у председателя ревкома Семенного был?

— Точно так, господин полковник, — ответил, смутившись, Тимка.

Лица офицеров сразу омрачились, многие переглянулись. Хорунжий Ярчук перестал улыбаться и уже недоверчиво взглянул на Тимку.

Но Рябоконь, зная, очевидно, причину поступления Тимки в ординарцы, протянул приветливо ему руку и, притянув его к себе, грубовато–ласково обнял. Офицеры заулыбались.

Рябоконь, продолжая обнимать Тимку, повел его через лагерь к своей повозке.

Лагерь — если можно назвать лагерем скопище многих сотен подвод, рогатого скота, лошадей и людей — расположился на Ачуевской косе. Она являлась естественной дамбой через Гривенские плавни, и если б она не упиралась в широкую трясину, то по ней можно было бы пройти до самого берега Черного моря.

Тимка никогда не видел такого огромного количества подвод и теперь с удивлением рассматривал диковинное зрелище. А Рябоконь, достав из повозки вареную курицу и хлеб, положил их перед Тимкой на край повозки.

— Ешь, а потом расскажешь…

Но Тимка, забыв про еду, хоть и голоден был, стал рассказывать Рябоконю про бои за Староминскую, поражение отряда, уход в плавни, свой отъезд и болезнь.

Когда Тимка окончил рассказ, Рябоконь, хмурясь, проговорил:

— По нашим сведениям, отряд полковника Дрофы еще существует. Должно быть, и твой отец с ним. Про штаб же ничего не слышно. Многие думают, что генерал Алгин и Сухенко уехали в Крым. — И с горечью добавил: — Бегут, как крысы с тонущего корабля. Наши генералы, еще когда красный десант Нижестеблиевскую занял, спрашивали, как можно через плавни к морю выбраться. Пароходы их там ждут… Ты вот что, Тимка… Я тут офицерский отряд для Улагая собираю, вроде его конвоя. Я тебя в тот отряд зачислю. Может, проберешься с генералом в Крым…

— А вы?

— Ну, мы тут драться будем.

— Я останусь с вами, — решительно заявил Тимка….Тимка нашел Петра у одной из повозок. Петр уже напоил коней, засыпал им зерна в деревянную кормушку, найденную в повозке, и чистил Котенка большой щеткой. Тут же стояла пара гнедых рослых коней в новой упряжи.

Увидев Тимку, Петр хитро ухмыльнулся и подмигнул ему, показывая на повозку:

— Дивись, Тимка, яка находка. Хозяин сбежал кудысь, а коней с повозкой бросил.

Петр откинул край брезента, прикрывающего повозку, и Тимка увидел пачки английских френчей и галифе.

— И торбу с салом и хлебом нашел. А дивись, яки кони! Вот бы увезти на хутор со всем барахлом вместе!

— Брось, Петр, шутковать.

— Да я всерьез. Я тут плавни, как свой баз, знаю… Темноты б только дождаться.

— Не дури, Петр. Скажи лучше, ты в свой взвод уйдешь?

— Выбили, кажут, дочиста мой взвод, да и сотню вместе с хорунжим. Здесь останусь, повозочным. И ты оставайся.

— Я с Рябоконем. Он обещал в свою охрану зачислить.

— На греца вин тоби нужен?.. Давай сейчас коней зачистим да запрягать будем… Гляди, вон другие уж запрягают.

Тимка оглянулся по сторонам. Лагерь уже пришел в движение. Уже ездили между рядами повозок горластые вахмистры, уже двинулись по Ачуевской косе к морю первые повозки. Уже покатил на английском «Бенце», обгоняя обозы, штаб во главе с Улагаем и Бабиевым, а позади штаба рысил сводный офицерский отряд. За станицей же Петровской еще шли бои. Туда помчался, в окружении офицеров, полковник Рябоконь.

Проезжая мимо Тимки, Рябоконь заметил его и на минуту сдержал коня.

— Впереди переправу гатят. Когда кончат, приедешь скажешь.

Тимка не успел ничего ответить, как Рябоконь уже скрылся в облаке пыли, поднятой копытами коней. Тимка с обидой подумал: «Не взял с собой, а ведь обещал… Ну, ладно, пойду гляну, что там за гать, — и к нему. Не хочу оставаться в обозе».

Петр уже запрягал лошадей. Тимка стал седлать Котенка. Потом, не слушая уговоров Петра, поехал вперед, чтобы скорее выполнить поручение Рябоконя и присоединиться к нему.

Когда Тимка добрался до авангарда, стало уже смеркаться. Впереди казаки под руководством офицеров гатили топь огромными пуками камыша и землей.

«Тут и до утра не загатят», — недовольно подумал Тимка. Он спрыгнул с лошади и, привязав ее к ближайшей повозке, стал помогать рубить камыш.

Несколько в стороне стояла штабная машина и вокруг нее — офицерский конвой. Тимка из–за окруживших машину офицеров не мог разглядеть генерала Ула–гая, подойти же ближе не решился.

Рядом с Тимкой рубил шашкой камыш высокий молодой казак. Видя, что Тимка ловко режет камыш кинжалом, он спросил:

— Видать, господин урядник в плавнях родился?

Ловко у тебя получается.

— Кинжалом легче и скорей, — ответил Тимка. — Что, генерал давно здесь?

— Однорукий тут, а Улагай и Рябоконь уехали.

Тимка вспомнил, что ему по дороге сюда попался отряд конницы. Он пожалел теперь, что не разглядел Улагая, о котором ходили слухи, как о лихом рубаке и боевом генерале. «Может, еще отгонит красных», — подумал с надеждой Тимка и решил — как только будут кончать гать, ехать назад, туда, где не смолкала артиллерийская и пулеметная стрельба.

Но постройка дамбы из камыша и земли шла медленно: трясина непрестанно засасывала уже проложенный путь, и его приходилось гатить вновь. К. ночи примчался офицер и, на ходу спрыгнув со взмыленного коня, бегом направился к автомобилю. «Видно, что–то случилось», — с тревогой подумал Тимка. Вслед за этим он увидел, что все офицеры конвоя бросились помогать казакам рубить камыш и вязать его в пучки.

Гул орудий быстро приближался, и через несколько минут где–то позади, в самом конце обоза, разорвался снаряд. Второй снаряд ударил в обочину косы, недалеко от трясины, а два других, перелетев обоз, упали в топь, подняв высокий столб грязи и воды. Было ясно, что красные прорвали фронт и что их батарея нащупывает обоз.

Возле автомобиля трубач офицерского отряда заиграл сбор. Офицеры стали сбегаться к своим коноводам, а казаки еще яростней принялись рубить камыш.

Что потом произошло, Тимка понял не сразу. Офицеры верхом на конях метались между повозками и, осыпая повозочных площадной руганью, выстраивали обоз в одну линию. Тимка побежал к своему коню. Вскоре примчался, в окружении ординарцев и адъютантов, генерал Улагай, и ругань офицеров стала еще цветистей.

Вот, понукаемые офицерами, тронулись к трясине первые повозки. Лошади, боясь темноты и неустойчивой почвы под ногами, храпели и шли вперед лишь под дождем ударов казачьих плеток.

Головной обоз вступил на дамбу. Вот он подходит уже к ее концу, и первая повозка, запряженная парой рыжих коней, под крик и ругань вступает на трясинную почву. Лошади не в силах тянуть дальше повозку. Они встают на дыбы, рвут постромки и медленно, с жалобным ржанием погружаются в густую грязь.

За первой повозкой следует вторая, потом третья, образуя из коней, повозок и груза чудовищную дамбу. А прожорливая трясина, словно живое существо, с радостным чавканьем заглатывает все новые и новые жертвы. С диким завывающим гулом продолжали рваться снаряды то слева, то справа, обдавая обезумевших людей и лошадей грязью и водой.

Тимка с горящими гневом глазами неотрывно, с ужасом смотрел на гибель обоза, потом резко повернул Котенка и, ударив его плетью, помчался назад.

…Полковник Рябоконь не сразу понял, что говорил ему прерывающимся голосом Тимка. А когда понял, длинно выругал божию матерь, генерала Улагая и еще, к Тимкиному удивлению, помянул очень нелестно англичан. Рябоконю удалось уже заполнить брешь фронта и даже отбросить немного красных назад. Он ждал лишь окончания гати, чтобы после обозов отступить с боем к морю, где, под охраной английских военных кораблей, ожидали их пароходы с баржами для отправки в Крым.

Передав командование одному из своих помощников, Рябоконь сам помчался с полусотней казаков наводить порядок на постройке дамбы. Но Улагай рассудил иначе. Он понимал, что, если весь его отряд перейдет дамбу к морю, красные неминуемо ворвутся туда следом — и тогда не только не увести ему в Крым офицерского полка, но и не уйти самому со своим штабом. Поэтому Улагай решил оставить крепкий заслон между собой и офицерским полком, обозы же потопить в трясине, сделав из них своего рода дамбу.

Когда тысячи повозок были загнаны и потоплены, по ним прошел офицерский полк во главе с Улагаем, после чего офицеры–саперы заложили в дамбу пироксилиновые шашки и взорвали ее, не дав даже перейти остатку обоза.

Брезжил тусклый рассвет. Небо было покрыто дождевыми тучами. Холодный ветер бушевал в зеленых волнах камыша. Впереди расстилалась огромная коричнево–зеленая трясина, а посреди нее виднелся широкий черный след — могила тысяч лошадей и быков.

Тимка отыскал Петра на самом краю косы. Его повозка тоже была потоплена, а сам Петр лежал на животе возле добытого им где–то пулемета и, приподняв голову, всматривался в противоположный берег, где начиналась вновь твердая земля и где в зарослях камыша мелькали офицеры, строящиеся в походную колонну.