Курс — пылающий лес. Партизанскими тропами - П. Курочкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
попро сила зажечь светильничек.
- Тут надо вам срочно прочитать одну бумажку, - прошептала она, - а только Саша пусть
за дверями по стоит и никого пока не впускает.
Несколько озадаченный, я приказал порученцу зажечь огонь и подежурить за дверью.
В комнате замигал настолько слабый желтый огонек, что, когда Саша закрыл за собою
дверь, он чуть не погас. А Соколова сразу же до стала из-за пазухи крохотную лощеную
бумажку и дрожащей рукой подала мне.
- Читайте, товарищ комиссар, и растолкуйте мне, что оно такое.
Я пробежал глазами несколько строчек печатного немецкого шрифта на клочочке бумаги
и, наверное, очень взволнованно спро сил Нюру, где она это взяла, потому что она совсем уж
тихо спро сила в свою очередь:
- А что оно такое?
- Гестаповский пропуск. С этой бумажкой в любом немецком учреждении человека
примут как своего.
- Чи ж то правда! Так кто ж она такая, та красуля?
И, придвинувшись ко мне, Нюра в самое ухо рассказала, откуда у нее эта бумажка.
По сле журавичского боя к нам пришла группа беженцев с про сьбой принять в отряд. Мы
взяли только двоих, как более боеспо собных, а о стальных устроили в селе. Принятые нами
были муж и жена. Оба учителя. Ему было лет тридцать пять. А ей немного меньше. Несмотря
на образованно сть, оба заявили, что готовы исполнять любые поручения. А так как они не
претендовали на то, чтобы находиться вместе, то его мы по слали в хозвзвод, по скольку он
даже стрелять не умел, в чем смущенно сознался сам, а она же стала помогать повару, а когда
надо, то и санитарам. С первого дня эта женщина как-то прильнула к Соколовой, и жили они
вместе. И вот минувшим вечером эта красавица укладывала свою черную ко су и выронила
эту туго скрученную бумажку. Сначала Нюра подумала, что это о статок бигуди, но что-то ее
толкнуло развернуть бумажку, и она это сделала, когда красавица вышла. И вот что оказало сь.
Я ото слал Нюру до сыпать утренний сон, а сам тут, же пошел к Голубовскому. Бывший
начальник минского отделения милиции И. И. Голубовский возглавлял спецчасть отряда.
Суховатый, небольшого ро ста, очень тихий человек, Голубовский все делал не спеша.
Про смотрев бумажонку, он как-то уж очень хладнокровно сказал:
- Грубо они работают. Заткнуть бабе в голову такой документ - это же пойти на явный
провал.
И он рассказал, что от могилевских подпольщиков ему давно известно, что областная
школа фашистских разведчиков подготовила большую группу шпионов-диверсантов и
заслала их в партизанские отряды по всем районам. В некоторых отрядах уже обнаружены и
сигнальщики, и отравители, и диверсанты. И вот оказались они и в нашем отряде.
- Так они, значит, с мужем вдвоем? - спро сил он.
- Никакие они не муж и жена, - махнул тот рукой. - И их не двое, а четверо. Двое у меня
давно на прицеле. Так что теперь всех можно брать.
- Почему мне ни слова об этом не сказали? - спро сил я с обидой.
- И командир не знает. Даже самому себе молчал до поры, - все так же холодно ответил
Голубовский. - Метод, дорогой товарищ комиссар. Не обижайся. Нужно было очень спокойно
следить за каждым шагом этого зверья.
В этот день все четыре шпиона предстали перед партизанским судом. У женщины был
найден яд для горячей пищи. Его было так мало, что помещался он в путницах на платье, но
и этой мало сти было до статочно, чтобы отравить несколько сот людей.
По сле этого случая мы стали строже подходить к проверке тех, кого принимали в отряд.
В группу Голубовского мы добавили еще несколько человек по его выбору. Теперь мы
убедились, что этот отряд является нашим надежным щитом.
* * *
Сани, на которых зимой возили раненого Шумилина, давно заменили пароконной
повозкой, и теперь эта подвода называлась редакцией. В распоряжении Бориса был
радиоприемник "Север-бис". Он принимал сводки Совинформбюро, а потом Хухряков и
Астафьев размножали их, переписывая от руки. Комиссары и политруки зачитывали сводки и
передавали тем, кто шел на задание, для распро странения среди населения.
Зная правду о событиях на фронте, люди лучше отно сились к партизанам.
Однажды в походе ко мне подбежал Хухряков и с таинственным видом пригласил в
"редакцию". Я улыбнулся, вспомнив, что у нас подразумевается под редакцией, и веселым
тоном спро сил адрес редакции и на каком этаже она помещается.
Хухряков принял шутку и, не задумываясь, ответил:
- Адрес нашей редакции: тыл врага, а этаж, пожалуй, второй. Сейчас вы увидите, что
сделано, и скажете сами, что мы поднялись этажом выше!
Я давно чувствовал, что редакционная тройка что-то затевает. Но молчал. И сейчас