Темные замыслы - Филип Фармер

— Через два года после вашей смерти он написал вам блестящий панегирик, — сказала Джил, — предисловие к «Путешествию на Луну».

— Надеюсь, он не сделал из меня святого, — воскликнул Сирано.

— Нет, он создал прекрасный образ, благородный, но не благостный. Правда, другие писатели… впрочем, у вас было множество врагов.

— Которые все сделали, чтобы очернить мое имя и репутацию, когда я был мертв и не мог защитить себя? Вот свиньи, воронье!

— Мне не вспомнить их имена, — сказала Джил, — да и какое сейчас это имеет значение? Только литературоведы знают, как звали ваших злопыхателей, а большинству людей вы известны лишь как романтический, остроумный и трогательный герой пьесы Ростана. Долгое время ваши творения — «Путешествие на Луну» и «Путешествие к Солнцу» — считали плодом безумца, их подвергали жесточайшей цензуре. Церковные власти резали ваши тексты, выбрасывая огромные куски и доводя содержание до полнейшей бессмыслицы. Но со временем книги возрождались, и я уже смогла прочесть их полностью в английском переводе.

— Счастлив это слышать. Мне довелось узнать от Клеменса и других, что я вознесен на литературный Олимп и стал там если не Зевсом, то Ганимедом… — он нахмурился. — Но меня чрезвычайно больно задела ваша ядовитая насмешка над моими суевериями, мадам. Да, я верил, что убивающая луна поглощает костный мозг животных. Вы утверждаете, что это явный вздор. Хорошо, я согласен… Но это же мелкое безобидное заблуждение! Кому оно повредило? А вот настоящее суеверие — это уже серьезно. Оно нанесло огромный ущерб многим миллионам человеческих существ. В мире царила тупая варварская вера в колдовство, в способность человека заклинаниями изгнать бесов или, наоборот, призывать силы ада. Я написал письмо, осуждавшее порочное невежество. Мне было ясно, что все эти абсурдные приговоры, жестокие пытки и казни, на которые обрекали безумных или невинных людей в борьбе с Дьяволом и во имя Бога, сами несли в себе дьявольское начало. Правда, при моей жизни это письмо «Против колдунов» не было напечатано — за него меня могли бы отправить на костер. Но оно ходило по рукам в списках… Вот вам доказательство, что я не таков, каким вы меня представляете!

— Да, я знаю, — Джил понурила голову, — и уже извинилась перед вами. Могу это сделать еще раз.

— О, нет! Вполне достаточно, — он усмехнулся и, потирая кончик длинного носа, добавил: — Конечно, вы, люди двадцатого века, можете считать меня невеждой. Однако в нашей компании был кое-кто… человек весьма древних времен, который знал побольше ваших ученых. Вы слышали про Одиссея из Итаки?

Одиссей! Конечно, Джил не раз рассказывали о нем. Он внезапно появился во время сражения объединенных войск Клеменса и короля Джона с флотом фон Радовитца, предводителя германцев, пытавшегося захватить главное сокровище Пароландо — железный метеорит. Одиссей на самом деле оказался легендарным стрелком: он поразил из лука фон Радовитца, перебил его помощников и обеспечил победу. После таких подвигов ни у кого не оставалось сомнений в подлинности имени, которое назвал этот коренастый, плотный человек — редкий случай в долине Реки, заполненной десятками Наполеонов, Юлиев Цезарей и Александров Македонских. Да, странник был Одиссеем из гомеровского эпоса, вождем Итаки и одним из предводителей ахейцев, разрушивших древнюю Трою. Правда, он утверждал, что Илион, столица Приама, располагался совсем не там, где считали археологи нового времени, а значительно южнее.

Он исчез так же таинственно и внезапно, как появился. Клеменс полагал, что грека убили по приказу короля Джона, и долго пытался обнаружить его следы. После того, как «Марк Твен» отправился в свой нескончаемый путь, поиски продолжил Файбрас — но так же безрезультатно. Правда, одному из его разведчиков, Джиму Сорли, удалось выяснить, что король Джон не связан с исчезновением Одиссея. Это было все.

Джил весьма занимали причины, по которым Одиссей вступил в бой на стороне Клеменса. Зачем чужаку ввязываться в военные распри в Пароландо? Какую выгоду он преследовал, что надеялся получить от победителей? Она не раз мучила вопросами Файбраса, но он не знал ничего. Только Сэм Клеменс мог бы дать объяснения, однако он никогда не распространялся об этом предмете.

— Возможно, у Одиссея были те же причины, что у нас с Бержераком, — заметил как-то Файбрас. — А мы хотим добраться до северного полюса.

«Странно, — размышляла Джил, — почему до конца строительства второго судна никто не подумал о дирижабле? Ведь на нем до северных широт можно добраться за несколько дней, а странствие по Реке требует десятилетий».

— Одна из житейских загадок, — усмехнулся Файбрас, когда она спросила его об этом. — Как всегда, человечество не видит дальше своего носа. Нужно, чтобы со стороны ему поднесли зеркало.

Это зеркало поднес человек по имени Август фон Парсефаль, майор немецкой армии и конструктор дирижаблей. В период между 1906 и 1914 годами Англия и Германия строили дирижабли только по его проектам.

Он появился в Пароландо перед отплытием «Марка Твена» и искренне изумился, что никому не пришла в голову мысль о воздушном корабле, который обеспечивал наибольшую скорость передвижения. Файбрас обругал себя за недомыслие и поспешил изложить эту идею Клеменсу. К своему удивлению, он узнал, что Сэм давно размышляет о постройке дирижабля. Впрочем, разве не Клеменс написал роман «Том Сойер за границей»? Тот самый, в котором Том, Джим и Гекльберри совершили путешествие от Миссури до Сахары на воздушном шаре?

Пораженный Файбрас поинтересовался, почему Сэм ни разу не упомянул о подобном проекте.

— Да потому, что я предчувствовал появление какого-нибудь восторженного болвана, который предложит забросить все работы на судне, а материалы и специалистов передать на строительство дирижабля. Нет уж, дудки! Ковчег — прежде всего, сказал Ной жене, когда она вместо работы пустилась в пляс под ливнем всемирного потопа. Так вот, друг мой, Народ и Парламент постановляют: никаких дирижаблей! Это дьявольская, опасная машина. Я не смогу там даже выкурить сигару! Ну, посудите сами, почему я должен из-за этого чудовища отказывать себе в невинном развлечении? Ради чего тогда жить?

Когда у Сэма кончился запас острот, он привел другие, уже серьезные доводы. Но Файбрас чувствовал, что он не коснулся главной причины. Клеменса интересовала не столько Башня, сколько само путешествие. Построить огромное судно, стать его капитаном и плыть на нем по Реке миллионы миль и десятки лет, восхищая и изумляя миллиарды людей… Именно это было его мечтой!

Однако он имел еще одну цель — мщение. Он лелеял мысль о том, что взыщет долг с короля Джона, расплатится с ним за потерю первого судна — «Ненаемного», своей первой любви. Догнать, захватить и сокрушить — вот возмездие, которое он мечтал обрушить на обидчика.