Сказания и повести о Куликовской битве - Дмитрий Лихачев

Затем тот же Олег, князь рязанский, отправил посла к великому князю Ягайлу Ольгердовичу Литовскому* с такими словами: «Радостную весть сообщаю тебе, великий князь Ягайло Литовский! Знаю, что ты давно задумал изгнать московского князя Дмитрия и завладеть Москвой. Пришло теперь наше время: ведь великий царь Мамай идет на него с огромным войском. Присоединимся же к нему. Я уже послал к нему своего посла с великими почестями и многими дарами. Еще и ты тоже пошли своего посла с честью и дарами да напиши ему грамоту, как ты и сам знаешь лучше меня».

Обрадовался Ягайло, услышав это, похвалил и поблагодарил своего друга Олега, князя рязанского, и послал своего посла к царю Мамаю с великими дарами и прошением и челобитьем, написав так: «Восточному вольному великому царю Мамаю. Князь Ягайло Литовский, при-сяжник по твоей милости, челом тебе бьет и обращается с мольбой. Я узнал, о господин, что хочешь ты устрашить свой улус,* своего служебника московского князя Дмитрия. Поэтому прошу тебя, царь: ведь я знаю, что великие обиды приносит князь Дмитрий Московский твоему улуснику Олегу, князю рязанскому, да и мне он вреда много причиняет. Оттого мы оба просим тебя, всесветлый вольный царь, чтобы ты научил его не творить таких неправых дел, чтобы, царь, ты сам потрудился прийти сюда и, придя, увидел наше смирение, а его гордыню. Тогда ты поймешь наше смирение против грубости московского князя Дмитрия».

Про себя же Олег Рязанский и Ягайло Литовский дума ли так: «Когда князь Дмитрий услышит о царе и о нашей ему присяге, он сбежит из Москвы в отдаленные места: или в Великий Новгород, или на Двину, а мы займем престолы в Москве и во Владимире. А когда придет царь, мы встретим его богатыми дарами и упросим возвратиться к себе. Мы же по царскому повелению разделим Московское княжение пополам — часть к Вильне,* часть к Рязани,* а царь даст нам ярлыки* и нашим потомкам после нас».

Так задумали они в безумии своем и не вспомнили сказанного: «Если сделаешь зло ближнему своему, то же получишь и сам». И еще говорится: «Не сотвори соседу своему зла и не копай ему яму, чтобы и тебя бог не вверг в худшее».*

Пришли послы от Олега, князя рязанского, и от Ягайла, князя литовского, к царю Мамаю с дарами и грамотами. Царь Мамай принял дары благосклонно, выслушал грамоты, послов отпустил с почетом и так ответил Ягайлу, князю литовскому, и Олегу, князю рязанскому: «Раз вы хотите моего улуса — Русской земли, я жалую вас этим, моих присяжников и улусников. Однако держите присягу свою не лживо и встречайте меня со своими войсками, где успеете, чтобы почтить мое величие. Ведь мне ваша помощь не нужна. Если бы я захотел, я бы мог своей силой захватить древний Иерусалим, как Навуходоносор, царь вавилонский, или Антиох, царь антиохийский,* или Тит, царь римский. Но лишь ради вашей обиды воздаю вам честь моим величеством: пожалев вас, моих улусников, избавлю от насилия и обид, утолю вашу скорбь, если не лживы присяга ваша ко мне и пособничество. Тогда от одного только величия имени моего устрашится мой улусник, московский князь Дмитрий, и убежит в дальние и непроходимые места. Пусть прославятся в тех странах ваши, моих улусников, имена, а честь, достойная моего имени, умножится. Пусть трепет перед моим величием устрашает и держит в покорности мои улусы и не позволяет никого обидеть без моей царской воли. Но не пристало мне, великому царю, самому завоевывать и побеждать. Не достойно меня, моего царского величества, владыки таких несчетных сил, крепких и удалых богатырей, чтобы победить того, кто служит мне как улусник и кому хватает лишь страха передо мной. Подобает мне победить равного себе, какого-нибудь великого и сильного и славного царя, как царь Александр Македонский победил Дария, царя персидского, и Пора, царя индийского,* такая победа достойна моего царского имени и прославит мое величие по всем землям. Так и скажите своим князьям, моим улуснпкам и верным присяжникам».

Вернулись послы и передали все это от Мамая. Они же, безумцы, обрадовались этому пустому, суетному обещанию Мамая, не зная, что бог дает власть тому, кому захочет. Не вспомнили сказанного господом: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душу свою опустошит, то есть погубит».* Ибо и эта жизнь преходяща, и царство переходит из рода в род и от народа к народу, а человек, сделавший зло, мучается вечно, не имея помощи от приобретения всего мира. Они же, ища земного и тленного, как скот, обманулись по безумию своему.

В то время к великому князю Дмитрию Ивановичу в Москву пришла весть, что князь Волжской Орды Мамай больше уже не прозывается князь, а великий и сильный царь, и что он с огромным войском кочует на Воронеже и хочет на него идти войной. Узнав об этом, князь великий Дмитрий Иванович весьма опечалился и исполнился скорби, и пошел в соборную церковь, и припал со слезами к образу пречистой богородицы письма евангелиста Луки и к гробнице великого чудотворца Петра, митрополита всея Руси, и, получив благословение у своего отца Киприана,* митрополита всея Руси, рассказал ему о Мамаевом нашествии.

Тогда, в тот год, митрополит Киприан только что прибыл из Киева в Москву, а до этого он пребывал в Киеве, будучи поставлен за много лет до этого в Царьграде митрополитом на Русь, еще при жизни митрополита Алексия.* В то время еще он написал великому князю Дмитрию Ивановичу в Москву, сообщая: «Патриарх меня поставил митрополитом на Русь». Но великий князь ответил ему так: «У нас есть митрополит Алексий и другого, кроме него, мы не принимаем». Киприан написал также в Новгород и во Псков, и оттуда ему так же ответили. И он жил в Киеве до самой смерти блаженного митрополита Алексия. После смерти митрополита Алексия великий князь Дмитрий хотел Митяя,* архимандрита Спасского монастыря, видеть на митрополичьем столе в Москве, и был Митяй введен на митрополичий двор. Затем он отправился из Москвы в Царьград к патриарху для поставления в митрополиты, и сам великий князь и все его бояре с почестями проводили его. Но Митяй умер, немного не доехав до Царьграда. Пимен,* архимандрит переславский, из Гориц, был послан с Митяем в сопровождающих его и, видя, что Митяй умер, задумал сам попасть на русскую митрополию, ведь все для этого было приготовлено и послано с Митяем. Его и поставил патриарх в Царьграде в митрополиты на Русь. И скоро весть об этом достигла великого князя в Москве, и не захотел принять его великий князь. «Я послал Пимена в сопровождающих Митяя, а не для доставления в митрополиты», — сказал он. И тогда в марте месяце он послал в Киев своего духовника Феодора, игумена симоновского,* за митрополитом Киприаном, зовя его с великими почестями в Москву. Киприан прибыл в Москву в четверг шестой недели после Пасхи, в праздник Вознесения Христова, и великий князь торжественно встретил его со своими детьми, боярами и со всем народом. А вскоре пришла весть о нашествии окаянного Мамая.*

И сказал митрополит своему сыну: «Разузнай точно, так ли это, и собирай войска, чтобы не застали тебя врасплох». Тот начал собирать многочисленное и великое войско, объединяясь с великой любовью и со смирением с русскими князьями и с местными удельными, подчиненными ему. Послал он и к своему брату, великому князю Михаилу Александровичу Тверскому,* прося помощи. Тот вскоре послал войско и направил на помощь к нему племянника своего, князя Ивана Всеволодича Холм-ского,* внука Александрова, правнука Михайлова, праправнука Ярослава Ярославича. Великий князь послал также за своим двоюродным братом князем Владимиром Андреевичем; тот был тогда в своей вотчине, в Боровске,* и вскоре прибыл в Москву к великому князю.

И опять поступили новые известия, что Мамай действительно наступает в великой ярости с огромным войском. Великий князь очень стал скорбеть и печалиться. В своей опочивальне он встал перед образом Спасителя, который был у него в изголовье, и так молился: «Владыко господи Иисусе Христе, милостивый и человеколюбивый! Смею ли я, многогрешный раб твой, молиться тебе в печали моей! На тебя возложил я печаль мою, владыко милостивый господи! Не сотвори с нами того, что было с нашими прадедами, когда навел ты на них злого Батыя. Еще велик в нас тот страх и трепет. А ныне, господи, не до конца прогневайся на нас! Я знаю, господи, что из-за меня хочешь погубить всю землю — согрешил я пред тобою больше всех людей. Окажи мне милость, господи, ради моих слез!». После молитвы он вышел из опочивальни и, взяв с собою своего брата князя Владимира Андреевича, отправился к отцу своему Киприану, митрополиту всея Руси, и сказал ему: «Достоверно, отче, идет на нас нечестивый Мамай в ярости и с огромным войском». Митрополит стал утешать его и укреплять, говоря так: «Не смущайся этим, господин и сын мой возлюбленный! Ведь сказано: „Многие скорби праведным и от всех их избавит господь", и еще: „Господь наказал меня сурово, но смерти не предал меня", и еще к тому же: „Бог нам прибежище и сила, помощник в скорбях, постигших нас так сурово".* Скажи мне, сын мой, правду — в чем ты перед ним виноват?». Великий князь сказал: «Я себя проверил во всем, отец мой. Я ни в чем перед ним не виновен. Как есть у меня с ним договор, так по этой договоренности я и плачу ему дань, не повинен я перед ним ни в чем».