Научное наследие Женевской лингвистической школы - Валерий Кузнецов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аффективное выступает у Балли как фактор двоякого порядка: и социального, и индивидуального: «...речь постоянно колеблется между двумя крайними точками, которые представляют собой: а) индивидуальные чувства, чисто эмоциональные побуждения и б) социальные чувства, порожденные соображениями, истоки которых находятся вне личности говорящего» [Балли 1961: 26].
Представляет интерес рассмотрение интеллектуального и аффективного в понимании Балли в рамках разграничения языка и речи Соссюром. Балли казалось, что Соссюр был слишком последовательным «интеллектуалистом» – выделенный им «язык» соответствует интеллектуальной стороне нашего мышления. Во вступительной лекции, прочитанной в 1913 г. по случаю вступления на пост заведующего кафедрой, унаследованной от своего учителя, Балли подчеркнул, что он остается в принципе верен соссюровскому разграничению языка и речи, но выделяет в «языке» периферийную область, соответствующую аффективному языку, служащему для выражения чувств, эмоций, эстетической оценки; последний как бы обволакивает «нормальный» язык и также характеризуется социальностью. Если бы аффективные элементы, которыми пронизана разговорная речь, – говорил Балли, – носили индивидуальный характер, то говорящий постоянно был бы вынужден импровизировать с целью выражения своих субъективных переживаний. Но этого не происходит, так как говорящий субъект находит нужные средства готовыми в языке. Выделяемый Балли аффективный язык служит, по его мнению, как бы связывающим звеном между языком и речью в соссюровском смысле [Bally 1913].
В опубликованной через год статье «Фигуры мысли и лингвистические формы» Балли проводил параллель между «языком» и «речью» и «интеллектуальным» и «аффективным». «Язык, – писал он, – это чисто интеллектуальная речь, к которой не примешивается аффективный элемент нашей души, иными словами, это логический, безличный, имеющий силу для всех, организованный и нормативный язык, а “речь” – это язык фантазии, чувства и воли, язык, пропитанный субъективностью и несущий отпечаток личности говорящего» [Bally 1914: 459 и сл.].
Наконец, в статье «Механизм языковой экспрессивности» (1927) Балли определяет аффективный язык как «набор средств, с помощью которых говорящие могут за пределами общего языка выражать субъективные мысли, чувства, желания, волеизъявления» [Bally 1935]. Разница между двумя «языками» – в степени абстрактности и социализации. Общему языку Балли приписывает коммуникативную функцию, а аффективному языку – экспрессивную.
Интеллектуальное и аффективное в концепции Балли находятся между собой не в отношении взаимодополнительности, а в отношении противопоставления. Еще в «Кратком очерке стилистики» Балли настаивал, что параллельно «дискурсивному», «предметно-логическому» языку существует «чувственный язык... который, вероятно, предшествовал первому... он располагает собственными средствами выражения; его словарь и синтаксис отличны от словаря и синтаксиса объективного (логического) языка». В этой работе Балли даже утверждал, что мы «говорим одновременно на двух языках» [Bally 1905: 131, 130].
Хотя Балли и писал позднее о взаимосвязи интеллектуального и аффективного [81] , главенствующее место он отводил аффективному фактору. Это привело к чрезмерному расширению сферы эмоционально-аффективного в языке. «Никогда логические формы в языке не выступают на первый план, аффективность и экспрессивность – вот что доминирует», – настаивал Ш. Балли [Bally 1935: 29].
Вывод Балли, что в языке «тенденции к коммуникации» и «тенденции к экспрессивности» выступают как непримиримые [Ibid. : 173], следует признать неправомерным. Р. А. Будагов справедливо критикует Балли: «В действительности богатое мышление человека требует для своего выражения не менее сложного и разнообразного языка, чем наши чувства; поэтому намерение Балли связать выразительные возможности речи только “с нашими чувствами” никак не может быть признано удачным» [Будагов 1961: 18 – 19].
В высказываниях Балли о роли экспрессивно-эмоциональных факторов в развитии языка можно обнаружить рациональное зерно при условии, если интеллектуально-логическое и эмоционально-аффективное не противопоставлять друг другу, а рассматривать в их диалектическом взаимодействии.
Верно подметив наличие в языке факторов интеллектуально-логического и эмоционально-аффективного порядка, Балли чрезмерно расширил сферу действия аффективного, не учитывая, что оно находится в зависимости от предметно-логического как в языке, так и в мышлении. Преувеличение роли аффективного в языке, свойственное Балли, было подмечено уже его современниками и во многом единомышленниками А. Мейе [82] и А. Сеше [83] . В статье «Два типа фразы» Сеше отметил, что как бы ни были многочисленны связи языка с жизнью, язык прежде всего инструмент взаимопонимания: коммуникативное начало должно прежде всего предшествовать экспрессивному началу [Sechehaye 1920].
Преувеличение роли аффективного, экспрессивного начала в языке привело к тому, что учение Ш. Балли о роли аффективного фактора в языке страдает односторонностью. «Слишком расширяя сферу эмоционально-аффективного в языке и слове, Балли не учитывал, – пишет Р. А. Будагов, – что слова прежде всего имеют предметно-логическое значение» [Будагов 1955: 9].
Критиком понимания Балли соотношения в языке интеллектуального и аффективного выступил Э. Косериу, который, говоря о том, что различие между «аффективными» и «логическими» формами в языке недопустимо, как недопустимо любое противопоставление «интеллектуального» и «аффективного» (или, еще хуже, «экспрессивного»), которое пытаются установить в плане «языка» или языковых элементов как таковых, справедливо подчеркивал: «Попытка установить указанное противопоставление является основным недостатком лингвистической концепции Балли: выразительность (экспрессивность) форм измеряется в соответствии с конкретной целью выражения, и нет основания утверждать, что языковой элемент, выражающий адекватным образом безразличие или уверенность, “менее выразителен”, чем другой, выражающий – также адекватным образом – желание, страх, неуверенность и т. д.». «В языке “аффективное” и так называемое “логическое” могут изучаться отдельно, ибо они являются независимыми переменными, но они не существуют отдельно» [Косериу 1963: 259].
В своем учении о соотношении интеллектуального и аффективного факторов в языке Балли исходил из неправомерного, восходящего к классическому психологическому направлению, положения о наличии нескольких сфер сознания и возможности их раздельного выражения в языке. Не случайно раздвоение мышления на интеллектуальное и аффективное привело Балли к прямолинейному перенесению этого деления на отнологические свойства самого объекта – выделению «интеллектуального» и «аффективного» языка [84] . Это привело и к противопоставлению интеллектуального и аффективного фактора, а также непомерному расширению сферы эмоционального фактора, а также непомерному расширению сферы эмоционально-аффективного в языке.
При рассмотрении соотношения интеллектуального и аффективного в языке следует основываться на положении философской и психологической науки о сложном единстве предметно-логического и эмоционально-чувственного моментов в процессе отражения сознанием человека окружающего мира. Известный отечественный психолог Л. С. Выготский определял эмоции как осознанно переживаемые и имеющие установку на смысл, непосредственно связанные с мыслительной деятельностью человека [Выготский 1956].
Противопоставление двух факторов в языке – интеллектуального и аффективного есть прямолинейное перенесение на язык противопоставления субъекта и объекта в познании. Субъект и объект – два полярных полюса любого познавательного акта. В самом общем своем значении эти понятия предполагают того, кто познает, и то, что познается. Само мышление есть объективное явление, субъективность которого определяется лишь отношением его к человеку, который в свою очередь также является объектом действительности.
Психологическая сторона деятельности субъекта – эмоции, воля, входит в содержание субъективного свойственного человеку, носителю сознания. Психологические явления являются отражением реальной действительности [85] . «Чувства, эмоциональная жизнь есть своеобразная форма отражения действительности, в которой выражаются субъективные отношения человека к миру», – писал отечественный психолог П. М. Якобсон [Якобсон 1958: 24]. Гносеологическая особенность чувств и эмоций в том, что в них содержание отражения, воздействие внешних предметов и внутренней среды организма переживаются как нечто принадлежащее субъекту. Объяснение этому, – пишет Г. Х. Шингаров, – «надо искать в самой сущности организма как особого вида системы, включая сюда те сложные психические структуры, которые характеризуют человека как индивид, личность» [Шингаров 1971: 79].