Сокровища Валькирии. Правда и вымысел - Сергей Алексеев

И место для беседы определил он – на своей даче, так сказать, в своих стенах…

Калитку не запер, ждал, и полное ощущение, был здесь один – высокий, плотный, сильный, мохнатые брови вразлет, разрез глаз типичный мордовский, нос длинный, губы тонкие – жесткий человек, в каких-то ситуациях безжалостный, а возрастом постарше моего отца будет. Ходил в спортивном костюме с лейкой, поливал взбороненную грядку у дома, что-то посеял. Меня почти не разглядывал, но все сразу увидел и, кажется, его смутила молодость, видно, ожидал писателя зрелого, а тут…

– Вы Алексеев? – спросил он безразлично.

Я поздоровался и протянул ему новенький билет члена Союза.

Редаков лишь скосил на документ глаза, в руки не взял.

– Любопытно, – он задумался на секунду без всякого любопытства. – Я знаю писателя Алексеева. «Хлеб – имя существительное», «Ивушка неплакучая»…

Вот почему он согласился встретиться сразу, принял меня за Михаила Николаевича Алексеева! По этой же причине охрану не выставил и еще все к чаю приготовил в беседке. Вероятно, ему льстило поговорить с маститым писателем…

Но отступать Редаков не умел и не мог, поэтому сказал чуть брезгливо:

– Ну, садись, поговорим.

Вдруг я понял, что принесенную тоненькую книжку прозы да с разукрашенной собаками обложкой дарить нельзя, тут бы подошел увесистый, убедительный том в тяжелом, черном переплете с одной лишь фамилией на корке. Ну или увесистый черный кольт. Он сразу поймет легковесность предстоящего разговора и станет отвечать так же брезгливо и ничего не скажет.

Потому бить его надо было сразу и наповал, а потом спрашивать, наступив на горло.

Я сел, поставив гремящий пластмассовый кейс у правой ноги – пусть думает, что хочет.

– Николай Петрович, разговор будет не долгим, но серьезным, – предупредил, чтоб мобилизоваться самому. – Так что времени много не займу. Скажу сразу, речь пойдет о твоем отце, Петре Николаевиче.

Еще на Таймыре я услышал, как Толя Стрельников разговаривал с начальством: если ему говорили «ты», он дерзко отвечал тем же. Мне это понравилось, с тех пор делал так же, исключая разве что женщин. Сейчас Редаков пропустил это, ибо внутренне насторожился. Чуть раскосые, глубоко посаженные и сближенные глаза его замерли. Ждал конца паузы, стараясь сохранить прежнее высокомерное спокойствие.

С человеком, у которого рыльце в пушку, но сильная воля, можно было разговаривать лишь на языке лаконичных фактов, без всяких прелюдий и отступлений.

– Мне известно, полковник Редаков служил начальником контрразведки сначала на юге у Деникина, потом оказался на Южном Урале в той же должности. Участвовал в казнях красноармейцев, коммунистов и комиссаров, лично вешал и расстреливал. После разгрома белых армий и интервенции, бежал в Мордовию, поселился в городе Ковылкино, где ты и родился.

Он молчал и уже ненавидел меня. Вероятно, он жил под спудом мысли, что в течение жизни кто-нибудь обязательно придет и вот так станет говорить, а вернее, тыкать носом в кровавое прошлое его отца.

Он даже готовился к этому, и все равно оказался не готов, однако сориентировался быстро, приняв меня за шантажиста.

– Вам что нужно, молодой человек? Деньги?

Николай Петрович мыслил, как настоящий финансист.

– Нет, мне не нужны деньги, – словами Олешки сказал я. – Единственное, что хочу, это справедливости. Моего деда расстреляли в тридцать третьем только за то, что он скрыл свое происхождение.

– Вы что же, – вроде бы даже ухмыльнулся, – хотите, чтоб и меня расстреляли?

– Да кто же вас теперь расстреляет? – спросил таким же тоном. – Хотя недавно министра рыбной промышленности поставили к стенке… Но не об этом речь, Николай Петрович. Я все-таки хочу рассказать о вашем отце.

– Хватит, уже все сказали! – он встал, и я понял, Олешка прав: этот запросто вышибет табуретку из-под ног. Живой полковник Редаков стоял передо мной.

– А вы садитесь, Николай Петрович! – я тоже вскочил, зажимая себя, чтоб не посыпался ментовский жаргон. – В ногах правды нет.

– Мне нужно позвонить!

Чуть торопливо я поднял кейс и поставил рядом с собой на лавочку.

– Поговорим, тогда и позвоните.

Не сразу, но Редаков все-таки сел, фигура его заметно погрузнела.

– Я не все сказал! – продолжил я, его надо было валить. – В начале лета девятнадцатого полковник Редаков с командой ушел за Урал, к Колчаку. Там принял обоз с драгоценностями. Колчак уже не доверял своему окружению. Но знал, кому поручить финансовую операцию – вашему отцу. Груз предназначался английским интервентам в Архангельске. В качестве оплаты за поставки вооружения и боеприпасов. Местом встречи сторон и передачи золота определили район горы Манараги. Ждали там до зимы, но англичане не пришли. Полковник Редаков отослал команду в Архангельск. Сам же со штабс-капитаном Стефановичем и пятерыми караульными остался с обозом. Караульных он потом застрелил…

– Можно не продолжать. – Николай Петрович постучал ложечкой по пустой чашке, будто оратора на собрании останавливал. – Я все понял.

Да-да, я уже встречал таких людей, приходили к отцу… Вы искатель сокровищ! Вы же ищите золото Колчака? – он засмеялся и неожиданно подобрел, переломив свой испуг, словно спичку в пальцах. – Понимаю, молодость, дерзкий дух, жажда открытий, потребность чего-нибудь нового экзотического. Успокойтесь, молодой человек. Мне хорошо известно, чей я сын. А также известно, что золото исчезло, видимо, растворилось в воде. Наверное, и такое бывает. Мой совет: оставьте эту затею.

Займитесь чем-нибудь полезным. Ну, если у вас такая игра – нырять в озеро и ползать по дну, пожалуйста, играйте, тут я не советчик.

Ступайте.

Он выскальзывал, он не боялся прошлого Редакова-отца, хотя был момент – трухнул, когда сказал о деньгах. Я сам выпустил его, сделал какую-то ошибку, а он сразу засек ее, воспрял духом и успокоился.

Пожалуй, Олешка был прав, когда говорил, что с такими людьми можно разговаривать, лишь когда у него носовертка на шее или ствол у затылка. И мне действительно ничего не оставалось, как уйти отсюда, но хотя бы достойно. На этот случай легенда была. Не сказать, что убойная, но не должна была оставить его в прежнем спокойствии.

– Николай Петрович, а как у вас со сном? – по-житейски спросил. – Спите хорошо по ночам? Ничто вас не тревожит?

– Спасибо, не жалуюсь! – Он становился циничным и ледяным, готовым если не табуретку из под ног, то висок выбить.

– У вас крепкие нервы, хорошая наследственность… А я часто просыпаюсь с мыслью о мести. Согласитесь, это же нормальное человеческое чувство – месть за свою семью, за родных людей. И ничего в нем дикого, кровожадного. Месть – это защита чести, если хотите.